Христианство и свобода

Личность и Государство

Объективно рассуждая, следует признать, что духовные источники западноевропейского либерализма можно отыскать только в содержании догматов христианского учения. Нам не понадобятся умозрительные соображения и косвенные доказательства, достаточно внимательного изучения исторических событий и литературных источников древнего времени для того, чтобы прийти к этому несложному выводу.

Идеи права и политической свободы, начало равенства, наконец, сама идея свободной, самостоятельной, независимой личности как индивидуальной, неповторимой субстанции, бытие которой никогда не может рассматриваться лишь - и исключительно - в контексте государственного или общественного бытия, получают в христианстве совершенно новое, незнакомое древнему миру выражение. Античному обществу знакомы идеи свободной личности, но она всегда измеряется только в рамках единой общности - государства, которое и “делает из человека личность”. Вне государства, вне его законов личность не может существовать. Это или удел немногих “избранных”, или признак того, что перед нами низшее, не достигшее необходимого уровня развития существо.

Едва ли не классическим для выражения этой позиции можно считать известное высказывание Аристотеля, писавшего: “Тот, кто в силу своей природы, а не вследствие обстоятельств живет вне государства, - недоразвитое в нравственном смысле существо” . Некоторые сомнения могут зародиться при столкновении с фактами многочисленных и весьма продуманных вариаций учения естественного права, которое в уже первоначальной своей редакции имеет в основании идею противопоставления позитивного (действующего) и естественного (должного) права, ставит под сомнение безусловность человеческих установлений в сравнении с идеальными .

Дух свободы не может примириться с тем фактом, что человек ограничен рамками политического тела. Общественная справедливость, как условная, переменчивая величина, не может служить вечным критерием человеческих поступков и мотивов. Пример Сократа, незаслуженно казненного своими соотечественниками, пренебрегшими его многочисленными заслугами, не оценившими талант величайшего мыслителя, является слишком живым примером для тех, кто связывает дух личной свободы с государством. Не менее показательным примером является бегство из Афин Аристотеля, который в схожей с Сократом ситуации не захотел отдать свою жизнь на откуп сиюминутной прихоти разгневанного охлоса. “Я не позволю им совершить преступление еще раз”, - заявил он, спасаясь бегством.

Свобода и долг, личность и государство - проблемы, оказавшиеся для античной мысли неразрешенными. Нельзя, однако, сказать, что попытки преодоления указанных трудностей не предпринимались вовсе. Например, в трудах многих софистов возникает и получает все большее распространение идея договорного происхождения государства, что является откровенным шагом разрушения субстанционального характера государственной идеи. Если государство является лишь союзом свободных личностей, возникшим в результате некоего договора между ними, то крайне сложно говорить о нем как самозначимой субстанции, неизбежном следствии божественной воли и объективного закона разума.

Границы человеческой деятельности в этом случае расширяются, его зависимость от государственных законов ослабляется. Более того, сама идея позитивного, т.е. действующего в государстве на данный момент закона, приобретает условный характер, как явление преходящее и в значительной степени конъюнктурное по своей природе. Понятно, что пример Сократа, отдавшего свою жизнь за торжество справедливости, во имя Закона, который каждый обязан исполнять безусловно, в этом случае уже неуместен. Смешно отдавать свою жизнь за такой закон, который представляет собой лишь игру случая и совокупность отдельных мнений.

Идея свободной от государства человеческой личности получает здесь временное превосходство, как “мера всех вещей”, но при этом утрачивают смысл идея государства и идея права. Конструкция утрачивает свою устойчивость и разрушается.

В трудах греческих философов можно отыскать и идею борьбы против неравенства и социальной несправедливости, односторонние индивидуалистические направления, защищавшие права личности и приводившие к отрицанию во имя человека положительного права вообще. Однако некоторые, весьма существенные элементы данных учений не позволяют, на наш взгляд, установить какую-либо четкую последовательную связь между ними и более поздними идеями естественного права, свойственные учениям Нового времени.

Обратим внимание на наиболее бросающиеся в глаза особенности. Например, с философской, гносеологической точки зрения, учения софистов о естественном праве, равно как и более поздние учения Сократа, Платона и Аристотеля, имеют своим основанием рационализм. Любая точка зрения может быть принята, но только в том случае, если ее основание лежит в разуме и обосновано им. Не случайно идею Высшей силы, правящей миром, Платон выводил из того несложного силлогизма, что если разум, присущий человеку, предопределяет его превосходство над другими обитателями живой природы, то, следовательно, должен присутствовать высший Разум, который устанавливает законы мироздания и царствует над миром. Его сущность такова, что даже боги не могут соперничать с ним, тем более люди. Им остается или подчиниться его требованиям, или разрушить общую гармонию, даруемую высшим Разумом. Это и есть идея справедливости, исходя из которой мы должны устанавливать идеальное государственное устройство. Поскольку же разум человека и Разум высший тождественны по своей природе, познать законы справедливости мы можем только рационально. Собственно говоря, один из самых почитаемых и известных трудов Аристотеля - “Аналитики” - посвящен именно определению таких приемов познания мира, которые присущи самому разуму и позволяют правильно сконструировать мысль человека и обосновать логическое суждение.

Древний мир не принимает суждений, которые являются произведением субъективных мистических переживаний, поскольку они не обладают главными и наиболее значимыми для политических учений качествами - общности и обязательностью. Второй отличительной чертой древнегреческих учений, как мы уже частично указывали выше, выступает требование полного подчинения личности государству. Собственно говоря, личности в привычном для нас понимании еще нет, есть только и исключительно гражданин своего государства, в той или иной форме служащий ему. Добропорядочным человеком может быть философ или воин, политик или правитель, но никак нельзя представить себе человека, изолированного от государства, имеющего свою, не сходную с государством сферу личных интересов. Можно сказать и так: сама необходимость доказывания обязательного отождествления интересов личности и государства представлялась древним мыслителям неактуальной.

Сократ, Платон и Аристотель - вершины древней языческой мысли - презюмируют это обстоятельство как необходимую основу и предпосылку последующего изложения политического устройства. Государство является для них формой идеального, которая реализуется в материальном мире, а человек есть лишь часть этого духа Разума. Таким образом, постановка вопроса сводится к проблеме такого определения взаимоотношений людей в обществе, при котором все составляющие единой идеи получают гармоничное сочетание.

В этом случае идея естественного права неизменно приводила к двум взаимоисключающим крайностям: или к признанию его необходимой основой для построения гармоничного политического строя, сочетающего в себе и примиряющего в себе все общественные противоречия, а человека - орудием собственного разума; либо необходимой предпосылкой для полного отрицания общественного порядка во имя сильной личности, которой “закон не писан”. Последний вариант, безусловно, приводит к полной анархии, разрушению общественного тела и уничтожению самого понятия “справедливость”, поэтому никак не может претендовать на то, чтобы положить твердые начала человеческого Общежития и человеческой свободы, даже при кажущемся доминировании идеи личности. Дело заключается в том, что в указанном случае речь идет лишь о сильной личности. Любая иная здесь в расчет не берется. Но можно ли признавать это положение вещей справедливым, если мы изначально делим мир на “сильных” и “слабых”, если их права изначально различны? Но в не меньшей степени ущербен и первый - по порядку - способ устроения государства. Как справедливо писал по этому поводу П.Й. Новгородцев, “как ни заманчиво звучит... обещание провести гармонизацию жизни, осуществить хотя бы в малом размере солидарность и дружескую близость людей, мы не должны забывать, что никогда это не может быть достигнуто без ущерба для самого дорогого из общественных благ, каким является свобода. Что иное может означать осуществленная гармония и неизменная солидарность душ, как не тягостное насилие над человеческой свободой. Одно из двух: или гармония, или свобода”.

Другой известный исследователь политических учений B.C. Нерсесянц, приводит многочисленные примеры, подтверждающие неустранимость противоречия между личностью и государством для античной языческой мысли, как из ранних греческих философов, так из произведений более позднего периода. В частности, в произведениях Гераклита содержится требование сражаться за божественный закон и за родной полис. При этом закон понимается исключительно в узком смысле, как воля народного собрания, как закон его учреждения и функционирования, т.е. конституционный закон.

Софист Фразимах также высказывался за авторитарную роль государства и, кроме того, поддерживал мысль о том, что в области нравственности должны господствовать те представления, которые навязываются правящими кругами. Очевидно, что ни о какой свободе совести в этом случае говорить не приходится. В общем-то, примеров можно привести много, в том числе и таких, которые выступают некоторым диссонансом на общем фоне, например софиста Ликофрона, считавшего отдельные права неотчуждаемым, естественным правом личности, и софиста Алкидама Элейского, провозглашавшего идею равенства всех людей, включая рабов, что звучит для своего времени революционно.

Вместе с тем, указанные идеи носят явно выраженный эклектичный характер и никак не могут быть сформулированы в виде законченной системы, поскольку установление источником свободы государство приводит к обязательному исключению каких-либо иных интересов и самостоятельных сфер деятельности личности, и в этом случае революционные идеи Ликофрона и Алкидама выглядят бунтом скептического рассудка, который хочет преодолеть противоречие, таящееся в указанном сочетании “государство - личность”, но не может. Это крайняя мера и отчаяние мыслителя, но никак не та идея, которая своим позитивным содержанием может заложить основу новой эпохи развития личности. Дух свободной личности ищет путь преодоления противоречия, но не находит его. Но в чем корень основной проблемы? Конечно, в самой идее личности. При всей революционности идей отдельных софистов мы должны признать, что до полноправного понимания человеческой личности здесь было еще далеко.

Дело заключается в том, что, при всей своей выгоде и универсальности, разум предоставляет слишком много вариаций, каждая из которых вправе претендовать на признание себя истиной в последней инстанции. В этом случае целый ряд учений мог быть положен в основу политико-правовой организации общества, что приводило к неискоренимому релятивизму. В поисках абсолютной сферы бытия, основы естественного права, римские юристы предлагают уже природу во всех ее проявлениях, не противопоставляя, как правило, естественное право положительному. Но в главном вопросе и они исходят все из того же общего интереса и общей воли народа, где нет места личным интересам и личной воли свободной личности.

Таким образом, любые попытки отыскания основы свободы лица, носившие рациональный, диалектический характер, не приводили к желаемому результату. Кроме того, любые попытки обоснования права государственного, требование повиновения хотя бы “праведной” власти не выдерживали испытания временем, поскольку никакая из предложенных основ не была годна в качестве критерия праву позитивному. Очень удачно и кратко выразил эту мысль русский социолог Д. Г. Глинка: “Право, без сомнения, уже с давних времен существовало в весьма развитом виде в Греции, и в особенности в Афинах, сделавшихся позже колыбелью свободы древнего мира; но, подчиненное произвольному законодательству, оно кончило тем, что потеряло всякое значение”.

Эту же точку зрения поддерживал и В.В. Розанов (1856 - 1919). “В истории оно (право - A.B.), - писал он, - наиболее страшно было у римского народа, самого совершенного в понимании права: здесь рабов крошили на говядину, которой откармливали рыбу в прудах”. Необходимо было учение иного рода, учение как Откровение Бога, в котором не логически, а непосредственно были заложены и даны все необходимые принципы общежития и идея действительно свободной личности.

"Христианство и социальный идеал"

Продолжение следует.