«Русский мир» в эпоху упадка

Не раз уже приходилось констатировать, что современная наша патриотическая мысль обладает одной характернейшей чертой: способностью выстраивать очень правильные, благонамеренные идеологические и геополитические схемы без всякой привязки к окружающей нас реальной действительности. Ее, эту самую реальность, «“кушать”» (то бишь ненавидеть) любят, а так нет». Правильная в принципе констатация того, что нас окружает социальная и духовная скверна, еще не означает, что авторы сей констатации обладают адекватным пониманием того, как эта скверна устроена и каково наше место в ней (ибо другой-то реальности у нас все равно нет).

Некий набор идеальных принципов, в той или иной степени выстраданных идеологем никак не связан в сознании патриотов с окружающей нас скверной, не становится тем «руководством к действию», которое помогло бы ее преодолеть, перейти к реализации идеала. Представление о долженствовании и анализ того, что есть, пребывают в отрыве друг от друга, не связываются в плане проекта, проектного мышления, не становятся планом реального, практического действия.

Отсюда и другая характерная черта современной российской патриотики: полнейшая беспомощность в столкновении со страшным оскалом 21 века, непонимание того, каким может быть это действие, бесконечное упование на «доброго царя» и чисто патерналистская психология. Даже в радикальной среде, далекой от автоматического «одобрямса» всего, что делает «власть», доминирует прежний лейтмотив нашей патриотики, каким он был с момента развала СССР. Он прост и безыскусен: «Проклятое государство, когда ты, наконец, нас услышишь?» Но это крайность; для самых упорных и стойких «патриотов» по-прежнему, несмотря ни на что характерна вера в чудесное преображение «власти», которая, как поистине религиозное верование, накаляется тем сильнее, чем очевиднее ее расхождение с реальностью. Чем абсурднее и безумнее, тем крепче вера…

С нашей точки зрения, все это, во-первых, неадекватно, во-вторых, безответственно; но если пытаешься предельно вежливо и деликатно по форме сказать об этом в лицо каким-то заинтересованным фигурантам, тут же, как правило, получаешь в ответ в лучшем случае недоуменное молчание, в худшем же – «либерал-власовца» и «Майдан справа». Гражданская позиция, основанная на осознании себя и своей социальной общности самостоятельным субъектом политического процесса (а не придатком любимой до клокочущей ненависти «власти») заведомо осуждается как подозрительная, «не наша» и либеральная. Что надежно блокирует формирование гражданского самосознания в нашей патриотической среде, отдавая саму идею гражданственности на откуп ненавидимым и проклинаемым либералам.

В силу вышеизложенного всякое публичное патриотическое мероприятие в современной России, от самого низкого и маргинального, до самого высокого и статусного уровня – это отнюдь не политика, не политическое действие, преследующее конкретную и реалистичную цель, а просто психоаналитический сеанс по вытеснению страдания, порожденного гибелью великой Родины.

Много бывали мы на подобных мероприятиях, где говорились правильные слова, на чем все и заканчивалось, имея или не имея продолжение в виде «неформального общения» в зависимости от бюджета.

Среди всех возможных патриотических мероприятий с православно-традиционалистским оттенком Всемирный Русский народный собор – так сказать флагман и, как таковой, он наиболее типичен. Интеллектуальный уровень там порой довольно высок, хотя, конечно, он разный у разных участников. И тем разительнее итог: за 25 лет его работы ни одна из высказанных на нем идей не была реально взята на вооружение «властью», притом, что оная всегда не устает подчеркивать свое предельное уважение к самому собору. Так было и на недавнем, юбилейном заседании, прошедшем не в зале церковных соборов, как обычно, а в самом Кремле. Президент приезжает не на каждое заседание; на этом он был и выступал, естественно, первым.

В кулуарах один весьма известный политический деятель строго патриотического разлива с восторгом в глазах воскликнул: «Мы свидетели эпохального события! Впервые за много лет сам Президент сказал, что мы не входим в Европу, а являемся самобытной цивилизацией!» Это, конечно, не вполне так; подобное говорилось и раньше. Собственно, весь феномен нынешнего «путинизма» неразрывно связан с патриотической риторикой, с тем, что в послеельцинские годы любимая «власть» вдруг уверенно заговорила на языке «объединенных патриотов», так называемой патриотической оппозиции, породив во всех заинтересованных фигурантах новую уверенность в том, что столь любимая ими сказка наконец-то станет былью. Эта виртуально-державная оболочка, ловко прикрывающая реальное ядро реализуемого проекта, по крайней мере дважды была подкреплена и неким делом: во вторую чеченскую войну и тем известным политическим действием, которое породило то, что стали называть «крымским консенсусом». По общему признанию, сегодня, после всякого рода финансово-экономических шалостей нынешнего кабинета вроде пенсионной реформы, приказавшим долго жить.

Между тем реальная политика основана на совсем другом проекте, и это, в общем, все знают. Ничего другого, кроме давней мечты о «вхождении в Европу», никакой фундаментальной перемены доминирующего политического вектора у нынешней российской «илитки» до сих пор нет. Его и не может быть, ибо вся политическая конструкция современной уменьшенной России заточена под реализацию идеологии либеральной, на конвергенцию с Западом, а не на «холодную войну» с ним. Правильные слова никак не становятся делами, сколько бы нам не демонстрировали прорывные вооружения и не делали вид, что грозят проклятым супостатам с позиций мирных людей, у которых на всякий случай всегда есть под рукой столь нужный для серьезного диалога «бронепоезд». Так, правильные слова Президента про наш «особый путь» никак не мешают чиновникам держать свои капиталы, недвижимость и семьи на Западе и продолжать вывоз капитала; не менее резонные высказывания президента РАН академика А.Сергеева о необходимости «подъема суммарного интеллекта» никаким образом не останавливают пресловутую реформу образования, что уничтожает в юном поколении всякие остатки какого-либо намека на интеллект (примеры вопиющего невежества – прямого продукта этой реформы слишком одиозны, чтобы снова приводить их), а проникающие до глубины души декларации гостя с Украины академика П.Толочко касательно «нашей общей истории» и о том, что безнравственно от нее отказываться, существуют вполне параллельно с «реал политик», в которой Украина все дальше уходит из орбиты нашего влияния, теперь уже и в православной Церкви.

Можно сколько угодно обсуждать всякие хитрые нюансы внутренней и внешней политики, делать прогнозы и заниматься самогипнозом – жанр, столь популярный в среде «патриотов»; однако правильность вышеозначенной констатации видна прежде всего на том, с чего начинается всякая мобилизация – на сфере так называемой пропаганды или как там ее, словом – при взгляде на то, как, собственно, происходит у нас формирование патриотического сознания нации.

ВРНС был, конечно, отнюдь не случайно назначен на дату, непосредственно предшествовавшую новому российскому государственному празднику – так называемому «Дню единства и согласия», недвусмысленно обозначив ту в целом вполне правильную державную идеологию, ту культурно-цивилизационную парадигму, которая и должна, по идее, составлять смысловую основу праздника. В пространстве города оный был отмечен в основном народными гуляниями в условно-фольклорном «стиль рюс», в качестве непременных атрибутов включающем тульские пряники, «пироги из самовара» и селфи с артистами казачьих ансамблей. Это, так сказать, «для сердца».

Однако «для ума» простому народу, который на представительские тусовки в Кремль не ходит и по привычке смотрит телевизор, было предложено нечто другое. На следующий день после праздника стартовал новый эпохальный исторический сериал «Годунов», словно бы в издевку начатый со сцены с использованием давно отвергнутого серьезными историками вранья (в нынешнем политкорректном варианте «фейка») о том, как Иван Грозный в ходе ссоры, пусть невзначай, но все-таки убивает своего сына. Подобрав в целом неплохой актерский состав (Ивана Грозного играет Маковецкий, Бориса Годунова Безруков, Ирину Годунову Анна Михалкова и т.д.), авторы сериала пошли проторенной дорогой, так сказать «невольной», или стихийной русофобской пропаганды. Древняя Русь предстает на экране в привычном обличье настоящего темного царства с бесконечным кровопролитием, маниакальной подозрительностью царей, боярскими интригами и прочей атрибутикой яновско-парамоновской концепции русской истории.

Мы, разумеется, далеки от мысли, что всего этого совсем не было. Однако, во-первых, в сравнении с Европой того времени даже Иван Грозный выглядит не таким уж злодеем, во-вторых, в немалой степени было и совсем другое, в-третьих, неясно, каким образом нынешние пропагандисты с федеральных телеканалов намерены укреплять национальное самосознание, патриотизм и связь с историей, с духовным и культурным наследием предков, оставаясь в рамках все той же привычной по прежним временам стихийной русофобии, как бы это ни называлось. На наш взгляд, здесь вовсе нет осмысленной концепции, каковая была даже в советское время, когда принято было считать историческую Россию крайне неблагополучной реальностью. Тогда, по крайней мере, присутствовал какой-то принципиальный подход: вот от этой части нашего исторического наследства мы отказываемся, а вот эту используем, берем с собой. Речь сейчас не о справедливости тогдашних оценок (с этим нужно разбираться отдельно), а просто о наличии осмысленной идеологической и культурной политики, каковая напрочь отсутствует сегодня.

Мы вовсе не хотим сказать, что у всех тех, кто что-то в этой области в нашей стране определяет, исторический нигилизм – строго продуманная, сознательная позиция. (Хотя у ряда известных персонажей это, безусловно, так). Все гораздо хуже. Для того, чтобы сознательно с чем-то воевать и тем более что-то утверждать, нужно обладать необходимыми знаниями, интеллектуальным и культурным потенциалом, иметь, как говорят в народе, «царя в голове». А что делать, если этого «царя» совсем нет, если «суммарный интеллект», о котором справедливо печется президент РАН, вопреки слабым попыткам его поднять, падает все ниже? Невозможно формировать ценности в виде постмодернистского конструкта, если отсутствует какая-либо живая связь с традицией, а надо всем фатально довлеют впитанные буквально из отравленного воздуха современной «эрефии» либерально-русофобские стереотипы, как-то слепленные с далеко не лучшими обрывками стереотипов еще советских.

Кстати, о птичках. Если в изображении советской реальности у современных творцов разнообразной кинематографической и телевизионной продукции иногда присутствует хоть какая-то органика (что свидетельствует об остаточной непосредственной, живой связи с этой эпохой), то чем дальше вглубь истории от 1917 года, тем этой органики все меньше. И даже когда авторы искренне хотят «как лучше», они по большей части способны отнюдь не на органичный и грамотный историзм, а в лучшем случае – на откровенное «фэнтези», где компьютерная графика занимает много больше половины изобразительного ряда. (Например, «Легенда о Коловрате»). Впрочем, даже и фильмы о Великой отечественной войне полны смешных ляпов, когда подростки-диверсанты должны взорвать какие-то склады с горючим для немецкой «Западной группы войск» («Сволочи»), а с тяжелым немецким «тигром» борется очень хороший для своего класса, но все-таки средний «Т-34», притом, что у нас были замечательные тяжелые танки («Белый тигр»). «Порвалась связь времен» - это про нас. Но даже при этом: книжки-то порой надо читать? По интересующей творцов теме…

Бесконечные метания и беспомощность сегодня тех, кто должен бы по идее, проявлять хоть какую-то осмысленность в культурной политике и идеологической работе, выдают смертельную усталость самих носителей «власти» от фатально-неизбежных неудач собственного политического проекта. Сказать, что он просто эклектичен – значит ничего не сказать. Даже поверхностный драйв, что сопровождал декларации политтехнологов начала путинского правления, утерян совсем, и скрыть это невозможно. Сегодня, по сути, ничего не осталось от сурковской заносчивости того времени: «Создать новое общество, новую экономику, новую армию и новую веру»! Иначе и быть не могло у таких «консерваторов», которые, согласно бессмертной формулировке того же Суркова, «пока не знают, что такое консерватизм». И как могут прожженные пиарщики, делающие «выборá», выстроить связную и, главное, работающую идеологию? Обязательно получится все тот же надувной виртуальный шарик «пиара». Как у оружейников Тульского завода, вознамерившихся перейти на самовары, вопреки всем стараниям, в конце конвейера непременно выходил автомат Калашникова.

