Человек "обезличенный", или "Единица измерения"

Знакомство с трудами святителя Николая Сербского лишний раз заставляет задуматься над его тезисом, что и коммунизм, и капитализм - лишь две стороны одной и той же медали. Это медаль, которую можно назвать материализмом, атеизмом, безбожием. Об этом пишет в своей статье доктор экономических наук, ученый, писатель-публицист Валентин Катасонов

Недавно познакомился с некоторыми материалами из рукописного наследия святителя Николая Сербского, получившими название "Последние записи"[1]. Этим последним записям уже более семи десятков лет, но они удивительно точно описывают то, что сегодня происходит в мире и в России. Вот одна из кратких заметок:

"Ни одна современная система не выделяет (и не поднимает) личность как личность, а поднимает лишь как орудие или материал. Производственное понимание воспитания человека! Человека воспитывают не как саму по себе высшую цель воспитания, а так, будто производят игрушки или пули. Всего лишь как физическую реалию и единицу численности. Людей уже не меряют, а только лишь подсчитывают, нумеруют, подобно улицам в американских городах".

В этой краткой записи отражено нынешнее положение человека в обществе и дана характеристика современной системы образования.

Конечно, человек стал терять свойства личности уже задолго до того, когда святителем были написаны эти слова. Даже атеисты и материалисты, используя слово "личность", имели в виду, что у каждого человека есть свое неповторимое лицо, что каждый человек обладает какими-то неповторимыми свойствами (как физическими, так и психологическими), которых нет у других людей. Тем более личностью является человек в христианской Церкви. Человек создается Богом по Его образу и подобию. Но никакого равенства и нивелировки человека нет, каждый человек уникален. Бог сознательно делает людей разными, неравными друг другу. Таков изначальный замысел Бога о человеке.

В "Кратких наставлениях" святителя есть одно наставление, которое называется "Горластые защитники свободы". В нем Николай Сербский и подчеркивает, что у Бога не может быть двух одинаковых людей[2]:

"<…> Нет двух одинаковых личностей, нет одинаковых народов. Производитель кирпича миллион штук их делает, используя одну форму. А у Бога отдельная форма для каждого человека и для каждого народа. Даже Самого Себя Творец не копирует. Он - Автор оригиналов. Отсюда непостижимое разнообразие индивидуальностей в роде и уникальность каждой человеческой личности, а также судьбы каждого племени и народа. Те, кто умеет ценить и уважать каждую личность и каждый народ, являются настоящими поборниками свободы, а тираны все подгоняют под одну форму. К сожалению, в наше время формовщики преобладают и среди горластых защитников свободы".

Христианство дает человеку истинную свободу, а в рамках этой свободы человек может действовать и жить по-разному, как ему подсказывает ум и совесть. В отличие, скажем, от Иудаизма, особенно Талмудического, превращающего человека в полуавтомат, который управляется бесчисленными предписаниями[3]. Блаженный Августин на вопрос о правилах поведения христианина говорил: "Возлюби Бога и делай что хочешь". То есть вначале нужно принять Божественную Благодать, а затем просто жить, руководствуясь ею. Поэтому человек в христианстве - личность с неповторимым набором качеств, а не просто винтик общественной системы.

В небольшой книжице святителя Николая Сербского "Мысли о добре и зле" есть одна максима, называемая "Равенство". Вот ее содержание:

"Бог есть любовь, но Бог не есть равенство. Равенство изгнало бы и справедливость, и любовь, изгнало бы нравственность.

Любит ли муж жену за равенство?

И мать любит ли своего ребенка за равенство?

Разве друзья любят друг друга за равенство?

Неравенство - основа справедливости и побудитель любви.

Пока живет любовь, никто не вспоминает о равенстве.

Пока царит справедливость, никто не думает о равенстве.

Когда уходит любовь, люди говорят о справедливости и подразумевают равенство.

Когда за любовью уходит и справедливость, начинают говорить о равенстве и подразумевают безнравственность, то есть изгнанную нравственность подменяют порочностью.

На могиле любви вырастает справедливость, на могиле справедливости растет равенство".

Конечно, атеистам и материалистам подобное понимание смысла "неравенства" людей кажется в лучшем случае странным. Впрочем, иногда они, не стесняясь, называют его мракобесием и оправданием несправедливости. По их мнению, если признать, что человек - творение Бога, тогда Бог "несправедлив". И некоторые безумцы пытаются "исправить" эту "несправедливость".

Такие "исправители" существовали на протяжении многих веков. Они себя называли коммунистами или социалистами. Впрочем, ранние "исправители", как это ни странно, не были атеистами. Идеи социализма содержатся в трудах ранних коммунистов-утопистов английского юриста, философа и писателя-гуманиста Томаса Мора (1478-1535) и итальянского философа и писателя Томмазо Кампанеллы (1568-1639). Оба считали себя христианами (католиками). На острове Утопия, о котором говорит Томас Мор в одноименном романе "Утопия", нет частной собственности, денежного обращения и царит полное равенство. Основу общества составляет семейный и трудовой коллектив. Труд обязателен для всех. Чтобы не способствовать развитию собственнических инстинктов, семьи регулярно обмениваются домами. И так далее. У Кампанеллы справедливое общество на коммунистических началах называется Городом Солнца.

Позднее, в начале XIX века появилась следующая плеяда социалистов-утопистов: французы Сен-Симон и Фурье и англичанин Оуэн. Но и они формально сохраняли связь с христианством (хотя уже в значительной мере номинальным). А вот вслед за ними пришел социализм и коммунизм Карла Маркса, который был уже атеистическим. А постепенно даже приобрел черты богоборческой идеологии.

У Маркса идея нивелировки человека была доведена до предела. Желающим предлагаю прочитать (или перечитать) "Манифест коммунистической партии", написанный Марксом (в соавторстве с Фридрихом Энгельсом) в 1848 году. Так, в программе перехода от капитализма к коммунизму, состоящей из 10 пунктов, в пункте 8 предусматривается охват всего трудоспособного населения "промышленными армиями". Позднее у Троцкого эта идея получила название "трудовые армии", которыми он хотел охватить всю Россию. Понятно, что в "промышленных (трудовых) армиях" человек превращался в "винтик", функционирующий на основе жестких уставов и "единомыслия". Эти "армии" напоминали "общежитие" в концлагере. Кстати, в "Манифесте" также было заявлено, что как только коммунистам удастся преодолеть "классовые противоположности", существовавшие веками в обществе, то чуть ли не автоматически исчезнет религия (прежде всего христианство), которая якобы и нужна для того, чтобы поддерживать упомянутые "классовые противоположности".

То, что рождалось в головах коммунистических (большевистских) революционеров, приходило также в головы некоторых писателей. Правда, они воспринимали модель "коммунистического общежития" как антиутопию. Это прежде всего Евгений Замятин (1884-1937), положивший своим романом "Мы" (1920) начало жанру антиутопии. А также Олдос Хаксли (1894-1963) с его романом "О дивный новый мир" (1932), Джордж Оруэлл (1903-1950) с его романами "Скотный двор" (1945) и "1984" (1949), Рей Брэдбери (1920-2012) с его романом "451 градус по Фаренгейту" (1953). Хотя перечисленные авторы рисуемое ими будущее не называют коммунистическим, однако везде просматриваются такие элементы социального устройства, как общежитие, преодоление "ограничений" семейной жизни, единомыслие, формальное равенство (по крайней мере, в рамках той или иной социальной группы), максимальная нивелировка всех членов общества.

Жизнь святителя Николая Сербского как раз совпала со взлетом творчества указанных писателей. Не знаю, был ли он знаком с их творчеством, но идеи социальных антиутопий тогда витали в воздухе. Особенно учитывая, что эти идеи начали практически претворяться в жизнь в советской России. Кто-то жаждал приближения коллективного обезличенного будущего, а кто-то, наоборот, этого страшился. По-своему его страшились писатели, предупреждая людей своими романами. Безусловно, этого опасался и святитель Николай Сербский. Но особенно он опасался даже не социально-экономической нивелировки (хотя прекрасно понимал, что полная такая нивелировка утопична, а попытка провести ее насильственными методами приведет к крови и даст очень кратковременный эффект). Его особенно страшила нивелировка духовно-религиозная.

В своем "Любостыньском стослове" святитель Николай свидетельствует об уклонениях еретиков, которые под прикрытием красивых слов о мире и любви предлагали уравнять христианство с другими религиями и конфессиями: 

Далее читать: