О демонической мистике Востока

У тех, кто пришел к православию от восточных религий Индостана и оккультных учений, а особенно у тех, кто практиковал эти учения и занимался психофизическими упражнениями по этим системам, остается в душе долго незаживающая рана, которая особенно болезненно проявляет себя в области мистики и молитвы.

Оккультизм – демонообщение, в котором происходит не фиксируемый самим человеком процесс демоноуподобления. Впрочем, в черной магии это демоноуподобление уже не скрывает себя; оно является содержанием и целью всех ритуалов: мантр, заклятий и призывов, темных духов.

Если рассмотреть историю падения сатаны как клиническую картину, то увидим, что сатана это первый душевнобольной, одержимый манией величия, первый визионер и параноик, который представил в своем больном воображении себя вторым божеством. Гордость повлекла за собой потерю любви.

Демон – дух, неспособный вместить в себя луч любви, хотя бы тонкий, как луч, идущий от звезды, или каплю смирения, хотя бы малую, как утренняя росинка на листке цветка. Характерно, что душевнобольной находится в состоянии аутизма (погружение в себя), он не может любить других людей, он в постоянной тревоге, в постоянных фобиях, но даже, когда он дрожит от страха, то не способен смирить себя. Душевнобольной теряет свою собственную личность, он надевает на себя выдуманную личину, с которой он отождествляет себя. Чаще всего эта личина какого-то великого человека. Душевнобольной создает мир своих иллюзий, мир своей болезни, бежит в этот мир и живет в нем. Подобное чувство испытывает оккультист. Он становится жесток и холоден к своим ближним; его душа в постоянной тревоге, он думает о себе, как о ком-то великом, он живет в ирреальном мире, созданном собственным воображением. Уподобление демону проявляется как паралич сердца. Центр жизни оккультиста переходит из сердца в область страстей – в периферию сердца.

Ап. Павел пишет о демонах, как о духах поднебесных. Они находятся не на небе, а в некой области под небом. Так наши страсти находятся не в нашем сердце, а в области около сердца и действуют на него как бы извне. Со страстями соединен рассудок, наполненный мечтами, грезами и картинами собственного воображения. Впрочем, кроме самого человека здесь действует невидимый «живописец» - Диавол. Отсутствие любви и смирения – это признак душевной болезни. Переход из оккультизма в православие требует следующего: реанимации человеческого сердца, возрождения двух движущих сил души – любви и смирения, осознания собственной личности.

В оккультизме Бог как личность отсутствует. Это – пустая абстракция, а в некоторых случаях символ космической энергии. Оккультизм имеет дело с духами, а не с Богом. У окультистов пропадает чувство живой личности, для него человек – предмет пользования, а демон – инструмент для осуществления своих страстей. Практическую мораль окультистов можно охарактеризовать термином «инструментализм». Его мантры и заклинания, упражнения и ритуалы похожи ан работу со сложным компьютером; слова и ритуалы – это рычаги и система связи компьютера. Поэтому часто оккультные инициации заключаются в открытии неофиту магических имен.

Переход из оккультизма в православие в этой плоскости должен знаменовать собой переход от инструментализма к личностному общению – к персонализму – общению с конкретными личностями. Разорвать порочный круг страстей, опустить ум из области рассудка в сердце, оживотворить и согреть лед своего сердца любовью, - должно стать задачей такого человека.

Заклятие – это императив, повеление. Медитация – это беседа с собой, это созерцание определенной идеи или предмета. Для оккультиста молитва – это вид словесной энергии или трансформация энергии собственной души в слова молитвы или действие через энергию, заключенную в самих словах и именах. Поэтому оккультист по инерции отождествляет действие молитвы с самой молитвой, а себя – с энергетическим генератором. Он ожидает ответа не от Бога, а от самой молитвы как ее следствие, т.е. реализацию, заключенных в молитве потенциальных сил. Слово «молитва» имеет один корень – «мольба, умоление», т.е. благоговейная просьба, а оккультист никого не просит. Он забывает о самом главном, что обращает его к Богу как живой Личности; для него молитва не диалог, а монолог.

Оккультизм в какой-то степени связан с пантеистическим мировоззрениям – одушевлением сил природы и обожествлением космоса. Мистика пантеизма – это мистика слияния с духом космоса – состояние, называемое самадхи, или погружение в нирвану – пустоту, как состояния истинного бытия; это мистика упрощения, т.е. освобождение души от слов, представлений, чувств, эмоций и т.д. Здесь нужно условие для погружения в бесформенную пустоту. А так как бывший оккультист, смешивая молитву с медитацией, стремится к этим условиям для освобождения души от ее содержания, то он питает какую-то скрытую неприязнь к общественному богослужению, старается не приходить в храм, когда там праздничная служба и много народа, а предпочитает молиться один в своем доме; там ему легче погружаться в подобное состояние.

Вообще оккультист чувствует себя во время литургической службы плохо. Он объясняет это шумом в церкви, давкой народа, неумением людей вести себя в храме. Но на самом деле здесь более глубокая причина. Стремление темных сил оторвать человека в мистическом плане от церкви, от места, где небо соединено с землей. Оккультист привык рассчитывать на себя и надеяться на свои силы, поэтому он одинок в храме. В церкви он ищет не благодати Божией, а какой-то космической энергии. Это не общение с богом, а как бы включение себя, вроде прибора, в электрическую сеть. Оккультист редко приходит в церковь до службы, а чаще всего он опаздывает на литургию и уходит раньше, не дождавшись ее конца. Надо сказать, что мистика католиков включает в себя образные представления. Поэтому некоторые исследователи находили сходство между католической мистикой и Йогой. Католики редко говорят: «Я молюсь в храме», а «Я медитирую». Характерно, что скамьи, находящиеся в костелах, предназначены больше не для молитвы, а для размышления, для медитации.

Оккультист должен научиться тому, что делает каждый ребенок: просить; научиться просит у Бога – вечного и временного для себя и для других; чувствовать Бога, как ребенок чувствует своего отца, доверять Ему, а не собственным силам.

Обычно, когда определяют различие религии и конфессии, то останавливаются на их вероучении – догматике, затем – на обрядах и ритуалах. Но есть еще одна область, которая трудно поддается определению, но в тоже время является самой сердцевиной религии, это мистика.

В настоящее время немало людей увлекаются восточными религиями, в том числе оккультизмом. Для некоторых из них это является как бы переходным периодом из атеизма в христианство. Но, вступая в Церковь, они несут в себе инерцию пантеистической и демонической мистики. Особенно разрушительное действие – это инерция проявляет себя в искажении молитвы. Поэтому несколько остановимся на этом вопросе. Мы не задались целью разбирать бесчисленное количество школ и систем неоязычества, а только хотим указать на несколько фактов, чтобы помочь людям осознать, какую рану они могут носить в себе.

Индуисты, вернее индуистские мистики, стремятся к состоянию, называемому самадхи. Оно имеет сходство с экстазом неоплатоников. Гималайский пантеон богов – это персонификация свойств «единого»; многобожие – религия толпы; картинки, нарисованные для детей, которые не познали божественное начало, обитающее в них самих. Но посвященный знает, что существует только единый, а множественность – иллюзорна. Он отвлекает свой ум от множественности форм, мыслей, картин и представлений. Это интеллектуальное упрощение относится как к внешнему, так и внутреннему психическому миру самого человека. Он как индивидуум кажется себе иллюзией: «Нет ни меня, ни тебя; существует только он», другими словами: «Я – есть ты, ты – есть он». Человек пытается путем медитаций отождествлять себя с этой бесформенной и безликой единицей, как единственным бытием, вне которой начинается мир иллюзий.

Он посредством медитативных упражнений хочет слить себя с абсолютом и остается с единственной верой в то, что он и божество – едины, а точнее, он сам свою божество.
Психическая жизнь подавлена, как бы уничтожена; вере в свою божественность ничего не противостоит. Эта идея охватывает всего человека и приводит его в состояние транса. Разумеется, молитва здесь отсутствует: кому молиться, если он тождественен абсолюту. Притязания на богоравенство или самобожение является основой первородного греха и ведет начало свое от нападения сатаны, который посчитал себя богом. Прошедший путь индуистской мистики нередко под видом молитвы обращается не к Богу, а самому себе и заменяет молитву медитацией. Самое страшное искушение для такого человека, что он в христианстве с трудом приобретает чувство общения с Богом, как с Личностью; для него Божество неопределенный универсум.

Поэтому у людей, пришедших из пантеистических религий и оккультных учений, если они были практически включены в них, остается какая-то отчужденность и холодность к Христу как Богочеловеку. Оккультист Владимир Соловьев подменяет Богочеловека Богочеловечеством. Ранние философские работы Соловьева, а также произведение «Смысл любви» носят пантеистический характер. В ранних произведениях он хочет обобщить христианский и восточно – пантеистический опыт, только не мистики, а мышления. А произведение «Смысл любви» проводит идеи оргаистического шиваизма и шанкризма. Характерно, что Владимир Соловьев долгое время занимался спиритизмом. Что касается Флоренского, пришедшего в христианство от платонизма и гностицизма, то он пишет о Христе каким-то ледяным тоном, как можно писать о мертвеце; по сути дела у него Христос заменен Софией – «матерью мира».

Для прошедшего путь буддизма следует помнить, что буддизм в своих отрицаниях и негациях еще более радикален, чем индуизм (нам кажется, точнее, будет название шиваизм). Если шиваизм учит о сведении психической человека к некой универсальной единице, то мистика опустошения в буддизме стремится свести всю психическую жизнь к нулю, объявив всякое бытие злом. Шиваизм ищет единого бытия под многообразием форм. Буддизм отрицает бытие универсума. Его мистика – не уничтожение форм, а уничтожение самого бытия, как иллюзии, влекущей за собой реальные страдания. Здесь не только уничтожаются мысленные объекты, но подвергается беспощадной ампутации вся эмоциональная сфера человека.

Продолжением буддизма, который чуждался философско-метафизических проблем, является его вариант в виде ламаизма, хотя это продолжение нам представляется как шаг назад к индуизму. По этому учению, существует пустота, которая рождает сама из себя элементы бытия, настолько кратковременные, что их можно назвать вневременными. Эта пустота является первоосновой вещей. Этот вакуум, в котором должна растворится без остатка душа человека, представляет собой вожделенную цель ламаистов.

Ламаизм хочет философски осмыслить буддизм, который порождал из себя и продолжает порождать элементарные частицы как основу и материал для мироздания. Буддизм не пытался осмыслить и определить нирвану, для него определение нирваны в словесной формулировке было бы уничтожением самой нирваны. Буддизм остановился на уровне эмпирике, поставив саму психику человека в неестественные условия искусственного торможения душевных процессов. Буддизму нет дела ни до божества, ни до души, ни до метафизического мира, ни до начала, ни до конца мироздания. Для него само бытие отождествлено с понятием зла – это диссонанс, постоянно терзающий человека. Уничтожить страдания человека можно, только уничтожив само бытие, а точнее, остановить его проявления.

Пришедшие в Церковь из буддизма отличаются наклонностью к субъективизму и индивидуализму; их религиозная жизнь как бы застывает в их рассудке. Буддисты и ламаисты, также, как и шиваисты, теряют чувство, личностного бога. Для них Божество – это энергетическое начало. Они ищут Его не в молитвах, а в медитациях, и само понятие молитвы у них искажено: это не мольба, а рассуждение, обращенное не столько к Богу, сколько к собственной душе; они ищут не общения с Богом как с Абсолютной Личностью, а субъективные состояния. Для них остается чуждой первая заповедь евангельских блаженств: «Блаженны нищие духом». Они чувствуют себя в молитве не нищими, а теургами, и часто приписывают словам молитвы самостоятельную силу.

Поэтому пришедшие к православию от этих учений должны помнить, что молитва – это диалог через слово между двумя личностями: ограниченной человеческой и безграничной божественной. Это синергизм двух воль. Результат молитвы – от Бога, наша – только просьба.

Оккультизм не отрицает ценности земного бытия, но отрицает цель бытия, как общение с Божеством; для него нет Бога как объекта молитвы, он имеет дело с космическими духами, а на самом деле с демонами; он хочет влиять на этот мир через слово и магические ритуалы.

Демон имеет индивидуальность, но личность в нем стерта. Молитва оккультиста носит характер императива – повеления; это – агрессия в мир агрессоров с целью заставить их служить себе посредством магических знаков и таинственных имен, как паролей и талисманов. Это – общение с демоном через уподобление ему, поэтому у оккультистов до чудовищных размеров развивается гордость.

После перехода в православие им трудно почувствовать Бога как живую Личность. Сатана – холоден; сердце у оккультиста также холодно, та мнет любви, хотя его душа постоянно обуреваема страстями (страсть – это пламя, которое жжет, но согревает). Его молитва также обращена по инерции к некой безликой силе, поэтому ему нужен особый контроль над собой. Он ищет способы и методы к молитве, но забывает о главном, что молитва есть плод смирения и любви.

Всем этим людям необходим духовный руководитель, как тяжелобольному нужен врач. Смирение с покаянием рождает любовь; только любовь может согреть и оживотворить их сердце. Смирение начинается с послушания, а послушание с осознания того, что человек своими собственными ограниченными, изъеденными страстями, как дерево червями, силами не может бороться с грехом, живущем в нем. Чувство духовного тупика, в котором оказался человек, подобно перекрестку двух дорог, где решается дальнейшее направление его жизни:

Он думает, что у него достаточно внутренних возможностей, чтобы самому преодолеть этот тупик, что его состояние это результат допущенных ошибок и внешних ситуаций. Он решается сам исправить свою жизнь, сам выйти из лабиринта демонического мира, в котором оказалась его душа, и в результате он делает новый круг и приходит к тому же тупику.
Человек понимает, что грех это динамическая сила, которая живет в его душе и требуется беспрерывная борьба с ним, со всеми его многообразными проявлениями, что он находится в окружении демонических существ – врагов беспощадных и коварных, более опытных, чем он; что в его душе существуют страсти, которые он любит и с которыми в тайне сердца не хочет расстаться. Тогда человек начинает искать помощи, а именно, помощи Божией через послушание духовному отцу, через отсечение своей непокорной воли, которая стоит, как стена, между человеком и Богом.
Человек может изучить духовную литературу, в том числе аскетику, знать лучше отцов о внутренней жизни и даже рассказывать об этом другим, но без духовного отца он будет подобен хирургу, который знает анатомию человека, но не может сделать операцию на своем собственном теле. Только послушание, как высшая жертва, может сделать ветхого богоборца новым боголюбцем.

Людям, перешедшим из оккультизма в христианство, не следует увлекаться богословием, и здесь тайная гордость ума может получить свою пищу. Им надо начать с исполнения заповедей, если можно так сказать, с практического христианства, чтобы реанимировать свое сердце; другими словами, им надо перенести центр религиозной жизни из головы в сердце. Они должны научится уважать человека как богоподобную личность, отказавшись от интеллектуального элитаризма и от прежнего противопоставления себя окружающим людям, как просвещенного в духовной жизни (пневматика) профанам (невеждам). Они должны научиться, не просто читать молитвы, а просить милость у Бога, - то, что трудно их гордому уму.

Переход в православие из пантеизма – это переход от космофилии к теофилии, от безликой космической силы и духов посредников – этих артистов в масках – к личностному общению с Личным богом, Который есть Жизнь, Истина и Любовь.

Источник: