30 декабря 2019 г. Просмотров: 1673
Протоиерей Александр Захаров. Избранные места из "НАРОДНОЙ МОНАРХИИ" И.Л. Солоневича
Эти причины занимают видное место во всех курсах русской истории. Почему, в самом деле, Москва? Почему центром для народно-освободительной борьбы и объединения Руси не стал, например, Новгород, который был по всем экономическим показателям выше Москвы, да к тому же и татарским разгромам не подвергался?.. Ответы даются самые разнообразные.
Разбор исторических объяснений причин возвышения Москвы, я начну с марксистских.
Советская "История СССР" формулирует причины объединения Руси вокруг Москвы следующим образом. Объединение произошло потому, что были налицо:
1. Экономическое развитие русских земель, выразившееся в появлении общественного разделения труда и товарного обращения, в силу чего усиливались экономические связи между отдельными городами и землями.
2. Классовая заинтересованность феодальных земельных собственников в создании сильной верховной власти, способной подавить сопротивление крестьян.
Марксистские объяснения любых исторических событий и процессов производят впечатление, что они написаны для людей с одной извилиной в мозгу.
Рассмотрим лишь второй пункт. Вспоминаем, что происходило в реальной истории с "классовой заинтересованностью феодальных собственников". Боголюбский начал с разгрома этих "собственников"; его преемники имели с этими "феодальными собственниками" гражданскую войну, в которой также взяли верх. Москва с самого начала решительно пресекала всякие "феодальные" начинания. Иван Грозный "феодалов" разгромил в пух и прах.
x x x
Марксистские историки могут спокойно и уверенно нести любую околесицу, когда за их спиной ГПУ – попробуйте возразить!
"Буржуазным" историкам сложнее. Марксистского объяснения они привести не могут, ибо, не защищенное ГПУ и Главлитом, оно будет немедленно высмеяно и разгромлено. Но и их привлекают материалистические объяснения: они наиболее просты. Так, и Ключевский не смог удержаться от "географии":
"В Москву, как в центральный водоем, со всех концов русской земли, угрожаемой внешними врагами, стекались народные силы, благодаря ее географическому положению"...
А в шестидесяти верстах от этого "центрального водоема" начиналось "дикое поле" – правый берег Оки, на котором властвовали татарские шайки. В восьмидесяти верстах к западу начиналась Литва. Верстах в ста к востоку – на территории сегодняшней Рязанской губернии сидели еще дикие "мещеряки", то принимавшее посильное участие в татарских набегах, то бунтовавшие и грабившие сами по себе... Если бы страна выбирала "центральный водоем", то и Тверь и, тем более, Ярославль были бы в безмерно лучшем положении, не говоря уже о Новгороде.
Про Новгород Ключевский же пишет:
"Ни в каком краю древней Руси не встретим такого счастливого подбора условий, благоприятных для развития политической жизни... Новгород рано освободился от давления княжеской власти и стал в стороне от княжеских усобиц и половецких разбоев, не испытал непосредственного гнета и страха татарского, в глаза не видел ордынского баскака, был экономическим и политическим центром огромной области, рано вступил в деятельные торговые сношения с европейским Западом, был несколько веков торговым посредником между этим Западом и азиатским Востоком... Нигде в древней Руси не соединялось столько материальных и духовных средств..."
И вот, ничего не вышло. Освобожденные "от давления княжеской власти" народные массы идти под начало своих "освободителей" не хотели. Останавливаясь на последних временах новгородской самостоятельности, Ключевский пишет:
"В минуту последней решительной борьбы Новгорода за свою вольность не только Псков и Вятка, но и Двинская земля не оказали ему никакой поддержки и даже послали свои полки против него на помощь Москве".
"В минуту последней решительной борьбы" (битва при Шелони) низовое население Господина Великого Новгорода, не захотело отстаивать его независимость. Все культурные, географические, торговые и прочие материальные предпосылки новгородского могущества не дали ничего. Выиграла нищая Москва. Почему?..
x x x
Историки дворянского крыла, объясняя причины возвышения Москвы, напирали на талантливость первых собирателей русской земли. Какая-то мера талантов у московских князей, конечно, была. Однако, эта мера вряд ли была больше, нежели у других, современных им, русских князей. Тот же Ключевский рисует облик "первых собирателей русской земли" в таких словах:
"Московские Великие Князья являются довольно бледными фигурами, преемственно сменявшимися на великокняжеском столе под именами Ивана, Димитрия, Василия, другого Василия... Они отличаются замечательной устойчивой посредственностью, не выше и не ниже среднего уровня... Это князья без всякого блеска... Это средние люди древней Руси, как бы сказать, больше хронологические знаки, чем исторические лица..."
"...Фамильные свойства московских князей не создали политического и национального могущества Москвы, а сами были делом исторических сил и условий, создавших это могущество..."
x x x
Итак: "исторические силы и условия". Какие же это "силы"? Экономика отпадает, ибо Москва была беднее всех. Какие "условия"? География с ее "центральным водоемом" тоже отпадает. Что же остается?
Почему же все-таки Москва?
Начиная с первых русских сказаний и летописей и кончая сегодняшним днем, сквозь всю русскую историю проходит одно доминирующее стремление – тяга к национальному и государственному единству, "к воплощению государственного тела", по выражению Костомарова.
Начали в одном месте – не вышло, начали в другом, третьем, четвертом – наконец, нашли. Если человек ищет – он находит. Географическое положение иногда играет роль (Киев), иногда не играет никакой роли (Владимир). Качества отдельных людей иногда играют роль (Боголюбский), иногда не играют никакой роли (Василий I Дмитриевич). Деньги иногда играют роль (Новгород), иногда не играют никакой роли (Москва). Это всё – случайные коэффициенты при известной величине. В нашем случае, данная величина известна плохо. Историки разных школ и направлений дружно молчат про нее.
Главная причина этого молчания заключается в том, что величину эту "обнаружить" и "исследовать", действительно, трудно. Её невозможно ни "увидеть", ни "потрогать", ни "взвесить", ни "понюхать" – она нематериальна. Эта плохо известная и трудно уловимая величина есть величина психологическая.
x x x
Если миллионы людей в течение ряда веков и на всей территории России неустанно ищут для себя организационный центр, они его обязательно найдут. А если не найдут, так создадут "с чистого листа".
Почему он был создан в Москве, а не, скажем, в Твери? Этот вопрос имеет такую же историческую значимость, как и вопрос о том, почему Ломоносов родился в Холмогорах, а не, скажем, в Царевококшайске?
Если мы признаем, что русский народ обладает литературной одаренностью, то мы вправе заранее предположить появление Толстых, Достоевских, Тургеневых, Гоголей, Пушкиных и прочих – место рождения каждого из них не может быть объяснено никакими вывертами. Но можно совершенно уверенно сказать, что в таких-то и таких-то условиях ни Толстой, ни Достоевский не появятся. Так, если бы Ломоносов родился и жил не в Архангельской губернии, которая вовсе не знала крепостного права, а, например, в Тверской, так любознательного Михайлу из Московской Академии изъяли бы, выпороли нещадно и вернули обратно к помещику. Михайло Ломоносовым не стал бы.
В таком же разрезе можно рассматривать вопрос о возвышении Москвы. В тогдашней России имелись все психологические предпосылки для создания единой, надклассовой власти. Такая власть не могла быть создана там, где уже укрепились классы, – на западных территориях. Удельный феодализм Киева, землевладельческий феодализм Вильны и торговый феодализм Новгорода душили эту власть на корню. Страна создала свой новый центр там, где всего этого не было. Географическая точка Москвы, а не Коломны или Серпухова, имеет такое значение, как рождение Ломоносова в Холмогорах, а не в каком-нибудь соседнем селе.
x x x
Если все-таки искать уж хоть какую-то причину возвышения именно Москвы, то нужно прислушаться к историку Москвы И. Забелину:
"В истории города очень видное место занимал московский посад, под именем черни, которая в опасных случаях, когда ослабевала или вовсе отсутствовала предержащая власть, не раз становилась могучею силой, защищая от напасти свой излюбленный город... Простые граждане Москвы, ее тяглецы относились к политическим интересам своего города с большою горячностью..."
Оказывается, "исторической силой", возвысившей Москву, были "простые граждане Москвы, ее тяглецы".
x x x
Олеарий и Герберштейн, за ними Флетчер и другие озвучивают тот мотив, который впоследствии стал господствующим и в русской исторической литературе: Москва – это царский деспотизм по восточному образцу, а под этим деспотизмом – бесправное и безгласное стадо рабов.
Если разделять это мнение – целый ряд явлений московской жизни совершенно необъясним. Откуда, при всеобщем рабстве, взялся горячий интерес к политическим вопросам? Почему московские низы, – прямые наследники владимирских мизинных людей, – так любили свой город, свою страну и с таким упорством и самопожертвованием защищали их – даже без "предержащей власти": когда в Москве не оставалось ни Царей, ни даже бояр? Почему, когда Московские Великие князья попадали в татарский плен, то вся Москва, от именитых людей Строгановых до последнего тяглеца, собирала деньги для выкупа своего князя? Казалось бы, избавились от "деспота" – и, слава Богу!
Однако, при пленении Василия Темного, потом при "уходе" Ивана Грозного, разражались "воплем и плачем". Собрали для выкупа Василия двести тысяч рублей – астрономическая, по тем временам, сумма; Ивана Грозного умоляли сменить гнев на милость и вернуться на Трон. После Смуты то же "безгласное стадо" в полный голос высказалось против всяких конституций, за Царя. Почему эти "бесправные рабы" так искренно любили своего Царя и так крепко держались за него? Кто был умнее? – москвичи 14-17 веков или петербуржцы 1917 года?
x x x
Вспомним февраль: великая безмозглость спустилась на страну! Вот, где было стадо! Тысячные стада "свободных граждан" слонялись по петровской столице. Они были в полном восторге: проклятое самодержавие кончилось! Над миром встает заря новой жизни – без "аннексий и контрибуций", без капитализма, империализма и даже без Церкви с ее мракобесными попами! Во, заживем-то!
Каждая голова этого стада думала, что до земного рая и всечеловеческого счастья рукой подать. Если бы им тогда кто-нибудь сказал, что в ближайшую треть века они заплатят за Февраль-Октябрь десятками миллионов жизней, десятками лет террора и рабства, они сочли бы эти слова безумием. Себя они считали очень умными: помилуй, Бог! – двадцатый век, культура, трамваи, ватерклозеты, Карла Марла, эс-эры, эс-деки, равное, тайное и прочее голосование...
x x x
... Прошли страшные десятки лет. И теперь, на основании горького, но уже бесспорного исторического опыта, на вопрос: кто был умнее – московская чернь 15 века или просвещенные петербуржцы 20-го – можно дать вполне определенный ответ. Просвещенные россияне, делавшие 17-й год, оказались ослами. И пророчество А. Белого:
"сгибнет четверть вас
от глада, мора и меча"
– сбылось с математической точностью.
x x x
Люди Московской Руси приходили в ужас от одной мысли о прекращении Монархии: как остаться без Самодержца?!. Люди Петербургской России двести лет с разных сторон – реакционной и революционной, – разрушали Самодержавие. Над его могилой им мерещилась райская жизнь. Москвичи видели катастрофу в том, в чем петербуржцам мерещился рай. Кто из них оказался прав фактически?
Источник:
|