Жизнь — это всего одна дорога, но с двумя направлениями…

Интересный разговор о том, какие вызовы несут нам проекты цифровизации экономики и знаний, какие ветры несут сюда эти зарубежные новации и как вообще живется нашему человеку ТАМ, состоялся с приглашенным лектором НГУ Ириной Мухиной.
Ирина Константиновна Мухина — гражданка России и Канады, выпускница механико-математического факультета Новосибирского госуниверситета, кандидат физико-математических наук со специализацией в методах искусственного интеллекта с 25-летним стажем практического и управленческого опыта в финансовых транснациональных корпорациях Северной Америки на должностях главного аналитика, менеджера, руководителя ИТ-проектов и управляющего портфелем активов для глобальных инвестиционных и пенсионных фондов.

Архитектор потоков больших данных для оцифровывания бизнес-решений с внедрениями и применениями в банковских, страховых, инвестиционных, пенсионных, рекламных и образовательных индустриях. Разработчик эксклюзивных курсов по «Интеллектуальной обработке больших данных» для мастер-програм Финтех в РАНХиГС и НГУ; приглашенный лектор по темам «Интеллектуальные системы для бизнеса», «Человек —центральное звено экономики знаний» и «Нужные профессии для оцифрованного будущего»; учредитель и президент Инновационного образовательного центра познания и творчества iECARUS и частной школы «Эрудит» в городе Торонто.

— Ирина Константиновна, Вы уехали потому, что..?

— Так сложилось. Первый переезд был именно переездом по сугубо личным причинам внутри тогда еще большой страны СССР — на Украину. Когда же началось переформатирование Советского Союза, называемое гласностью и перестройкой, и на Украине из щелей среды «обиженных советской властью» полезли «тараканы национализма», нам с мужем стало понятно, что там растить детей нельзя. Интеллектуальный и профессиональный потенциал нашей научной семьи требовал иной почвы: муж — физик-теоретик, самый молодой доктор наук на Украине, я — кандидат наук в области искусственного интеллекта.

Мы приехали в командировку в 1991 году в перестроечную Москву, а там — большая барахолка, все куда-то едут, и с мешками. Приехали в тогда еще Ленинград, а там тоже все схлопнулось, все остановилось, государство разобрали по кирпичикам, финансирование научной деятельности в стране закончилось. Мой молодой активный мозг не хотел с этим мириться. Я подумала: наверное, прежде чем нам начать торговать на рынке китайскими товарами, двое молодых ученых могут пригодиться где-нибудь еще в мире? И мужу как раз в то время фонд Сороса дал грант в 500 $ как молодому ученому, мы их потратили на иммиграционную анкету канадского посольства. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что Сорос деньги раздавал именно тем, кого стимулировали уехать на Запад. И тем не менее наш путь не случаен, лично я должна была попробовать уехать за рубеж.

— Что нашли и что потеряли вы там, у других берегов?

— Сказано в Святом писании: где богатство твое, там будет и сердце твое. Мое богатство сейчас — в двух мирах. Я выросла в Сибири, в интеллектуальной элите. Дед мой по отцу был ректором НИВИТа — Новосибирского института военных инженеров транспорта. Умер он очень рано, в возрасте 30 лет в 1941 году, когда папе было всего 2 месяца. И бабушке пришлось в жизни очень туго. Через 50 лет, когда институт переименовали в НИИЖТ, мой папа стал первым ректором того же института, которого выбрали в 1991 году общим голосованием. Мои два крыла — это две мои бабушки, напитавшие меня любовью и вниманием, домашним теплом, русской культурой и научившие меня не гнушаться никаким трудом и все уметь делать.

Мои фундаментальные знания, обеспечившие карьерный успех за рубежом, — из физматшколы и из НГУ. Все хорошее во мне и со мной — это из нашего сибирского корня. Продолжение меня — это моя семья, трое детей, иностранные зятья, четыре внучечки. Однако мне потребовалось немало времени, чтобы осознать, что успешная карьера, хороший доход, огромный дом и благополучная семья (одна из дочерей закончила Сорбонну, защитила диссертацию в сфере искусственного интеллекта, другая — университет Мак Гилл в Монреале) — это не все, что я должна совершить в жизни.

После интересной профессиональной работы на благополучном Западе в области аналитических и цифровых технологий, а также руководства мультикультурными коллективами мне стало ясно, что суть цифровизации — это не очередная смена технологического уклада, как нам говорят, а это когнитивная трансформация деятельности человека с целью эффективного встраивания его в роботизированную, т. е. алгоритмизированную среду. Замечу, что эффективность в этом случае измеряется не уровнем возможного развития человека, а снижением бизнес-издержек.

Тренд замены живого механическим становится очевидным, если судить по росту инвестиций в мире в проекты по изучению человеческого мозга. Цель этого глубокого изучения — дизайн и создание «умных» технологий, т. е. внедрение алгоритмизации, роботизации и передача «в цифру» как можно большего числа функций человека. При этом вообще не берется во внимание то, что человек не может жить без созидательного труда, что он его одухотворяет и оживляет, т. е. человек — это прежде всего творец.

Конечно, процесс глобализации обьективен, и с этим никто не спорит, но сейчас результаты этого процесса полностью прихватизированы и ангажированы кучкой международных финансовых ТНК (транснациональных корпораций) и олигархов, неостановимых в своем все возрастающем желании богатеть. Поэтому мне кажется, что на Западе варваризация или утилизация людей, правильное русское выражение для этого процесса — оскотинивание посредством цифровых технологий произойдет мгновенно, так как эта расслабленность готовилась последние 100 лет. Сейчас оцифровать, т. е. чипировать людей совершенно легко, так как они сами готовы обменять свободу на комфорт и безопасность, да плюс льготы по налогам от государства и повышение оклада от работодателя. И все — мышеловка захлопывается: позволив себе вживить в тело чип, они становятся полностью управляемыми извне.

— Детский вопрос: почему, для чего?

— Потому что капиталистическая система Запада давно перестала работать. Серьезный кризис 70-х годов суммировал доклад Римского клуба о пределах роста планеты. Развал Союза позволил продержаться 25 лет: «прихватизированные», разворованные советские ресурсы были переведены на Запад. В США тогда случился первый профицит бюджета. СССР «раскатали» по той же схеме, что Чили, Аргентину и т. д. — абсолютно одинаковые финансовые аферы XX века. Об этом есть хорошая книга Джона Перкинса «Исповедь экономического убийцы». Однако теперь Западом проедены все ресурсы, освоены все рынки и система в коллапсе. Простым доказательством является то, что банковские ставки в Европе сейчас отрицательные, и это беспрецендентный факт, ведь капитализм определяется прибылью на частный капитал. И у Запада нет другой альтернативы, как война, по типу Первой или Второй мировой, либо расчленить Россию так же, как они сделали это с СССР, отсюда и оголтелая русофобия Запада. Я думаю, им надо продержаться еще максимум лет 8—10, а дальше все решит чипирование всех, кто значим, остальных утилизируют. Они начали с животных, затем психически больных, стариков, «чтоб не потерялись», а сейчас все корпоративные игры свелись к тому, что «вам удобнее» вживить чип. Вы ручкой помахали — и открылись все двери, компьютер вспомнил все пароли, машина при виде вас разогрелась. И это не вызывает никаких вопросов в западном обществе. Напротив. Ведь формула жизни — комфорт через безопасность и наслаждение, а цифровые технологии легко позволяют человеку это обеспечить. Хозяевам денег это необходимо для предотвращения любых переделов в будущем мирового богатства, природных ресурсов и человеческого капитала. Напоминает сюжет книги О. Хаксли «Дивный новый мир».

— Но как возможно противостоять этому хотя бы в масштабах одной страны?

— Мне кажется, для тех, у кого солнце встает на Западе и так сильно слепит им глаза, что все, что там, это блеск, а здесь все нищета, помочь может только холодный душ реальности. Однако, если хотеть, то можно найти способ рассказать адекватным руским людям, как много более важного и ценного здесь, в его жизненном пространстве.

Так вот, цифровые технологии являются лишь логическим продолжением внешнего надсмотрщика за моралью. Это требуется в случае, когда внутренней нравственности недостаточно, чтобы жить по правде. В Китае, например, уже внедрена система социального рейтинга. Там создана единая национальная социальная сеть, на которую завязаны все транзакции — финансовые, телекоммуникативные, социальные, и данные всех пользователей хранятся и анализируются. В одной провинции уже внедрен механизм полного цифрового контроля. Если человек не соответствует нормам, установленным государством, он лишается некоторых социальных благ: возможности брать кредиты, покупать авиабилеты, даже очередь обслуживания в больнице может зависеть от социального рейтинга.

По большому счету, современная экономика опирается на трех китов: финансы, природные ресурсы и человеческий капитал. В РФ две первые позиции, я думаю, контролируются с наднационального уровня. Для ТНК не важно, что в России уникальные леса уничтожаются для производства «икеевских» табуреток. Прибыль любой ценой — это единственный лозунг существуюшего спекулятивно-финансового капитализма, и Россия с 90-х прочно заняла в нем место сырьевой периферии. Это легко видеть по тому, как курс рубля зависит от курса доллара, назначаемого частным банком под названием ФРС. Недра РФ выкачиваются и продаются на Запад за доллары, которые оседают в офшорах. Осталось последнее — взять под контроль то, что стало модным называть человеческим капиталом.

В цифровой экономике это тоже решается просто: раньше кровью экономики были деньги, сейчас — данные о клиентах. И когда вам говорят об экономике знаний, суть заключена не в том, что вы будете много знать, а в том, что о вас будут знать все. К вам подбирают «ключики» и ищут когнитивные подходы с одной целью — забрать у вас даже то, чего у вас еще нет, и под процент, который всю жизнь вы будете выплачивать хозяевам зеленых денег. Под эту кредитную мышеловку в мире заточено все. Сейчас правила всех государств переписывают так, чтобы эта мышеловка захлопнулась на как можно большем количестве людей во всем мире. А там, где это невозможно, — хаос, как в Африке, в Ливане, в Афганистане, Сирии и т. д.

— Но Запад все же позволил состояться профессионально?

— Безусловно. Но, опять же благодаря полученным на Родине знаниям, личным качествам, работоспособности и целеустремленности. Я никогда ничему не училась на Западе, и другим не советую, так как высшее образование там — это просто бизнес: плати деньги и учись сам, никто тебя ничему учить не обязан. Наше теоретическое образование обеспечило мне возможность работать в разных индустриях, на ходу изучая терминологию новой области, а понимание сути аналитических процессов всегда давала математика. На своем опыте я почувствовала силу и состоятельность советской образовательной системы по сравнению с рецептурной и прикладной западной системой образования.

— Значит, кумовство и протекция не работают там так же жестко, как у нас?

— Там кумовство встроено в систему. Если ты учился в частной элитной школе и твое обучение стоило больших денег, если ты окончил Кембридж, Оксфорд, то тебя признают за своего только на основании этой строчки резюме. В отличие от нашего кумовства, базирующегося на личных отношениях, на детской дружбе, там все только на деньгах. У нас в России есть большое стремление развивать свой интеллект, а у них больше ценится развитие эмоционального интеллекта — того, что еще называют «мягкая сила», именно это является краеугольным камнем системы образования, интеллект там развивают слабо.

— Но как с этим пониманием не войти в противоречие с внешним миром?

— Главный конфликт сегодняшнего дня — между интеллектуальной мировой элитой, изучающей возможные решения для хеджирования глобальных рисков, так называемых «черных лебедей», пользуясь терминологий Талеба, и элитой финансовой, которая не хочет ничего менять и ждет, чтобы ее капиталы прирастали любой ценой. За мифами спекулятивного Запада нет никакой правды жизни, т. е. нет здравого смысла, необходимого для выживания хомо сапиенса, без превращения его в хомо дижитал. Оцифровывание человеческой деятельности приводит к вырождению человека-творца и замене его на человека одной операции, необходимых миру роботов, т. е. хомо дижитал.

Поэтому сейчас решается задача расслабить цифровым костылем мозги, превратить их в примитивные, исполняющие хорошо одну функцию, необходимую в мире роботов, т. е. очень узких специалистов, не понимающих сложности мира, в котором они существуют. Это и есть хомо дижитал. Средний работник не должен выделяться никакими порывами или духовностью, они должны просто соответствовать цифре. Эта подмена личности сущностью, с моей точки зрения, самый большой риск современности. Общество воспитывает цифровых Маугли. Поэтому в нашей школе мы предлагаем индивидуальный и целостный подход к каждому ученику, основанный на воспитании эмоциональной, социальной, физической и интеллектуальной культуры. Думаю, важно начинать процесс воспитания ребенка с вопроса: что такое для него счастье? Дети должны задумываться об этом как можно раньше. Человеку необходимо чувствовать себя творцом в той сфере влияния, в которой мы можем что-то изменить. Хорошим началом для этого может быть: если вы хотите, чтобы в мире был порядок, начните заправлять собственную постель. Наша сфера влияния — это именно то, что мы можем изменить, это отношения с нашими близкими, наша семья.

Семья сейчас под большим напряжением, и это огромный риск для будущего, так как именно в семье формируется личность, формируются ролевые модели, складываются идеалы отношений между полами и между поколениями. На Западе в семью уже давно кулаком стучится социальная инженерия — ювенальная система, сконструированная как бизнес для зарабатывания денег на наименее защищенных — на детях. Я советую родителям всеми способами находить здоровое и радостное общение и совместную, полезную деятельность с детьми. Делайте все, что в ваших силах, чтобы им с вами было интересно, старайтесь понять их мечты, будьте с ними на одной волне, соприкасайтесь душами, не отдавайте их виртуальной матрице.

Русский язык — сложный язык, и это сильно влияет на развитие нашего мозга, у нас есть понятия смекалки, сноровки, любознательности и многое другое, что нам передали предки. Поэтому русский народ со своей древней историей, православием, огромной территорией, мировоззрением между Востоком и Западом, справедливостью как высшей ценностью, со своей интеллектуальной средой, оставшейся от советских времен, меньше поддается манипулированию и навязыванию чужих стереотипов и смыслов. Я когда-то написала на эту тему статью и опубликовала на портале «Держава Сегодня» об экономике будущего как экономике смыслового созидания.

— И создали частную школу как оазис? Вам удается проповедовать там свою идеологию?

— Частные школы пока не так сильно регулируются, как государственные. Школа стала практической площадкой поиска инновационных авторских методик обучения созданного ранее образовательного центра «Познание и творчество». Я встретила множество талантливых людей — творцов, которые выехали туда и не смогли достойно себя реализовать. В школе мы совмещаем лучшее из советской и западной систем образования. Обучение детей в основном нашей эмигрантской общины идет на двух государственных языках — английском и французском, русский преподается факультативно, но на нем говорят все дети. Мы стараемся уделять внимание развитию интеллекта, эмоционального интеллекта — мы пытаемся помочь каждому ребенку разобраться и правильно выразить его эмоции. А есть еще и социальный интеллект: кто ты в социуме, как себя ведешь. Дух, интеллект, физиология — очень взаимосвязанные вещи, влияющие на развитие мозга и мировоззрения тоже. Кто-то из детей меланхолик, кто-то сангвиник — к каждому ищем индивидуальный подход. Работаем с родителями, стараемся помочь им увидеть таланты ребенка и создать триаду: ребенок, родитель, учитель в образовательной экосистеме.

Школа работает уже четвертый год. Я — учредитель, но работаю с учителями и родителями, выступаю с лекциями. В школе нашел себя и наш сын. Для него это удивительное место с прекрасными коллегами и возможностью приложения своих сил. Он учится в университете, говорит на трех языках, занимается с детьми языками, математикой и находит себя в этом. Мы читаем детям сказки, где добро побеждает зло, мы закладываем и проговариваем эти смыслы, эту антологию подвига. После двух дочек, когда в Канаде у нас родился сын, я именно с ним начала этот поиск смыслов воспитания личности с миссией, потому что именно мальчикам важно реализоваться социально. С девочками, мне кажется, легче — они берегини, это их пространство жизни. Если ты научишь девочку правильно сохранять, беречь и развивать климат семьи, детей, она может быть счастливой и в этом пространстве и поможет своим детям состояться. А вот у мужчин целевая функция во вне — быть профессионально востребованными, чтобы обеспечивать свою женщину и будущих детей. Поэтому в работе по школе я сложила на сына очень многое, включая финансы. Я понимаю, что школу я сделала для внучек, для диаспоры, но это не мое призвание. Это скорее форма благотворительности.

— А что?

— Это мое просветительское миссионерство в смысле делиться тем опытом и знаниями, которые я получила благодаря своему жизненному пути, именно с людьми в поиске себя. Человек свободен ровно настолько, насколько он позволяет себе быть свободным. Я позволила себе заниматься деятельностью по просвещению желающих тому, что мне видится в ближайшем будущем. Там очень много серьезных вопросов, к которым надо готовиться прямо сейчас. Месяц, который я сейчас провела в Академгородке, преподавая в моей альма-матер, позволил мне подзарядиться энергией Сибири, я получила массу удовольствия от соприкосновения с силой духа живущих здесь людей. В Москве, куда я приезжаю на две недели весной преподавать в РАНХиГС, все конъюнктурно, все бегут за новым, за рынком, за мечтой, часто даже не понимая, куда бегут. Здесь все более основательно, консервативно, устойчиво и очень по-родному. Развитие — это всегда выталкивание из зоны комфорта. Я работала в ТНК с большими финансовыми пакетами бенефитов, которые тебя прикармливают, как рыбку гуппи, и трудно сдернуться с крючка. Но мое движение к новому не останавливали крючки, меня влекло неведомое, мне нестерпимо повторение одного и того же. Оно меня душит.

— Как успевали?

— Кураж и надежный тыл. С другим мужем это едва ли было возможно. И чем сложнее задача, тем интереснее ее решать.

— А каким был ваш путь к себе? Вы, материалист, объективно видящий действительность, и вера…

— В какой-то момент я пришла к выводу, что есть мир видимый и есть невидимый. Он выражается через нас как через проводников. В моей жизни случались чудеса, которые иначе как чудеса я воспринять не могла, и я уверовала. На самом деле в жизни человека столько чудес, насколько он в это верит. В православном храме в Торонто я встретила своего духовного отца — батюшку Владимира Мальченко. Очень русского и сильного духом человека, рожденного в Бельгии и прожившего всю жизнь в Канаде. Сейчас я всегда прошу его благословения на мои проекты и начинания. А когда я подхожу в храме целовать крест, он встречает словами: «Служим Отечеству». Он видит Россию флагманом духовной жизни в мире, возит каждый год сюда паломничества. Мы с сыном стали ездить с 2009 года, когда моя душа окончательно затосковала в мире биржевых индексов и финансовых сводок.

По Божьему промыслу наши ежегодные маршруты приводили нас в какое-то «гнездо» нашего рода. В прошлом году мы были на могиле бабушки и дедушки моего отца в Печорах — Псковско-Печерский монастырь. В позапрошлом году мы были в Казани, где упокоены бабушка и дедушка с маминой стороны. Я уверена, все это не просто случайности. И когда ты это понимаешь и этому открываешься, тогда начинаются чудеса.

— Но в чем искать моральной опоры тем, кто не находит Бога в душе?

— Тут уместна фраза: бороться и искать, найти и не сдаваться. Если ты в процессе поиска и не можешь никак найти, но ищешь, то ты всегда обретешь. Теперь я понимаю, что бороться надо только с внутренними слабостями и нестроениями, не обвиняя никого вокруг в том, что тебе не обеспечили того, чего ты наверняка достоин. Наша задача — это поиск того, что дает наибольшую гармонию и радость, а затем делиться своим состоянием счастья с другими. Когда ты попадаешь в поле такого человека, которому, возможно, труднее, чем тебе, возможно, он болен, но умеет радоваться и делиться этим, ты это ощущаешь — хоть к ране прикладывай, как говорят в народе. Это нам восполняет нехватку вселенской любви, которую мы перестали генерировать, потому что нам сказали, что мир материален, а рынок рационален, что неправда. Вместо радости бытия нам предлагают потребление в кредит и невидимые, виртуальные, цифровые миры, которые чаще генерируют вредные нам сущности. Они выходят с мерцающих экранов и заполняют головы, прежде всего детей. Да еще как! Они молниеносно передаются вирусной природой по всему нашему шарику. Есть статистические данные, сколько времени заняло обучиться 50 миллионам пользователей разным новым технологиям. Виртуальная игра — 19 дней!!! Мир сошел с ума! Агрессивные и криминальные выходки тинейжеров через триггеры в виде подсаженных к ним в голову бесовских сущностей. И, чтобы не видеть всего этого, я думаю, надо очень сильно зажмуриться. Многие люди так и делают, чтобы не видеть правды, не разбираться в том, что происходит вокруг, не задумываться. Потому что тогда надо менять себя, это единственное, что мы можем менять, а этого не хочется. Но главное, что я поняла на своем примере: развитие души — это единственный труд, ради которого мы пришли на эту Землю. За всем, что мы делаем, должны быть здравые смыслы. И они должны быть твоими, выстраданными, прочувствованными, чтобы они резонировали с твоей душой, а не были навязанными силами извне. Верно сказано, что жизнь — это дорога, и у нее два направления. Одно ведет к себе, второе — от себя. И если ты направляешься туда, куда тебя направляют внешние силы, а ты не ощущаешь своей собственной внутренней силы и потребности что-то менять и делать то, что тебя делает счастливым каждое мгновение, то ты, конечно, идешь от себя. И это обязательно в какой-то момент начнет тебя тяготить, ты от этого устанешь и станешь кого-то в этом упрекать или еще хуже — заболеешь. Но если ты четко понимаешь, обид не тая, что только ты кузнец своего счастья и никто не даст тебе его, если ты сам этим не озаботишься, начинается самое интересное.
Мы живем в то время, когда иконы стали вещами, а вещи — иконами. Или все имеет цену, но ничего не имеет ценности. Сегодня цифровизация для России — как «огненная вода» для индейцев, она разрушила их культуру и лишила их места в современности, так как они неправильно поняли ее суть. Так и искусственный интеллект, кроме цифровизации, имеет моральную составляющую, которую заложил в него разработчик, исходя из его понимания. Я вижу большую опасность в том, что цифровизацию в России возглавили технари и банкиры, люди того же плана, что стояли во главе индустриализации. Для них основной инструмент — это интеллект. А нравственная основа целеполагания, так же как степень влияния технологий на мозг человека, они не ставят в приоритеты, считая цифровизацию следующим технологическим укладом. А я думаю, что это следующая после книгопечатания когнитивно-коммуникативная революция, и роль человека как творца есть центральное звено цифровой экономики.
Поэтому хочу посоветовать: не учите детей техноинструментарию, этому они научатся легко. Учите их высокой культуре и духовности, показывайте им образцы того, какой эффект дает развитие мозга. Это говорю вам я как ЛОМ — лидер общественного мнения, или технолом, постигший все это не теоретически, а очень даже практически.
* * *
Разговор как будто окончен, но ему нет и не может быть конца — слишком важна и необъятна тема. Предлагаю попробовать разобраться в «эффекте огненной воды» от цифровизации с помощью лекций Ирины Константиновны в открытом доступе. 

Источник: