Беседы в вагоне. Принцип познания.

Я. – Как это ни странно, может быть, для вас, но я начну не с философов, а с писателей; именно – с Гоголя. Вот что он пишет об уме: «Ум – не есть высшая способность. Его должность не больше как полицейская: он может только привести в порядок, расставить по местам все, что у нас есть».
«Он сам не двигается вперед, покуда не двигнутся… все другие способности, от которых он умнеет. Он… находится в зависимости от душевных состояний: как только забушует страсть, он уже вдруг поступает слепо и глупо; если же покойна душа и не кипит никакая страсть, он и сам проясняется и поступает умно».

«Разум есть несравненно высшая способность, но она приобретается не иначе, как победою над страстями. Его имели в себе только те люди, которые не пренебрегли своим внутренним воспитанием. Но и разум не дает полной возможности человеку стремиться вперед. Есть высшая еще способность: имя ей – мудрость, и ее может дать нам один Христос… Она… есть дело высшей благодати небесной… Если же она вступит в дом»61.
Вот слова Паскаля: «Два рода людей знают Бога: люди со смиренным сердцем, – всё равно: умные ли они, или глупые, – и люди истинно разумные. Только люди гордые и среднего разума не знают Бога».
Руссо: «Разум всегда подчиняется тому, что требует сердце… Если бы Божество проявилось нам еще с большей ясностью, чем теперь, я уверен, что люди, противляющиеся Богу, придумали бы новые тонкости, чтобы отрицать Его».
Герцен: «Когда бы люди захотели, вместо того, чтобы спасать мир, спасать себя, вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освобождать, – как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человечества».
Вот – философия. Хоть они не философы, но… всякий человек в сущности философ, уже потому, что он думает. Отсюда нетрудно сделать вывод. Я еще в первой главе сказал: «Дело не в интеллекте».
А теперь выскажу свою мысль: «А в чем же?»
В откровении! Вам странно это слово? Даже будто отдает чем-то религиозным? Но для меня оно – истина, факт. Я поясню это сейчас. Ум – не высшая способность знания. Мы познаем все не умом, а опытом.
С. – Но это и есть интеллектуальное, истинное познание: это – факт для нас; а против факта – ничего не скажешь, – заявил физик.
Я. – Факт-то – факт, это верно. Но что он познается интеллектуально, умом, – вот против этого я и возражаю. Возьму пример. Допустим, что я никогда не вкушал сахара, и сколько мне ни объясняй сладости вкуса, – я не пойму. А «отведай» (умное слово!) – мне не нужно никаких умственных объяснений: я уже сам «познал» его.
Помните, слепому хотели объяснить, что такое белый цвет? «Ну, вот как снег белый». А слепой отвечает: «И холодный он?» – «Нет. Ну – как заяц зимой». – «И мягкий он?» – «Да нет». И так далее… Оба говорящие думают «понять» вещь – через сравнение неизвестного с известным; и притом – известным опыту нашему, а не уму.
Теперь мы сделаем принципиальный вывод.
В «познании» (опять повторяю: не умом) участвуют две стороны: объект и субъект; бытие (вещь) и человек; вещь и наша душа. Как же мы «познаем» это бытие? Оно открывается нашему восприятию (а мы думаем: уму! это неверно!). Что тут важнее: объект или субъект? Разумею – для восприятия. Конечно, объект. Если его нет или если он почему-либо нам не явит себя, то никакие усилия нашего ума не помогут нам. А если бытие откроет нам себя, то мы (при условии нормальных условий со стороны субъекта: ясные глаза, чистый слух, неиспорченный язык и так далее) сможем воспринять его. Но главное, – повторяю, – нужно, чтобы объект нам открыл себя. То есть воздействовал бы на субъекта. И в основе всех «познаний» этого естественного мира в сущности лежит физический опыт; а ум, как формальная способность, потом действует или работает уже над расширением этого непосредственного опыта.
Итак, опыт – не ум, а непосредственное восприятие.
Теперь перейдем к религии. Здесь тоже умом ничего не поделаешь. Нужно, чтобы само бытие воздействовало на субъект, или же так или иначе «открыло» себя ему. И тогда и получится то самое «откровение», которое вас уже «испугало», – или хоть насторожило против религии.
Смотрите, какие вы пугливые и предубежденные! То есть вы – не хотите знать! Закрыли заранее свои глаза, а потому и не видите.
А кто живет с «открытыми» глазами, тот увидит (если в нем не будет других препятствий)…
Итак, всякое «познание» есть восприятие (опытом). Это ведь и вы признаете, говоря: не бытие – от знания, а знание – от бытия!
Значит, и естественное (скажем так условно) познание – есть опытное откровение нам бытия. И совершенно также – и времени: так называемое «сверхъестественное» бытие «познается» нами через откровение, через открытие его нашему опыту. Обычное разделение в бывшем учебнике – ум и сердце – собственно неправильно: способ один – откровение. Потому между так называемыми «умом» и «верою» разницы собственно нет никакой, по способу «познания» – восприятия. Различие лишь в предметах познания и в органах восприятия.
Но и тут ничего удивительного и нового нет: сладкое мы воспринимаем не глазами и не ушами, а – языком; любовь же не поддается ни одному из этих органов, – и так далее. Так и в религии: иное бытие и иное восприятие!
Вот о чем я хотел сказать вам.
С. – Это – ново и оригинально, но… против этого можно спорить: знание обязательно, принудительно, а вера этого не имеет.
Я. – Неправда: потом вера будет и принудительной, как всякий факт, опытно воспринятый. Но я же предупредил вас заранее: «спорить не буду», потому что «глаза» ваши заранее закрыты и не видят. Выходит, – что тут уж – не от бытия знание, а от знания – небытие. Но спорить не стану: многое нужно для этого, а вы не «свободны» в знании, вы – предубеждены, вы – рабы (если позволите так выразиться).
Он [совопросник] улыбнулся.
Я. – И древние были умнее и добросовестнее. Они об этих Божественных предметах говорили: «Ignoramus et ignorabimus». Вы латинский язык учили?
С. – Да; немного, впрочем.
Я. – Это значит? «Мы не знаем и не узнаем!» Первое – верно; второе – нет! Можно узнать! Но об этом я уже говорил отчасти в первой беседе. Но по крайней мере: это – честно!
Ну скажите: не знаю! не испытал! Это иное дело! Но сказать: этого – нет! – неразумно, даже безумно. Так еще и Давид сказал в псалме: Сказал безумец в сердце (а не от ума) своем: «нет Бога!» (Пс. 13:1, 9:25). Как можно сказать о чем бы то ни было «нет», если ты просто не знаешь? Неподобие еще не есть небытие! А вы, – повторяю, – от знания переходите к небытию так называемого сверхъестественного бытия. Это – неразумно.
Мы и в этом-то мире больше «не знаем», но не говорим же: того, чего не понимаем, этого нет!
Вот вам один пример: мир конечен или бесконечен? Кант говорил: это – неразрешимая антиномия (противоречие). А вон Эйнштейн утверждает: он конечен. А ведь он – мировой ученый, физик и математик! Вам приходится признавать, конечно, «бесконечность», но не потому, чтобы вы это знали, а потому, что (сами знаете!) – признать мир конечным вам еще кажется труднее: а там дальше что? Хоть и неразумно это, но ум спросит вас – вот это и страшно!
А для нас, христиан, и это не страшно: не знаем! – вот наш ответ. Но мы множества не знаем: и почему звезды вот уж какое тысячелетие всегда – на одинаковом расстоянии? Почему на цветке анютины глазки есть кружки – и красные, и белые, и черные, и фиолетовые? И так далее. Сотворен ли мир или вечен? По-нашему, это crux super rationem (крест для ума), а по-вашему, вечен: иначе вам ничего не остается!.. Будто бы!..
Теперь вы меня можете спросить:
– А вам другой мир открывался?
С. – Да, я и хотел задать вам этот вопрос.
Я. – Могу сказать: да, частично открывался. А весь – конечно, нет… Но ведь и в жизни мы сначала живем верою в авторитет наших родителей и учителей.
С. – Да! – прервал он меня, – но наше знание всякий потом может проверить сам.
Я. – И наше откровение – тоже. И вот уже 2000 лет проверяют! Разными путями. Вот и интеллигенты проверяют… Только вот отрицают, чего не знают. Незнание еще не есть непременно небытие! Мы вот не знаем, – допустим, – есть ли на нашем потолке какой-нибудь склад вещей или нет? Но сказать: «нет!» было бы неумно и недобросовестно. Но об этом мы уже говорили.
С. – Но как же открывается тот мир?
Я. – Об этом долго еще нужно говорить! Вы читали «Исповедь» Л. Толстого?
С. – Признаюсь, нет.
Я. – А и он говорит: когда он веровал, то ему жить было можно, а когда «находило» неверие, то он думал: чем ему покончить с собой: петлей или пулей? И даже носил в кармане веревочку. Вот хоть об этом задумайтесь! Но довольно!

Заключение
Я замолчал. Физик же говорит:
С. – Благодарим вас. Теперь мы понимаем вашу точку зрения.
Я. – Спасибо и вам, что вы терпеливо выслушали меня.
С. – Это у вас так думают все водящие? (Так он и выразился: вождь – один, Сталин, а «водящих», то есть второстепенных руководителей, много.)
Я. – Не знаю! Я ведь недолго пробыл в Советском Союзе, еще меньше говорил по этим вопросам. Поэтому и говорю: не знаю.
Они поблагодарили меня еще раз. Мы пожали руки друг другу. И расстались.
М. В.
Koнчил писать 1954.25.10 Новочеркасск
А говорить бы еще нужно было о многом: о Божьем откровении, о просвещении в Духе Святом, о Церкви, о значении нашего благочестия… Да и об их вопросе: какая польза – от религии.