Мечты обновленцев сбываются: в Москве стали строить храмы с низкими иконостасами

В последнее время модернизм стал проникать не только в сферу богословия и литургики, но и в область церковной архитектуры и внутрихрамового убранства. В стольном граде России стали возводить храмы в византийском стиле, чуждые московской архитектурной традиции, с низкими, а нередко и просто отсутствующими иконостасами.

Так, например, 21 января 2018 года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил чин великого освящения храма иконы Божией Матери «Воспитание» в Некрасовке г. Москвы (Влахернское благочиние Юго-Восточного викариатства) и возглавил Божественную литургию в новоосвященном храме.

Как видим, это вообще храм без иконостаса. Согласно традиции справа от Царских врат полагается размещать икону Господа нашего Иисуса Христа (или Святой Троицы, если храм посвящен Ей). Вместо этого мы видим справа и слева от «царских врат» иконы Благовещения (Богородицы и архангела Гавриила), которые по канонам полагается размещать на царских вратах. А вместо таковых в этом новосооруженном храме – черная металлическая решетка, которую трудно назвать «царскими вратами».

А 6 марта 2015 года патриарх Московский и всея Руси Кирилл освятил храм Александра Невского при МГИМО (настоятель – прот. Игорь Фомин). Внутреннее убранство храма выглядит нетрадиционно: очень низкий иконостас, высотой менее 1 м. Да само слово «иконостас» к этой перегородке неприменимо: на ней нет икон! Как говорят сами неообновленцы, все это делается в миссионерских и учебно-просветительских целях.

Не понятно правда, а что это даст для цели миссионерства? То, что люди смогут подсматривать, что делается в алтаре? Не вытворяют ли там священнослужители чего-то неподобающего во время совершения литургии?

Очевидно, что служение с открытым алтарем не даст никакого миссионерского эффекта. Большинство мирян и так уверены, что священник чем-то занят у Престола. Неужели для того, чтобы узнать, чем именно священник там занят, надо просто упразднить иконостас, как это практиковали обновленцы в 1920-х гг., и как, по-видимому, пытается возродить практику обновленцев нынешнее церковное священноначалие?

С точки зрения обновленцев, в том числе и современных, традиционный высокий иконостас не нужен, ибо он недемократично отделяет одно священство, которое у престола в алтаре, от другого «священства», которое не у престола. Везде должно сохраняться равноправие, с которым наличие в Церкви иерархии, иконостаса, «секретных» молитв и прочего – несовместимо и недопустимо, ибо недемократично!

Помимо канонических соображений, в этом характерном для многих обновленцев стремлении служить с низким иконостасом или же с открытыми царскими вратами содержится духовная болезнь. Они явно не понимают значение иконостаса, и потому искажают в своей литургической практике его значение как духовно-материальной границы между пространством алтаря (местом особого Божественного присутствия) и храма (местом собрания народа Божьего). Фактически обновленцы (как старые, так и современные), упраздняя иконостас и царские врата, оказываются, в известном смысле, практикующими иконоборцами.

Если же ради туманных «миссионерских целей» изменять всё, для того чтобы всё было видно и понятно, то нужно служить, как католики мессу – без иконостаса и лицом к народу (так, кстати, в 20-х гг. ХХ века служил обновленческий епископ Антонин Грановский в Заиконоспасском монастыре). Но тогда мы лишимся того великого богословского и символического смысла всех литургических действий, который вложен в наше богослужение.

Если религиозное сознание православных верующих привыкло окружать особым благоговением то место, где совершается величайшее из таинств – святая Евхаристия, то реформаторы-обновленцы 1920-х гг. требовали открыть алтарь и даже перенести престол из алтаря на середину храма, чтобы действия священника были видны молящимся. Именно так и совершал богослужения, в частности, епископ Антонин (Грановский) в Заиконоспасском монастыре, выдвинув престол из алтаря на солею. На «соборе» Союза «Церковное возрождение» Антонин говорил:

«Народ также требует, чтобы он мог созерцать, видеть то, что делает священник в алтаре во время богослужения. Народу хочется не только слышать голос, но и видеть действия священника. Союз “Церковное возрождение” дает ему требуемое» (Труды первого Всероссийского съезда или Собора Союза «Церковное возрождение». М., 1925, с. 25).

Антонин (Грановский) рассказывал, как он предлагал в 1924 году верующим похлопотать у власти открытие одного храма, но с условием: принять русский язык и открыть алтарь. Верующие обратились за советом к Патриарху Тихону. Святейший Тихон ответил: пусть лучше церковь провалится, а на этих условиях не берите.

Антонин говорил по поводу высказывания Патриарха Тихона:

«Посмотрите на сектантов всех толков. Никто не устраивает в своих молельнях скворечников. Все католичество, вся реформация держит алтари отгороженными, но открытыми. Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

Другая обновленческая организация «Свободно-трудовая церковь» – СТЦ, основанная в 1922 г. и ставившая задачу революционного преобразования внутренней и внешней сторон церковной жизни при том, что «Церковь должна принять великий смысл мировой революции, имеющей целью... создание единого бесклассового общества, что отвечает евангельскому идеалу» («Известия ВЦИК». 2.12.1922), требовала упрощения системы богослужения, ликвидации дорогого церковного убранства, а также уничтожения в храмах иконостасов.

Неообновленцы конца 1990-х гг. разделяли мнение своих духовных предшественников начала ХХ века.

Священник А.Борисов:

«Когда-то, в 20-е годы, смелый реформатор епископ Антонин Грановский пытался ввести служение литургии с престолом, поставленным посередине храма, с чтением вслух всем народом евхаристических молитв. Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть, это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что... миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом... Очевидно настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (Побелевшие нивы, с. 175–176).

Священник Г.Кочетков:

«...Я решил для себя принципиальный вопрос – как служить. Я решил: надо служить по совести. Надо мной нет никого (!), я свободен... Все, что я делал, воспринималось как само собой разумеющееся: и русский язык, и отсутствие иконостаса...» («Новая Европа». 1992, № 1, с. 79). «Клир не должен быть отделен от остального народа Божьего, как и алтарь от остальной церкви. Вероятно этому будет способствовать установление в новых храмах низких иконостасов и служение при отверстых царских вратах... Неуместны в этом контексте и “тайные” от народа Божьего молитвы... Их надо читать вслух» («Православная община». 1995, № 28, с. 46). «Когда алтарь оказался в храме отдельным помещением, когда высокий иконостас совершенно закрыл его, там стали твориться вещи, подчас непотребные» («Православная община». 1995, № 30, с. 73).

Архимандрит Зинон (Теодор) в альманахе «Хрiстiанос» (1996, V, с.146) заявлял:

«Может быть, это странно будет услышать из уст иконописца, но я бы иконостас и вовсе упразднил» (видимо без него проще служить латинские мессы с католиками, как это практиковалось в монастыре известного иконописца).

Церковь призывает каждого верующего, взирая на традиционный иконостас, созерцать всё домостроительство нашего спасения, начиная от времен пророческих и вплоть до раскрытия новозаветных истин после воплощения Господа нашего Иисуса Христа, и тем самым возвышать наш ум и сердце от земного к небесному. Слежение же за спиной священнослужителя и за его перемещениями в алтаре не способно оторвать ум и сердце от земных реалий к восприятию небесных откровений; и сама молитва из области внутреннего сосредоточения переходит в область обычного наблюдения, т.е. как таковая упраздняется. То же самое происходит при взирании на модернистский «иконостас» без икон.

Можно услышать возражение: «ну ведь в древности не было иконостасов, а если были – то только низкие, и это не считалось обновленчеством!» Во-первых, в традиции Русской Церкви иконостасы были всегда. А во-вторых, такой лукавый прием имеет целью добиться желаемых церковных реформ, хитро осуществляемых под благовидным предлогом возвращения к древней традиции. В основу реформы полагается древняя, уже отжившая, форма или традиция церковной жизни. Этот приём носит наименование «модернизм через традицию». Ну, например, давайте снесем Московский Кремль в его нынешнем виде ради благого дела сохранения исторического облика центра Москвы: ведь при Иване Калите Кремль выглядел совсем иначе, чем сегодня. Вот и давайте восстановим его в первозданном виде! Итак, под лозунгом «возвращения к практике Древней Церкви» обновленцами проводятся все богослужебные реформы.

Чтобы не потакать распространению порочной обновленческой литургической практике под видом «миссионерства», можно порекомендовать православным верующим воздерживаться от посещения храмов с низкими иконостасами, по сути своей иконоборческих.

Источник: