Кризис идеи прогресса

Сегодня мы видим явное отчуждение идеи прогресса от большинства человечества — феномен, достойный самого серьезного осмысления. Всё, что было втайне, неосознанно для атеистического гуманизма вложено в прогресс христианством, почти полностью испарилось.
Запад часто сравнивают с Афинами. Но при этом молчаливо выноситсяза скобки тот факт, что весь этот блеск материальной и духовной культуры,
аристократический досуг, достигший массовости со времен реформ Солона, не обремененная тяжкими заботами игра мысли и воображения куплены ценой рабского закабаления доброй половины тогдашнего человечества. Античный империализм, перешедший границы Средиземного моря, достиг песков Сахары, скифских степей, хребтов Центральной Европы — и это ещё до планетарной экспансии Александра Македонского.

Эстетика тела, так заботливо формируемая в греческих гимназиях, имела функциональное назначение: поддерживать воинственный этнос свободных граждан — колонизаторов мира. Греческая ментальность целиком замешена на расистском комплексе превосходства над варварами не-греками, недостойными человеческого статуса. Греческий рационализм и греческие гармонии куплены ценой вытеснения вовне самых иррациональных импульсов человекоубийства, жестокости, вселенского экспроприаторства и пиратства.

Статика прекрасного греческого тела, не имеющего взгляда, слепого, символизирует глухоту к внутреннему миру. Здесь физическая
гармония исключает динамику души. Только сейчас мы сталкиваемся с этим же воспроизведением усердной заботы о теле через диетику, гимнастику, боевые искусства, сочетающиеся с полной глухотой в отношении души и совести.

И разве случайно Христос явился миру как духовность, представленная в слабом, некультивированном теле, контрастирующем с телесными образами античной расы «сверхчеловеков»? У Христа — некультивированное тело раба или варвара (варвар — это потенциальный раб для грека), которого античный империалист-язычник мог бы только презирать.

Сегодня западный человек также провел линию между собой — представителем высшего «свободного мира» — и окружающим миром варварства, населенного недочеловеками. Новейший глобальный порядок чреват новыми колоссальными огораживаниями — расчисткой планетной территории для расы господ, доказавшей, по критериям рыночного естественного отбора, свое преимущественное право на использование ресурсов Земли. Прогресс из всеобщей категории, выражающей принципы гуманистического универсализма, превращается в приватную категорию, касающуюся избранных счастливцев, «золотого миллиарда». В этой перспективе входящим в число «золотого миллиарда» всё более противопоказано христианское наследие человеколюбия, самоотверженности, сострадания. Ибо с таким наследием в душе невозможно строить свое благополучие на фоне погружения остальных в безпросветное отчаяние, невозможно выдвигать вокруг своих оазисов «достойной жизни» непроницаемые барьеры для остальных. Только признав последних недостойными, понизив их в человеческом статусе, можно со спокойной совестью развивать свой прогресс и пестовать свое благополучие.

При этом эстетам прогресса не стоит надеяться, что новое рабствобольшинства и на этот раз, как в античности, будет окуплено пышными дарами культуры. После явления Христа законы культурного творчества решительно изменились: ослепший господин мира, пекущийся исключительно о теле и телесных радостях, уже не даст человечеству ни великого искусства, ни стоической философской мудрости. Перед лицом стремительно нищающего большинства ему предстоит вооружиться не духовными, а милитаристскими доблестями, вытравить в себе дух христианского сострадания, компенсируя внутреннюю духовную пустоту наркотически действующими технологиями удовольствия.

По мере того как благополучный «золотой миллиард» отгородится от злосчастного, погруженного в отчаяние мира, культура этого «миллиарда» все больше будет принимать вид самодовлеющего, формального текста, восприимчивого только к «интертекстовым» импульсам и совершенно глухого к импульсам, идущим от окружающей реальности.

Человечеству как виду, дабы предотвратить окончательное вырождение и одичание, объективно понадобятся такие запасы милосердия, такой горячий пыл сострадания к падшим, вытолкнутым, загнанным в гигантские резервации, в каких до сих пор оно ещё не нуждалось. Эту радикализацию христианского милосердия мы и видим в образе Богоматери-заступницы.

Из тех трансцендентных далей, где пребывает в своей полноте Божественная Сущность, спуститься к нам, может быть, уже способна только Она, страдающая женственность в Божьем обличье. Всем, кому не хватило даров заметно поскупевшего прогресса, Она принесет свои неоценимые дары. Новому православному богословию, дабы не выродиться в схоластику, необходимо знать, кто именно в таких дарах сегодня особенно нуждается. Тогда и православный дискурс о Божьем даре заново обретёт трепетную взволнованность и меткость.

Глобалистика сегодня всё чаще упоминает о новом изгойском континенте — четвертом мире. Ещё недавно символом человеческой отсталости и неудач «проектов развития» служил третий мир. Сегодня он всё более дифференцируется; в нём выделяются новые индустриальные страны, преодолевшие барьер слаборазвитости, а также новые держатели естественных рент — такие, как арабские нефтедобывающие страны.
Аутсайдерами третьемировской системы стали так называемые «страны глубокого юга», концентрирующие человеческий контингент,
уже выбитый из традиционной колеи мировой экономической, геополитической и культурной динамикой, но так и не сумевший приобщиться к возможностям модерна.

Однако главная дифференциация, ломающая единый образ человечества, сегодня проходит не столько между странами третьего мира, сколько внутри их. Наглядно демонстрирует эту новую реальность пример постсоветских государств. Среди них выделяется так называемая «элита», предназначаемая хозяевами однополярного мира «разблокировать» постсоветское пространство, сделав его доступным для западной экспансии, и туземная масса, стремительно деградирующая по всем показателям — экономическим, демографическим, образовательным, культурным.
Словом, четвертый мир можно идентифицировать по разным критериям: экономической отсталости и обнищания, социально-психологической неадаптированности к модерну, трансформирующемуся в постмодерн, по гражданской неполноценности, связанной со статусом мигрантов, по культурной и политической непризнанности, связанной с принадлежностью к гонимым этносам.

Зловещая тенденция, связанная с уходом мирового капитала из производящей в спекулятивно-ростовщическую и экспроприаторскую экономику «валютных игр», неминуемо ведет к расширению планетарной зоны бедности. По данным на 1996 год, 90 стран находятся в значительно худшей экономической ситуации, чем десятью годами раньше, а разница в доходах на душу населения между странами первого и третьего мира за это время утроилась.

По оценкам Всемирного банка, сделанным в 90-х годах, среднегодовые темпы прироста численности бедных в мире равнялись двум процентам.
Бедные уже составляют треть человечества, причём чаще всего они образуют большинство населения именно в городах — этом олицетворении прогресса в его торжестве над ненавистным традиционализмом. А городская бедность, в отличие от традиционной деревенской, — это бедность одинокого отчаяния, более не способного рассчитывать на общинную помощь и сочувствие. Это бедность на фоне нелегитимного богатства наглеющих нуворишей — компрадорской среды, беззастенчиво торгующей национальными интересами.

Так социальная поляризация обретает вид расовой противопоставленности туземного и иностранного, привязанного к месту и обладающего привилегиями экстерриториальности, хранящего изгойскую идентичность и стремительно от неё дистанцирующегося.
Привилегированный развитый мир здесь уже не служит обнадеживающим примером, не подает руку помощи, не обещает приобщённости — он отмечен печатью презрительного избранничества. Благодатной вести и знака надежды современный расово-разделенный
социум более не подаёт. Их можно ждать откуда-то свыше, из трансцендентных высот и глубин, из сфер, сохраняющих метаисторическую загадочность...

«Православная цивилизация в глобальном мире»