Заносчивая самонадеянность политтехнологов того, сравнительно недавнего, времени, вознамерившихся ни много ни мало, как «сконструировать традицию» в стране, где традиция, по их убеждениям, была «неоднократно прервана» (эта знаковая формулировка принадлежит, насколько помнится, М. Ремизову) была основана на обычной интеллигентской ошибке, когда издержки собственного сознания переносятся на окружающую реальность. Еще тогда, больше десяти лет назад, нам пришлось решительно возражать этим постмодернистам от политтехнологии, что данное суждение внутренне противоречиво. Ибо если традиция прервана совсем, то народ и страна существовать в принципе не могут, все должно умереть. А они вопреки всему все еще как-то существуют. Искажена, извращена – это другой вопрос. Но для того, чтобы что-то здесь поправить, необходимо обладать живой, органической связью с этим самым народом, понимать и чувствовать пробивающуюся сквозь безжалостный асфальт официоза жизненную органику, хотя бы в силу свойственного народу нежелания умирать, элементарного инстинкта жизни, что на интуитивном, подсознательном уровне как-то еще сопрягается с пусть сильно искаженной, но абсолютно реальной исторической памятью. И помочь этой памяти возродиться невозможно при помощи отвлеченного конструирования, не говоря уже о злобном противодействии со стороны немалого числа сотрудников разных ведомств. Ибо главное, чего эти прорабы «управляемой демократии» боятся как огня – это новый всплеск русской энергии, старательно сливаемой в никуда при малейшем намеке на то, что такой всплеск может произойти.

Стремление «создать традицию», искусственно сконструировать ее из каких-то обрывков исторических знаний, следов культуры и глухих мировоззренческих предпочтений в принципе фантомно и не способно породить ничего, кроме, так сказать, «классического» симулякра. Ибо подлинное историческое развитие возможно лишь как органическое продолжение предыдущих достижений данной цивилизации, а не реализация очередной утопии, основанной (говоря предельно мягко) на сильной нелюбви ко всему предшествующему в жизни своей страны и своего народа, на отчаянной боязни той самой жизненной органики, которую настоящий реформатор призван развивать и на нее опираться.

Впрочем, здесь мы как раз вынуждены согласиться с убийственным диагнозом вышеозначенного автора: «Многовековой “реформистский синдром” рассматривается… как стратегия самолегитимации российской власти через роль “медиума” между “цивилизованным миром” и “варварской Россией”. В этой модели “европейски мыслящий” правящий слой вольно и невольно конструирует свою идентичность в противовес “недочеловеческой” массе автохтонов с ее дикими представлениями о жизни». Вот это сказал – как отрезал. Надо отдать должное Ремизову – по сути, он трактует данный феномен российского «реформизма» как вариант гумилевской «антисистемы», что, на наш взгляд, является вполне адекватной трактовкой.

Таким образом, вопреки бесконечным несбыточным надеждам «системных» патриотов, те, кто является в современной России субъектом реальной политики, полностью лишены необходимых для этого элитных качеств, ибо подлинная элита в высоком смысле – это те, кто, по мудрому слову Ивана Ильина, способен и в состоянии в решающие, судьбоносные моменты истории «не допустить ни произвола власти, ни разгула черни». Чернь же в данном смысле, в отличие от народа – это, те, кто совсем лишен идеального содержания, люди без веры и ценностей (что и обусловливает соответствующий образ их действий в эти самые переломные моменты в жизни страны и народа). И единственный надежный способ для нас не потерять надежду хотя бы на простое выживание (не говоря уже о чем-то большем) – это вопреки всему, за счет сверхусилия формировать в самих себе эти элитные качества, те, которые спасли Россию в момент преодоления великой Смуты.

Как-то великого китайского реформатора Дэн Сяо Пина люди из России спросили: «Почему это у нас, в Союзе (тогда еще был СССР), каждый следующий лидер слабее и хуже предыдущего (Хрущев явным образом слабее Сталина, Брежнев слабее Хрущева и т.д.), а у вас, в Китае, не так? Дэн Сяо Пин не хуже ведь Мао Цзе Дуна?» В момент этого знаменательного разговора собеседник моего российского знакомого стоял уже одной ногой в могиле. Старый, морщинистый человек, с потухшим взором, с характерной сеткой глаукомы на старческих мутноватых глазах. Но в этот момент (как рассказывает его собеседник) морщины на его лице вдруг разгладились, и в глазах появился какой-то чудный, неземной лазурный блеск. И молодой, подтянутый, полный энергии, целеустремленный человек ответил, как-то очень весомо указывая в небо: «Ибо таково веление Поднебесной». Интересно, настанет ли когда-нибудь такое время, когда новый российский лидер всерьез скажет, указывая в небо: «Ибо таково веление Святой Руси»?

Источник: