Екатеринбург: откуда столько ненависти?

Екатеринбургские события внезапно открыли для нас тот факт, что российский гражданский активизм и гражданское общество — это не милое и доброе движение борцов за идеалы свободы, а уродливый «франкенштейн», сочетающий в себе черты комсомольских антирелигиозных рейдов с националистическими кричалками в духе: «Кто не скачет, тот…».

Категоричность взглядов, явленная противниками строительства храма в Екатеринбурге, совершенно не свойственна вчерашней игровой эпохе постмодерна. И тот факт, что екатеринбургские антиклерикалы пошли на насилие ради своих идеалов, лишний раз демонстрирует, что старый модернистский проект, который, по мнению Юргена Хабермаса, не был до конца завершен, проиграв на время постмодернизму, вновь поднимается на занятые им когда-то позиции. А вместе с духом модерна поднимают головы и его вчерашние сателлиты — тоталитаризм мышления, действие ради действия и популизм.

Современный российский антиклерикальный дискурс невероятно далек от европейского или американского. Корни нашего «безбожия» в своего рода «атеистической» панике — социальной фрустрации тех, кто не смог найти себя в изменчивости нового постиндустриального, постсекулярного мира. Приняв смену идеологического и культурного порядка в 90-е, сегодня «антиклерикалы» поняли, что не только не смогли приспособиться под новые реалии, но и, главное, потеряли монополию на регламентацию пространства общества. Их привычный мирок рушится под безразличное покачивание маятника времени. Верующие почему-то больше не хотят сидеть в своих гетто и навязчиво претендуют на равные с неверующими права в определении настоящего. Исчезли столь милые сердцу эвфемизмы, как «кекс весенний», да и верующих больше нельзя поучать, нельзя определять как они должны себя вести, а как нет. Теперь нужно договариваться, вступать в переговоры, отказаться от позиции силы. И ничего кроме страха и паники эти изменения у антиклерикалов не вызывают.

Корни нашего «безбожия» в своего рода «атеистической» панике — социальной фрустрации тех, кто не смог найти себя в изменчивости нового постиндустриального, постсекулярного мира.

Да, в екатеринбургском погроме приняло участие невероятное до сих пор количество молодежи, тех, кто не видел, да и не мог видеть эпоху «развитого атеизма». Исследование причин их участия должно стать темой отдельных статей. Здесь же я позволю себе высказать несколько замечаний о характере екатеринбургских событий, их дискурсивных особенностях....

Полностью: