Тупик либерального христианства

Эта статья была написана уже довольно давно и вошла в качестве отдельной главы в нашу книгу «Как разрушают Церковь», выдержавшую к настоящему времени уже два издания (2009 и 2013 гг.). Однако события самого последнего времени, когда православные люди в Твери, возмущенные нашествием кочетковщины в их митрополии, происходящим при попустительстве правящего архиерея, предприняли очень грамотные и решительные действия канонического характера с целью противодействия разрушительным действиям этой квазицерковной группировки, убеждают в том, что наша работа не потеряла своей актуальности. Поэтому сегодня мы снова предлагаем ее вниманию читателя.

Давно замечено, что, пытаясь не просто противостоять всеобщей секуляризации, дехристианизации жизни (к чему неустанно призывает нас наш Предстоятель – Патриарх Кирилл), но, по возможности, завоевывать в ней для себя новые пространства, Церковь воинствующая неизбежно сталкивается с обратным влиянием внешнего мира. «Мир» стремится проникнуть через церковную ограду, пытаясь разрушить церковный организм изнутри. Поэтому прямое или косвенное столкновение, конфронтация с «миром» для Церкви неизбежны. Парадокс нашей нынешней церковной ситуации состоит в том, что вытекающую из самой природы Церкви необходимость распространять слово Божие, христианизировать и воцерковлять все сферы жизни некоторые «ревностные не по разуму» «миссионеры» принимают за неизбежность компромисса, приспособления к «миру», к «духу века сего». Неизбежное для Церкви бытие-в-истории некоторые церковные и околоцерковные деятели лишают самого главного компонента, отличающего Церковь, как учреждение богочеловеческое, от любой чисто человеческой земной организации, – эсхатологического измерения, стремле­ния выйти за ее, истории, пределы.

Из среды либерально настроенных, или, как они себя сами часто именуют, «открытых» христиан все громче раздаются призывы не просто к разумно понятому экуменизму как богословскому диалогу с другими конфессиями, но к «раздвижению чисто конфессиональных рамок соборности», «примирению и согласию», «открытости... ко всем людям доброй воли». Говорят не только об «общехристианской культуре... но и о соборной, планетарной, общечеловеческой культуре, объемлющей все духовные достижения рода человеческого»[2]. Предполагая, стало быть, позитивную оценку и внехристианской духовности, что для христианина равнозначно неразличению духов.

С этими тезисами вполне созвучны некоторые ключевые положения неообновленческой экклезиологии, в частности то учение о Церкви, которое давно уже развивает в своих многочисленных публикациях московский священник Георгий Кочетков. Последний прямо говорит о возможности «христианской веры вне Церкви»[3], о «внецерковной традиции истинной веры»,[4] о том, что «Церковь истинная, как живое Тело живого Христа, – не имеет жестких и, тем более, жестоких (? – B.C.) границ»[5], и, в конечном счете, по-своему вполне четко формулирует, что «нет и никогда не будет строгих определений Православия, а значит, и инославия, православности, ереси и раскола»[6]. «Вершиной» богословской мысли отца Георгия является призыв к Церкви «стать чувствительной к Божественному От­кровению»[7]. Стало быть, по отцу Г.Кочеткову, Откровение отнюдь не проявляет (или не всегда проявляет) себя в «наличной» Церкви (то есть богоустановленность Церкви отнюдь не есть принадлежность ее природы), что воз­можно и некое откровение вне Церкви, к которому ей еще только предстоит стать «чувствительной». Что тогда догматы и каноны, утвержденные отцами Вселенских Соборов, в чем критерий истины и каков путь ко Христу?

Если возможно Божественное Откровение вне Церкви, то, очевидно, вне Церкви возможна и харизма – ключевое понятие неообновленческого богословия. «Церковь, не имея своего голоса, не может дать руку тому, кто имеет действительные духовные дары... (выделено мною. – B.C.). Неясно, голос Церкви – где он? Соборы? Далеко не всегда и не во всем соборы. Патриарх – тоже»[8]. Ясное дело, что «харизматикам» с их автономными от учения Христова «смыслами» приходится несладко. Да и Церкви не позавидуешь: несчастная «не знает, как принять это в себя, как впитать и питаться этим»[9]. В соответствии с учением отца Г.Кочеткова о «динамизме», а то и просто отсутствии видимых границ Церкви находится активно насаждаемое его Сретенским братством представление о том, что православные христиане, по крещению и вере принадлежащие к Церкви видимой, могут быть «неполными» членами мистической Церкви и для полноты своего воцерковления нуждаться еще в дополнительной катехизации по системе, принятой в братстве, в то время как люди, очевидным образом находящиеся вне видимых границ Церкви, могут быть не только ее «полными членами», но даже и носителями «личной святости».

Надо сказать, что отец Г.Кочетков давно уже развивает положение о «размытости» границ видимой Церкви. В своей ранней программной работе «Вхождение в Церковь и исповедание Церкви в церкви», опубликованной под псевдонимом Николай Герасимов[10], он также пишет, что «границы Церкви рационально четко не обозначены и не обозначимы никогда»[11]. Вместе с тем там же встречаем призыв «верою постигать границы Церкви, ибо войти в Церковь значит таинственно перейти границу, оказаться за этой границей...»[12], а также утверждение, что вне своих «границ Церкви, как и Самого Бога, просто не существует»[13]. Православное (да и просто здравое!) сознание не в состоянии понять этого богословия, оставаясь в границах нормальной логики: Церкви, как и Самого Бога (!), не существует вне несуществующих границ Церкви, которые мы каким-то образом таинственно пе­реходим!

Опыт Церкви (прежде всего Вселенских Соборов) учит, что догматически строгое, богословски корректное мышление, всегда основанное на духовной трезвости (когда разум лишь постигает богооткровенную Истину, а не занимается самочинным «творчеством»), непременно несет в себе некое высшее равновесие. Таков Халкидонский догмат. Напротив, рассудок самочинного «харизматика» при всей своей видимой, автономно-человеческой и потому неизбежно плоской и примитивной «рациональности», горячащийся и неизменно впадающий в гордыню от близости к «духу», обязательно содержит неразрешимые противоречия, колеблясь от одной крайности к другой, а часто сочетая в себе все возможные крайности и противоречия, нимало не достигая трезвости и равновесия соборного разума Церкви. Так и неообновленческая экклезиология, размывая внешние границы Церкви, границы между Церковью и внешним миром, в то же время воздвигает непреодолимые барьеры внутри самой Церкви, между ее разными аспектами, вполне в несторианском духе отделяя Церковь земную от Церкви небесной. Прямо декларируется, что, «поскольку церковь в своем объективированно-социализированном бытии не есть Сам Бог» (что справедливо), она «не божественна, а человечна»[14]. Из этой простой и ясной, предельно однозначной (в отличие от более ранних построений отца Г.Кочеткова) формулировки очевидным образом следует отрицание Богочеловеческого характера Церкви. Здесь же автор призывает «различать три смысла слова «церковь» (включая церковь-храм). Во-первых, это Церковь (с большой буквы) как мистическое Тело Христово, которое есть Богочеловечество и весь мир Божий, живущий по благодати. В ней поэтому нет иной власти, кроме власти любви, и выше и старше в ней лишь тот, кто ближе к Богу во Христе. Во-вторых, это церковь (с малой буквы) как человеческая организация и человеческое единство во имя Христа. Она человечна, и в ней поэтому есть еще и административная власть, а выше обычно тот, кто занимает более высокую должность в церковной организации»[15]. Таким образом, церковная иерархия есть для отца Г.Кочеткова плод чисто человеческого, земного произвола, а не Богочеловеческое установление по образцу иерархии небесной....

Полностью: