«МЫ С НАШИМ ПРОСВЕЩЕНИЕМ, ДАЛЕКО, ДАЛЕКО УКЛОНИЛИСЬ ОТ ПУТИ К СОВЕРШЕНСТВУ, ПОЧТИ НЕ ЗАМЕЧАЯ ТОГО». ОБ ЭТОЙ И ДРУГИХ ОПАСНОСТЯХ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ НАС СЕГОДНЯ АПОСТОЛ АМЕРИКИ И СИБИРИ ИННОКЕНТИЙ МОСКОВСКИЙ (1797-1879)
КРАТКИЙ ОБЗОР ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВЕЛИКОГО МИССИОНЕРА
Память свт. Иннокентия Московского празднуется (по новому стилю): 13 апреля, в день блаженной кончины,23 июня (собор Сибирских святых),19 июля (собор Радонежских святых), в 3-ю неделю по Пятидесятнице (собор святых Санкт-Петербургской митрополии), 6 октября, в день прославления,18 октября (собор Московских святителей).
Один из депутатов в американском Конгрессе во время прений об административном преобразовании Аляски, обвинил своё правительство в том, «что оно ничего ещё не сделало для нравственного и морального блага этого края. Не так поступало, - сказал он, - русское правительство и русское духовенство: из дикарей они сделали христиан, из невежд – образованных; они строили церкви, основывали школы и до сих пор ещё лучи христианского света доходят до Аляски не из Вашингтона, а к стыду нашему, из Петербурга и из Москвы».
И хоть сказано было сие во второй половине ХIХ века, уже после продажи Аляски, эти слова сохраняют свою истинность, в самом широком смысле, и в наши дни. А основанием для утверждения честного американского депутата послужила во многом обширнейшая, многотрудная и многолетняя деятельность великого миссионера и просветителя Русской Православной Церкви, Апостола Аляски и Сибири митрополита ИННОКЕНТИЯ (Вениаминова).
Поразительно, но совсем до недавнего времени имя его было почти неизвестно российскому народу, и сейчас, когда всё более государство обращает свой взор на свои дальневосточные рубежи, всё более вырисовывается колоссальный масштаб этой исторической личности.
«ПОНОМАРЁНОК БОЛЬШОЙ БУДЕТ ЧЕЛОВЕК…»
Иоанн Попов появился на свет Божий в небольшом таежном селе Ангинское (Анга) Иркутской губернии в 1797 году, в семье пономаря местного храма Евсевия Попова. Отец скончался, когда мальчику было шесть лет. Чтобы помочь осиротевшей семье, где было четверо детей, Ваню взял на воспитание брат умершего, диакон того же храма Димитрий Попов (впоследствии иеромонах Давид)… Ещё больной отец начал учить ребёнка грамоте, а под руководством дяди он уже в семь лет стал читать Апостол за Богослужением. Причём читал хорошо, образцово, так что прихожане говорили, что «пономарёнок большой будет человек, поп, а то ещё и больше».
Дядя также обучал Ивана часовому делу, механике, кузнецкому и плотницкому ремеслу, так что эти пристрастия и умение делать всё своими руками очень пригодились ему в жизни. Очень способный, любознательный, даровитый мальчик в девять лет был зачислен в Иркутскую семинарию, в которой пробыл свыше одиннадцати лет, за год до окончания вступил в брак и был посвящен в диакона иркутской Благовещенской церкви. Как отмечают биографы, именно в годы учения у Ивана Попова «кроме блестящих умственных дарований по усвоению курса наук семинарских», проявились и «особые дарования духа: предприимчивость, соединенная с решимостью воли, не останавливавшейся ни перед какими препятствиями; необыкновенная практическая сметливость, изобретательность и другие». (В семинарский период ему дали и новую фамилию – Вениаминов, в память о недавно скончавшемся архиепископе Иркутском Вениамине (Багрянском) + 1814).
Диаконом он прослужил четыре года, и когда открылась вакансия, был рукоположен в сан иерея.
Рослый, крепкий, истово и сердечно молящийся, добрый и внимательный к людям священник стал, можно сказать, любимцем всего города. Учащиеся семинарии специально приходили в храм, чтобы видеть образец для подражания. Кроме всего прочего, он организовал по своей инициативе первую в городе воскресную школу для детей и перед литургией проводил с ними беседы, так что благодарными слушателями становились и все взрослые, приходящие в храм на богослужение…
Когда в 1823 году поступил из Священного Синода указ, в котором предписывалось направить на Аляску добровольцев-священников по договору с Российско – Американской компанией, приходы которой находилась в ведении обширнейшей Иркутской епархии, то правящий архиерей, епископ Михаил (Бурдуков) оказался в затруднении – желающих ехать в неведомые дали, в дикие суровые края, да ещё при слухах, что компания отличается деспотичным правлением – не было.
И молодой священник Иоанн Вениаминов того не желал. Впоследствии, вспоминая это, он напишет: «Да и в самом деле, мог ли я, или был ли мне какой расчёт, судя по человечески, ехать, Бог знает куда, когда я был в одном из лучших приходов в городе, в почете и даже любви у своих прихожан, в виду и на счету у своего начальства, имел уже собственный свой дом, получал доходу более, чем тот оклад, который назначался в Уналашке».
Но появился среди прихожан его некто Иван Крюков, промышленник, купец, который сорок лет пробыл на Аляске, постоянно нахваливал алеутов, говоря, что они очень усердны к вере и всячески уговаривал ехать туда…
Однако эти его рассказы до поры до времени не затрагивали иерея Иоанна, пока вдруг однажды не произошло нечто необъяснимое: «Но вдруг, слава Господу, внезапно всем своим существом я возгорелся желанием поехать к этим людям!..»
Сам святитель впоследствии объяснял это явным вмешательством Божиим в течение его земной жизни и писал: « Ему угодно было назначить мне поприще служения в Америке, - и это исполнилось, несмотря даже на противление воли моей».
7 мая 1823 года молодой священник с семьёй (жена Екатерина с новорожденным сыном Иннокентием, престарелая мать Фекла, родной брат Стефан 19-ти лет, в качестве псаломщика, и сестра жены Мария) отправились в дальний, многотрудный и опасный путь. Сначала почтовым трактом до Качугской пристани (238 верст), затем по реке Лене до Якутска (двадцатидневное плавание), а оттуда более тысячи верст на лошадях до Охотска.
И далее на шлюпе Русско-Американской компании «Константин» - морское путешествие в несколько тысяч верст по холодному и суровому морю – океану, более пятидесяти дней, с бурями, морской болезнью, нехваткой пищи и воды… И вот после жестокого шторма, продолжавшегося всю ночь, 20 октября 1823 года судно прибыло в Новоархангельск, столицу русских колоний в Северной Америке на острове Ситха (ныне о-в Баранова). Поскольку в этот опасный осенне-зимний период сообщений с Алеутскими островами не бывало, здесь о.Иоанн с семьей провели более полугода.
Молодой, очень деятельный священник начал учить алеутский язык, преподавал Закон Божий в местном училище, проводил в храме беседы перед литургией, как в Иркутске, много читал, благо библиотека в правлении Компании была обширная… Главный правитель колоний капитан-лейтенант М.И.Муравьев, докладывая в Петербург о деятельности миссионера, в том числе писал, «что невозможно даже желать для того края человека такой нравственности, таких познаний, благородного характера, бескорыстия и прилежного к своей должности, каков священник Вениаминов». (Эти слова в начале ХХ века вспоминал в публикации, посвященной святителю, в Американском православном вестнике, тогдашний епископ Сан – Францисский Тихон (Белавин), будущий партиарх).
Летом следующего года о.Иоанн с семьей отправился на бриге «Рюрик» к конечному пункту назначения, острову Уналашка, куда и прибыл 29 июля 1824 года.
Всё путешествие из Иркутска заняло более четырнадцати месяцев. Нам это и представить сегодня трудно.
***
О-в Уналашка, с группой Алеутских островов и прилегающей территорией Аляски были открыты русскими мореплавателями в первой половине XVIII века. В августе 1732 года подштурман И.Федоров и геодезист М.Гвоздев на боте «Святой Гавриил» подошли к американскому берегу, двое суток лавировали вдоль него, установив, что это не остров, но «земля великая».
В 1741 году экспедиция В.Беринга и А.Чирикова, на пакетботах «Святой Петр» и «Святой Павел», достигнув Америки, открыла и ряд Алеутских островов. Вскоре новооткрытые земли были объявлены владениями России. Как не видеть знаков Промысла Божия даже в названиях кораблей: первый - Архангел Гавриил, великий Небесный Благовестник, а следом – первоверховные апостолы-просветители Петр и Павел!.. Вместе с заселением этих островов русскими промышленниками, привлекаемыми богатым пушным промыслом, началась и проповедь христианства среди местных народов.
Одним из первых миссионеров Америки, по свидетельству свт. Иннокентия, был Степан Глотов, начальник судна, прибывшего на Алеуты в 1759 году и открывшего Лисьи острова. Он так сумел расположить к себе добротой, истинно христианским образом жизни жителей острова Умнак, что один из тоэнов (старшин) позволил не только крестить своего сына, но и вывезти его на Камчатку, где мальчик, получивший святое имя Иоанна – Ивана, выучил русский язык, обрел многие знания и навыки, и вернувшись на родину, стал главным тоэном – вождём над всеми островами. Так что первыми крестителями алеутов и кадьякцев стали русские промышленники и мореплаватели.
До сих пор памятно жителям Аляски и алеутам имя русского гражданина города Рыльска Г.И.Шелихова, который в 1784 г. заложил на о. Кадьяк первое постоянное русское поселение на Аляске, открыл первую в Русской Америке школу, где обучались 25 мальчиков, которые, освоив русский язык, в дальнейшем могли работать переводчиками…
Потом уже, в 1793 г. прибыли сюда несколько монахов из Валаамского монастыря, под начальством архимандрита Иоасафа (Болотова), которые крестили многих туземцев на Кадьяке и других островах. К концу 1796 г.число крещенных в православие достигло в Америке двадцати тысяч, но во многом, из-за отсутствия литургической жизни это была, к приезду о.Иоанна Вениаминова, вера и молитва неведомому Богу.
По мнению Ф.П.Врангеля (главного правителя Русской Америки в 1829-35 г.г.) – «миссия не обращала ни малейшего внимания на изучение коренных языков и ожидала все от чудесной силы креста".
***
Особенно восприимчивы были к евангельской проповеди – вспомним Ивана Крюкова – алеуты, которые по кроткому и мягкому преимущественно характеру безоглядно принимали Христа, промыслительно предуготованные к встрече с Ним. В этом убеждался с великой радостью прибывший на Уналашку отец Иоанн Вениаминов, хотя на острове ещё не было храма и богослужение совершалось в часовне.
Алеуты, занимавшиеся преимущественно рыболовством, жили в землянках, безлесая, каменистая Уналашка было скудна растительностью, и когда о. Иоанн приступил к строительству храма, пришлось по ходу обучать местных жителей плинфоделанию (изготовлению кирпичей), плотницкому, столярному, другим ремеслам.
Стройматериал – доски, деревья собирали, доставали где придётся, в основном на морском берегу. Престол и иконостас о. Иоанн сделал своими руками…Когда храм был готов, о. Иоанн уже с гораздо большим успехом мог вести миссионерскую деятельность. Постоянные проповеди за богослужением, беседы находили в сердцах алеутов благодарных слушателей и последователей…
А сам о. Иоанн продолжал постигать, в непрерывном общении с аборигенами, алеутский язык, что было непросто, учитывая своеобразие его. После овладения разговорной речью, священник принялся за составление алфавита алеутско-лисьевского языка на основе кириллицы, для того, «чтобы истины веры Христовой передавать излюбленным своим алеутам родными их звуками». Создание письменности имело, конечно, огромное значение для этого народа. (Всего же иерей - миссионер освоил, будучи на территории Русской Америки, шесть языков местных племен)…
Кроме Уналашки, о.Иоанн посещал и другие острова, которых в его приходе было порядка шестидесяти (!).Трудно представить, в каких суровых условиях он подвизался много лет, путешествуя на туземной лодчонке, в байдаре или каяке, в бурных, ледовитых северных водах, от острова к острову, от души к душе, просвещая племена алеутов и колошей…
Но зато во время встреч и бесед с аборигенами, когда, по свидетельству священника, «скорее утомится самый неутомимый проповедник, чем ослабнет их внимание и усердие к услышанию слова», он «деятельно узнал утешения христианской веры, эти сладостные и невыразимые прикосновения благодати». О чудесном случае во время одного из таких посещений о. Иоанн рассказывал так.
КАК «ТОВАРИЩИ» АНГЕЛЫ УЧИЛИ «ШАМАНА»
«…Проживши на Уналашке почти четыре года, я в Великий пост отправился в первый раз на остров Акун к алеутам, чтобы приготовить их к говению. Подъезжая к острову, я увидел, что они все стояли на берегу наряженными, как в торжественный праздник, и когда я вышел на берег, то они все радостно бросились ко мне и были чрезвычайно со мною ласковы и предупредительны.
Я спросил их: почему они такие наряженные? Они отвечали: «Потому, что мы знали, что ты выехал и сегодня должен быть у нас. На радостях мы и вышли на берег, чтобы встретить тебя». — «Кто же вам сказал, что я буду у вас сегодня, и почему вы узнали меня, что я именно отец Иоанн?» — «Наш шаман, старик Иван Смиренников, сказал нам: ждите, к вам сегодня приедет священник, он уже выехал и будет учить вас молиться Богу; и описал нам твою наружность так, как теперь видим тебя». — «Могу ли я видеть этого вашего старика-шамана? — Отчего же, можешь; но теперь его здесь нет, и когда он приедет, то мы скажем ему, да он и сам без нас придет к тебе».
Это обстоятельство хотя чрезвычайно меня и удивило, но я все это оставил без внимания и стал готовить их к говению, предварительно объяснив им значение поста и прочее, как явился ко мне этот старик-шаман и изъявил желание говеть, и ходил очень аккуратно. Я все-таки не обращал на него особенного внимания и во время исповеди упустил даже спросить его, почему алеуты называют его шаманом. Приобщив его Святых Таин, я отпустил его...
И что же? К моему удивлению, он после причастия отправился к своему тоену (старшине) и высказал свое неудовольствие на меня, а именно за то, что я не спросил на исповеди, почему алеуты называют его шаманом, так как ему крайне неприятно носить такое название от своих собратий, и что он вовсе не шаман.
Тоен, конечно, передал мне неудовольствие старика Смиренникова, и я тотчас же послал за ним для объяснения. Когда посланные отправились, то Смиренников попался им навстречу со словами: «Я знаю, что меня зовет священник отец Иоанн, и я иду к нему». Я стал подробно расспрашивать его о неудовольствии ко мне, о его жизни. На вопрос, грамотен ли он, он ответил, что хотя и неграмотен, но Евангелие и молитвы знает.
Затем я попросил его объяснить, откуда он знает меня, что даже описал мою наружность своим собратьям, и откуда узнал, что в известный день должен явиться к вам и что буду учить вас молиться. Старик отвечал, что ему все это сказали двое его товарищей.
«Кто же эти двое твоих товарищей?» – спросил я его. «Белые люди», – отвечал старик. «Где же эти твои белые люди, что они за люди и какой наружности?» – спросил я его. «Они живут недалеко здесь в горах и приходят ко мне каждый день», – и старик представил мне их так, как изображают святого архангела Гавриила, т. е. в белых одеждах и перепоясанного розовою лентою через плечо.
«Когда же явились к тебе эти люди в первый раз?» – «Они явились вскоре после того, как окрестил нас иеромонах Макарий».
После сего разговора я спросил Смиренникова, могу ли я их видеть. – «Я спрошу их», – ответил старик и ушел от меня.
Я же отправился на некоторое время на ближайшие острова для проповедания Слова Божия и по возвращении своем увидел Смиренникова и спросил его: «Что же, ты спрашивал этих белых людей, могу ли я их видеть, и желают ли они принять меня?» – «Спрашивал, – ответил старик. – Они, хотя и изъявили желание видеть и принять тебя, но при этом сказали: «Зачем ему видеть нас, когда он сам учит вас тому, чему мы учим?» – Так пойдем, я приведу к ним».
Тогда что-то необъяснимое произошло во мне, - рассказывает далее о.Иоанн,- какой-то страх напал на меня и полное смирение. Что, ежели в самом деле, подумал я, увижу их, этих ангелов, и они подтвердят сказанное стариком? и как я пойду к ним? ведь я же человек грешный, следовательно, и недостойный говорить с ними, и это было бы с моей стороны гордостью и самонадеянностью, если бы я решился идти к ним; наконец, свиданием моим с ангелами я, может быть, превознесся бы своею верою или возмечтал бы много о себе...
И я, как недостойный, решился не ходить к ним, сделав предварительно по этому случаю приличное наставление как старику Смиренникову, так и его собратьям-алеутам, чтобы они более не называли Смиренникова шаманом».
***
Отец Иоанн Вениаминов очень радовался усердию алеутов, редко кто из них уклонялся по лени или нежеланию от говения и «очищения совести», как часто говорили тогда (мы сегодня, увы, не употребляем этих слов для призыва к таинству покаяния, предпочитая нейтральный синоним «исповедь» - а зря!). Так как пища аборигенов всегда одинакова (рыба – мясо), то они, чтобы отметить пост, в дни говения совсем ничего не ели. Во время богослужения они стояли внимательно и настолько неподвижно, что можно было по следам их ног узнать, сколько народу было в храме. Многие были большими молитвенниками, что часто обнаруживалось лишь случайно или при их кончине. К священникам питали преданность и любовь, и готовы были услужить им, чем могли… С распространением христианства стало прекращаться многоженство и внебрачное сожитие, меньше стало ссор и драк , а междоусобия, сильно распространенные до того, совсем исчезли.
***
В 1833 г. о.Иоанн Вениаминов написал, обобщая опыт просветительской работы и обращения к православной вере аборигенов, книжку-пособие под названием «Указание пути в Царствие Небесное».
В начале, молитвенно обращаясь ко Христу, священник просит помощи, просвещения ума, а «слушающим же и читающим сие мое сказание даруй, да исполнятся любовию Твоею, просветятся познанием и утвердятся силою Твоею, и согрей сердца наши Духом Твоим, и мы радостно и усердно пойдем по пути, который Ты показал нам».
Эта книга в последующем выдержала около пятидесяти изданий – на алеутском, якутском, алтайском, русском, церковно-славянском, монгольском и других языках. Написанная как огласительная беседа простым, ясным языком, понятным и для детей десятилетнего возраста, она содержит духовно-нравственные наставления к познанию и усвоению Христова Благовестия, постижению спасительной для человека Истины.
«Люди, - пишет святитель, - не для того сотворены, чтобы жить только здесь, на земле, подобно животным, которые по смерти своей исчезают; но для того единственно, чтобы жить с Богом и в Боге, и жить не сто или тысячу лет, но жить вечно. А жить с Богом могут только одни христиане, т.е. те, которые право веруют в Иисуса Христа».
В заключение, в частности, говорится: «Итак, братие, если вы не желаете себе вечной гибели, то надобно обратить внимание на свою душу, надо попещись нам о своей будущей участи. Мы знаем, что там, за гробом, всех людей ожидает то или другое и средины нет, - т.е. нас ожидает или Царствие Небесное, или ад…Только два различных состояния там, за гробом, - и также два пути и здесь, на земле ( выд .здесь и далее в тестах мной – авт.). Один путь – широкий, гладкий и ровный, легкий, и много идущих по нему; а другой путь – узкий, колючий и трудный. И счастлив, стократно счастлив тот, кто идёт по узкому пути: потому что он ведет в Царствие Небесное».
Этот замечательный труд издается доныне, а учитывая наше время, когда подавляющее большинство сограждан являются «младенчествующими в вере» (как выражался святитель), она весьма актуальна и сегодня.
***
Отдельная большая тема – труды о. Иоанна натуралистического, естественно - научного характера, которыми он начал заниматься по рекомендации путешественника и мореплавателя Ф.П.Литке.
В «Записках об островах Уналашкинского отдела», в 3-х частях (1840 г.), приведены обширнейшие сведения, подробно описывающие территории русских владений в Северной Америке, состав, обычаи и нравы коренного населения, его общую характеристику, сведения о климате, растительном и животном мире Алеутских островов и Аляски.
Широкую, поистине мировую известность, по мнению академика А.П.Окладникова, получили труды о. Иоанна в области этнографии, лингвистики, фольклора. Это, помимо «Записок…», «Характерные черты алеутов», «Мифологические предания колошей», «Замечания о колошском и кадъякском языках и отчасти о прочих наречиях в Российско-Американских владениях, с присовокуплением российско - колошского словаря», «Опыт грамматики алеутско - лисьевского языка».
«Значение трудов Вениаминова, - писал А.П. Окладников,- заключалось в том, что он помогал ученым выйти за круг привычных представлений, основанных на изучении норм и законов европейских языков. Его исследования открыли дверь в огромный непознанный мир языков Американского континента».
В разные годы были написаны святителем Иннокентием и церковно- педагогические труды: «Наставление священнику, назначаемому для обращения иноверных и руководствования обращенных в христианскую веру», «Записка о детском воспитании», «Духовенство и народное образование», «Несколько мыслей касательно воспитания духовного юношества». Эти работы сохраняют актуальность и по сей день, особенно в плане воспитания подрастающего поколения. (К некоторым из них мы обратимся ниже).
«ДЛИННАЯ МОГИЛА» АРХИЕРЕЙСКОГО СЛУЖЕНИЯ
«…Скажу нечто и о путешествии моем по Камчатке и Охотской области. Из Камчатки выехал я 20 октября 1842 года и 3 апреля прибыл в Охотск, проехав более 5000 верст на собаках и отчасти на оленях и пробыв собственно в пути 68 дней, а прочее время проведено в прожитии на разных местах. Повозочку, в которой я ехал, очень можно назвать гробом, только вместо холста или миткалю внутри она обита медвежиной…Очень часто приходилось ехать по таким узким и глубоким дорогам, пробитым в снегах, что дорога представлялась длинною могилою…»
Описывая так «длинную могилу» в рассказе о путешествии по Камчатке и Охотской области (ныне это территория Магаданской области и Чукотки) в письме митрополиту Московскому Филарету (а также писателю А.Н.Муравьеву), владыка Иоанн невольно даёт образ своего жизненного пути как «погребённости» в могилу всех собственных, личных и необязательных попечений и услаждений ради высшего - евангельского служения Богу и ближним.
Подобно тому, как монахи и схимники ставили в сенях, на виду, сделанные своими руками гробы и выкапывали себе могилы, дабы помнить о главном, так у архиерея – апостола северов деятельный путь был наполнен тем же смыслом, разве что охватывал ещё множество людей, как это складывалось у великих святых, к примеру, у его современника батюшки Серафима Саровского.
Богородица из Модены, Санта Мария в Косино
В этом письме старшему другу-святителю (от 1 августа 1843 г.) он рассказывает о первом путешествии по обширнейшей епархии, совершенном уже в епископском сане, когда двадцать пять дней пришлось провести ему под открытым небом в сильные морозы, целую неделю ехать в совершенно безлюдных местах, по заснеженной тундре и сопкам, поистине, как пишет апостол Павел – скитаясь «в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления…по пустыням и горам, по пещерам и пропастям земным». Это путешествие закончилось благополучно, как подытоживал святитель, обращаясь к митрополиту Филарету: «Благословен Господь, хранящий меня во всех путях моих!».
***
Позади к тому времени были десять лет служения на Уналашке, потом пять на Ситхе, где обитали колоши, народ индейского происхождения, в отличие от алеутов - гордый, воинственный - который поначалу не принимал христианства и с подозрением относился ко всему, что исходило от русских.
После пятнадцатилетнего пребывания во владениях Русской Америки, о.Иоанн пришёл к мысли укрепить и расширить миссионерскую деятельность среди местных народов, и для дальнейшей их христианизации организовать постоянную миссию.
Для этого он решил сам отправиться в Петербург, где также намеревался просить разрешения печатать свои переводы на алеутский язык (среди них Катехизис и Евангелие от Матфея), дабы могли прославлять, как говорится в акафисте свв. Мефодию и Кириллу - «вси людие на сродном им языце единого всех Господа» (икос 5).
Отправив семью в Иркутск, он с младшей дочерью Феклой выехал морем из Новоархангельска (о.Ситха) в Петербург, 8 ноября 1838 г.Это путешествие, через Южную Америку, Тихий и Атлантический океаны длилось более шести месяцев,22 июня 1839 г. корабль прибыл в Кронштадт…
И здесь снова, Промыслом Божиим, жизнь о. Иоанна Вениаминова делает очередной поворот. Из Иркутска приходит неожиданная весть о кончине супруги Екатерины Ивановны, и святитель Филарет Московский, с которым они крепко, сердечно подружились, предлагает ему принять монашество.
После некоторых колебаний о. Иоанн, - когда дети были устроены на казенное содержание (дочери в Патриотический институт, сыновья в духовную семинарию), видя в этом указание Божие, принимает 29 ноября 1840 г. постриг с наречением имени Иннокентия, в честь святителя Иркутского. На следующий день он был возведен в сан архимандрита, а в декабре,15 числа, посвящается во епископа Камчатского, Курильского и Алеутского, с кафедрой на Аляске, о.Ситха, по предложению самого императора Николая I.
В январе 1841 года преосвященный Иннокентий, глава новой, самой восточной епархии Русской Православной Церкви, выехал из Петербурга, совершая путь уже посуху, через Сибирь, и в сентябре 1841 года прибыл в Новоархангельск.
***
Создание отдельной церковно - административной области осуществилось, Промыслом Божиим, благодаря такой личности, как святитель Иннокентий, и имело большое значение, т.к. способствовало стремительной (по историческим меркам) христианизации огромных пространств Российской державы на Востоке, и тем самым – укреплению государственности православной империи. И последующие почти три десятилетия владыка Иннокентий посвятил именно распространению и укреплению христианства на территории Камчатки, Сахалина, Якутии, Чукотки, Магаданской (тогда Охотской) области, Амурского, Приморского и Хабаровского краев.
***
Прибыв на кафедру, святитель Иннокентий, пользуясь новыми полномочиями и возможностями, выстроил Свято – Михайловский храм на о. Ситха, ставший кафедральным собором новой епархии, располагающейся на двух континентах.
Необходимость устройства церковно-приходской жизни и личного участия в делах миссии побуждали епископа Иннокентия отправляться в далекие и рискованные путешествия по Камчатскому краю и Восточной Сибири. Он говорил, что сам, своими глазам должен видеть жизнь и нужды всех своих приходов, священников, паствы.
В течении архиерейского служения на о.Ситха он совершил четыре такие поездки - путешествия, продолжительностью от восьми до 18 (полтора года!) месяцев. Причем, постоянно вел путевые журналы, активно переписывался. Очень значимы были поездки, в том числе, для районов Крайнего Северо - Востока России. Святитель посетил селения Ола (близ будущего Магадана), Армань, Гарманда, Гижига (где поставил священником своего брата о.Стефана), Тауйск, Тахтоямск, Ямск, способствовал строительству новых храмов и часовен, совершал богослужения, наставлял духовенство…
В этот период всё более и более деятельность архиерея перемещается на материковую территорию России, в 1849 году начинаются его регулярные контакты с генерал-губернатором Восточной Сибири Н.Н.Муравьёвым, и вскоре епископ Иннокентий поднимает вопрос о расширении епархии путем присоединения Якутии.
Десятилетие епископской деятельности в 1850 году было отмечено возведением преосвященного Иннокентия в сан архиепископа, а 4 июня 1852 г. Св. Синод принимает его предложение о реформировании Камчатской епархии с присоединением к ней Якутии с двухсоттысячным населением, а позднее и Амурского края.
Площадь епархии, располагавшейся на двух континентах, превышала размеры территории всей западно - европейской ойкумены!..
***
В сентябре 1853 года архиепископ Иннокентий переносит архиерейскую кафедру в Якутск. Перевод центра епархии с Алеутских островов на материк был обоснован всем ходом исторического развития дальневосточных окраин страны и Сибири. На Амуре и Охотском море разворачивались события, имевшие важнейшее значение для России.
Как в своё время на Аляске, архиепископ Иннокентий принялся за изучение якутского языка, организовал соответствующий комитет, итогом стало издание в 1858 году в Синодальной типографии Москвы всех книг Нового Завета (кроме Откровения), Бытия, Псалтири и богослужебной литературы, в том числе в переводах святителя.
19 июля 1859 г. состоялось первое богослужение на якутском языке, и совершил его самолично архиепископ Иннокентий. Долгое время эта дата отмечалась в Якутии как национальный праздник.
***
Как истинный патриот, архиепископ Иннокентий разделял взгляды Государя и правительственных кругов на стратегически важное значение реки Амур, Приморья и острова Сахалин, он активно поддерживал экспедицию Г.И. Невельского, оказывал помощь генерал-губернатору Н.Н.Муравьёву и командованию военно-морских сил в восстановлении прав России на Приамурские земли.
В 1856 году владыка Иннокентий совершил длительное путешествие по Амуру, результатом стала статья «Нечто об Амуре», в которой святитель показывал выгоду и значимость освоения этой великой реки, т.к. это не только благоприятствовало судоходству, но и открывало возможность снабжения Камчатки и Приморья дешевым хлебом. Представил он и соответствующую записку…
Весной 1858 г. архиепископ Иннокентий был включен, Высочайшим указом, в состав русского посольства по определению границы между Китаем и Россией по реке Амур.
5 мая 1858 г., в Селенгинске, совместно с генерал-губернатором Н.Н.Муравьёвым они принимают решение об основании нового города – Благовещенска, нынешнего центра Амурской области. Название было выбрано по предложению свт. Иннокентия, воздававшего тем память своему первому храму в Иркутске, это было и молитвенное прошение к непрестанному заступничеству Пресвятой Богородицы…
В этом же году он принимает участие в подписании Айгунского договора с Китаем, согласно которому были присоединены к России Амурская и Уссурийская области, и Российская Империя «приросла» более чем миллионом квадратных верст территории, населенной многими племенами и народами, получила стратегически важный и удобный водный путь к Тихому океану.
Это было великое достижение отечественной дипломатии, Н.Н.Муравьев в свою очередь отмечал в рапортах Правительству выдающуюся роль архиепископа Иннокентия в освоении Дальнего Востока.
***
В 1861 г. свт. Иннокентий, по воле случая (а иначе – промыслительно) попал на короткое время в Японию – корабль, на котором он добирался с Сахалина на Камчатку, после сильного шторма сел на мель, оказался в негодности, владыке предложили доплыть на пароходе до Японии, а там будет предоставлено судно, которое доставит его на Камчатку, к месту служения (вот как было сложно тогда).
Архиепископ согласился с этим вариантом, и прибыл в Японию, где никто и не помышлял ещё о православной миссии. При русском консульстве в г.Хакодате на о.Эдзо (ныне Хоккайдо) служил только один иеромонах, настоятель консульской церкви о.Николай (Касаткин).
Застав его однажды за чтением книжки на французском языке, архиепископ Иннокентий посоветовал молодому священнику бросить её, и вместо чтения по-французски изучать японский язык, дабы нести слово Божие местным людям, не ограничиваясь богослужениями в консульстве… Таким образом он наставил и благословил, благодаря этой встрече, будущего апостола Японии, на миссионерские труды в стране Восходящего солнца.
(А в дальнейшем, уже будучи в Москве, всячески способствовал развитию миссии в Японии, открытию там архиерейской кафедры).
***
В 1861 г. архиепископ Иннокентий развернул строительство первой церкви в порту Владивосток, а в сентябре перенес управление епархии в Благовещенск и переехал сам туда на постоянное место жительства, где и пребывал до отъезда в Москву (в 1868 г.).
В апреле 1865 г. он становится постоянным членом Священного Синода.
Классик русской литературы И.А.Гончаров писал в путевых очерках («Фрегат «Паллада»): «Трудами преосвященного Иннокентия отыскан нынешний путь к Охотскому морю и положено основание Аянского порта…Теперь он подвизается здесь на более обширном поприще , начальствуя над паствой двухсот тысяч якутов, несколько тысяч тунгусов и других племен…Под его руководством перелагается евангельское слово на их скудные, не имеющие права гражданства между нашими языками, наречия. Он крупная историческая личность…И чем дальше населяется, оживляется и гуманизируется Сибирь, тем выше и яснее станет эта апостольская фигура…Вот природный сибиряк, Самим Господом Богом ниспосланный апостол-миссионер!».
***
Уже когда было архиепископу Иннокентию за шестьдесят, в одной из поездок он сильно ушибся о камень, когда перевернулась повозка. В другой раз попал в полынью с повозкой и промок в холодной воде. С этого времени в его письмах появляются жалобы на здоровье, в том числе на зрение…
Сказывались огромные напряжения и перегрузки на протяжении более сорока лет, и у святителя появляются мысли уйти на покой, с пребыванием в каком-либо монастыре…
Но Бог, как не однажды было в его жизненных путях, судил иначе: 19 ноября 1867 года скончался митрополит московский Филарет (Дроздов), и император Александр II назначает главою Московской митрополии архиепископа Камчатского, Курильского и Алеутского Иннокентия.
Так, в возрасте семидесяти одного года, совершенно неожиданно для себя Иннокентий стал преемником великих русских святителей на московской кафедре. Со смирением принял эту нелёгкую ношу владыка Иннокентий.
С 15 февраля по 25 мая 1868 г. он проделал долгий путь из Благовещенска в Москву, заехав и в родной Иркутск, где его с теплом встречали земляки…
АРХИПАСТЫРЬ МОСКОВСКИЙ: МИССИЯ В ЦЕНТРЕ РОССИИ
25 мая 1868 года, вечером, огласивший всю Москву колокольный звон возвестил о прибытии в столицу ее нового архипастыря.
На другой день высокопреосвященный Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский, явился в Большой Успенский собор, на ступенях которого произнес речь, исполненную удивительного смирения.
«Кто я, — говорил он, — дерзающий восприять и слово и власть моих предшественников? Ученик отдаленнейшего времени, отдаленнейшего края и в отдаленной стране проведший более половины своей жизни; не более как смиренный делатель на ниве Христовой, учитель младенцев и младенчествующих в вере».
С таким настроем вступал преосвященный Иннокентий в новое свое служение. Ему уже шел восьмой десяток, он был удручен болезнью, почти слеп, и всё же оставался преисполнен сил и рвения к деятельности.
Одним из главных и важнейших начинаний Святителя было создание в Москве Православного Миссионерского общества, в 1870 году. «Господу угодно, - радовался он, - чтобы и здесь, в центре России, в летах преклонных, я не оставался чуждым миссионерской деятельности, которой по воле Промысла Божия в отдаленных окраинах Отечества посвящена была вся моя жизнь с ранней молодости».
Создание Миссионерского общества вызвало значительный резонанс в жизни Русской Церкви, во многих местах открывались епархиальные комитеты его, что свидетельствовало о насущной востребованности этой работы в России. Митрополит Иннокентий исходатайствовал перед Синодом повсеместное чествование памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, предлагал сделать этот день миссионерским праздником, во время которого народу рассказывалось бы о значении и важности этого дела. А кроме того - избрать один из дней в году, из особо чтимых народом, для проповеди обязанности каждого христианина участвовать в деле распространения веры.
В Синоде святитель поднимал и вопросы духовного устроения монашеских обителей, будучи священноархимандритом Троице-Сергиевой лавры, он много сил отдал благоустройству монастыря, с его благословения началось издание «Троицких листков», которые выходят и по сегодняшний день.
Святитель остро сознавал, насколько важно просвещение народа в пору, когда в России стали появляться материалистические учения, чуждые и враждебные христианству. Для этого было крайне необходимо усовершенствовать духовное образование и воспитание служителей Церкви.
Митрополитом уделялось также немалое внимание нуждам белого духовенства, особое - вдовам и сиротам почивших священнослужителей, устраивались богадельни, различные благотворительные учреждения, попечителем которых являлся он сам.
Это только малая часть того, что сделал свт. Иннокентий, будучи на московской кафедре…
***
Болезнь глаз, давно начавшаяся, привела святителя к почти полной слепоте, донимала его и водянка, из-за чего он не мог ложиться в постель, сидел в креслах. Два раза он просился на покой, однако просьбы его были отклонены… Впрочем, сам владыка говорил: «Меня дела отвлекают от мысли о болезни». Несмотря на потерю зрения и немощи, свт. Иннокентий держал под контролем множество дел, о чем свидетельствуют тысячи его собственноручных резолюций, выявленных в документах московских архивов И.А.Курляндским.
Он был открыт, доступен, прост в общении, любил обстоятельную, задушевную беседу, не чужд был иронии и юмора. На прием к Преосвященному мог попасть любой мирянин. Он был, по воспоминаниям современников, исключительно строг к себе и великодушен к другим…
С середины 1878 г. Владыка почти непрерывно болел, даже отменил в конце года поездку на заседание Синода.
В 1879 г., на Страстной неделе, почувствовав приближение кончины, святитель попросил его соборовать. В Великий Четверг, поистине вместе с Апостолами причастился святых даров на Вечери, вместе с Церковью сопережил – спострадал Спасителю в Великую Пятницу, и в Великую Субботу (31 марта/13 апреля) – почил о Господе, войдя в вечную Пасху.
Ему, как и всем Апостолам, и св. Павлу, была дана великая благодать быть «служителем Иисуса Христа у язычников и совершать священнодействие благовествования Божия» (Рим.15,16).
2. ДУХОВНЫЕ УРОКИ СВЯТИТЕЛЯ ИННОКЕНТИЯ
«ОТ ГОСПОДА СТОПЫ ЧЕЛОВЕКУ ИСПРАВЛЯЮТСЯ»
Все мы, от пономаря и звонаря – орудие Божие
Во всей жизни свт. Иннокентия, начиная с детства и до последнего вздоха - мы видим явное действие Промысла Божия, и нам, современным людям, полезно это знать и чувствовать, дабы укрепляться, не ослабевать в вере.
Посмотрим на упоминавшиеся вехи биографии с этого ракурса, постараемся осмыслить глубже духовные уроки великого святого.
В одном из посланий (Сербиновичу К.С., литератору, сотруднику обер-прокурора Синода, от 29.04. 1842г.) владыка Иннокентий писал: «…нет, нет! не мы действуем, а нами действует благодать. Мы – все мы, от пономаря и даже звонаря, - все мы не что иное, как орудие Божие. Угодно Господу – Он и звоном звонаря тронет сердце человека, на которого Он призрит…» Святитель вспоминал: «Четырех лет, на пятом я лишь начал учиться грамоте, и не у кого-либо, а у своего отца, который, будучи долго болен, почти всегда лежал в постели»…После кончины родителя в августе 1803 года, мать, Фекла Саввишна осталась одна с четырьмя детьми, из которых старшим был шестилетний Ваня.
Он-то и стал подрабатывать в церкви, исполняя отцовские обязанности, неся невзгоды сиротской жизни. Дядя Димитрий, диакон, продолжал учить мальчика грамоте, чтению по Часослову и Псалтири, как это было принято, а также всякому мастерству, которое еще как пригодилось будущему пастырю впоследствии. (Часы с боем на колокольне Свято – Михайловского храма в Новоархангельске, о.Ситха, были, к слову, собраны руками епископа Иоанна Вениаминова).
И хоть уже семи лет Ваня толково читал за литургией Апостол (в ветхом зипуне и чарках), попытки матери определить его на отцовское место причетника (даже после поступления в семинарию) оказались тщетными. Святитель впоследствии писал: «И это, конечно, потому, что мне суждено служить не на месте моей родины, а в Америке».
Уже обучаясь в семинарии, Иван Вениаминов, посвящая основное время учебе, предпочитал чаще уединение, мало общался со сверстниками – и в силу склонности к размышлению и углубленному познанию наук, и по причине нежелания участвовать в бурсацких вольностях. Господь явственно оберегал подрастающего юношу от всяких соблазнов переходного возраста, впрочем, не подавляя его свободного волеизъявления.
Современники вспоминали, что «Семинаристы тогдашние не прочь были выпить. И если о табакокурении не было ещё и помина даже на кухне между сторожами, зато господствовал между семинаристами повальный грех табаконюхания».
Годы, проведенные в семинарии, укрепили Ивана Попова в его «спартанском» образе жизни, закалили его характер, что в будущем позволило переносить стойко тяготы и зачастую экстремальные условия в миссионерской деятельности.
Уже в сане архиепископа святитель вспоминал: «В наше время, кроме обеда и ужина, ничего не давали ученикам, и нелегко было нам переносить это по утру; но я того мнения, что это полезно: ибо, во-первых, благодетельно для здоровья как диетическое средство, а во-вторых, это приучает к воздержанию и терпению».
И позже напишет, уточняя: «учился я хорошо, но чистого ржаного хлеба (без мякины), до выхода из семинарии не пробовал».
В подобных условиях в ребёнке воспитывались понимание цены не только хлеба, но и всякого дара Божьего, также как и сопереживание всем «труждающимся и обремененным»…Качество, которое так необходимо пастырям. (К слову, имя мальчику было дано в честь св. Иоанна Постника, патриарха Константинопольского (VI в.), составителя Покаянного епитимийника).
Явственно десница Божия руководила его устремлениями в год завершения учебы в семинарии. Как лучший ученик, Иван Вениаминов был рекомендован ректором на учебу в Московскую Духовную Академию, о чем другие могли только мечтать…
Вот как вспоминал о событиях той поры святитель: «В тот год (1817) прекратилось всякое сообщение монастыря, в котором жил ректор, в связи с тем, что вскрылась река Ангара, разделявшая город на две части. Начался ранний ледоход. Лед на ней сначала прошел было совсем, а потом опять остановился на несколько дней, и так плотно, что известный тогда в Иркутске монастырский послушник Иванушко перешел через него с одного берега на другой. А в это время мне пришла мысль жениться, и я успел подать просьбу, без позволения отца-ректора получить вид на женитьбу и даже начал сватовство. Не будь этого случая, тогда конечно ректор не позволил подавать мне просьбы о женитьбе. И тогда пришлось бы мне ехать в Академию, а не в Америку».
***
В письме к графу Н.А.Протасову, обер-прокурору Св.Синода (от 2 июля 1845 г.) владыка, в частности, сообщал: «Считаю себя обязанным всегда, везде и пред всеми исповедовать, что желание ехать в Америку было совершенно не мое – но Господь, по великой милости Своей ко мне, дал мне его…».
И далее епископ Иоанн рассказывает об обстоятельствах, которые мы упоминали, и том, что первоначально, как и все остальные, он отказался ехать в неведомые края, о появлении на приходе промышленника Крюкова, прожившего на Уналашке много лет, убеждавшего молодого священника ехать туда…
«Но я был глух, - пишет владыка. – Наконец, этот же самый Крюков, будучи у преосвященного Михаила, где случилось и мне быть, между прочим сказал следующие слова: «Ах, ваше преосвященство! Вы не поверите, как алеуты усердны к вере. Несмотря ни на что – ни на мороз, ни на снег – они с охотою и усердием идут к заутрене в часовню, которая состроена из досок и не имеет печки, и стоят, иногда даже и босые, не переступая с ноги на ногу, и до тех пор, пока читают заутреню».
«Эти самые слова, - пишет архиерей,- как стрелою уязвили мое сердце, и я загорелся желанием ехать в Америку».
Остается только добавить, что и фамилия у купца была неслучайная – «зацепил» невесть откуда взявшийся Крюков сердце Иоанна.
***
Таких примеров из жизни святителя Иннокентия множество. Мы упоминали, что его деятельности предшествовала миссия Валаамских монахов, из которых в живых оставался к тому времени лишь преподобный Герман Аляскинский. Ему-то и предложено было, после гибели в бурю, на пути к о.Кадьяк рукоположенного во епископа Иоасафа, возглавить православную миссию в Северной Америке. Но преподобный, подвизавшийся на острове Еловый, отказался, предсказав, что вскоре появится здесь архиерей, что произошло спустя три года после кончины святого (+1837 г.).
В 1842 году епископ Иннокентий направлялся на бриге «Охотск» на остров Еловый. Из-за шторма корабль долго не мог войти в гавань, жизнь экипажа и пассажиров была под угрозой. И тогда святитель обратился с молитвой к Герману: «Если ты, отец Герман, угодил Господу, то пусть переменится ветер». Не прошло и пятнадцати минут, как ветер переменился и стал попутным. И вскоре епископ Иоанн, спасшийся от бури, служил панихиду на могиле преподобного Германа…
В последний год жизни святителя Филарета, в конце октября 1867 года, незадолго до кончины навестил А.Н.Муравьев (духовный писатель, путешественник), в ходе разговора зашла речь и об архиепископе Иннокентии, желании его уйти на покой в какой-нибудь московский монастырь. Неожиданно Муравьев спросил святителя: «А что бы Вы сказали, если бы преосвященный Иннокентий занял после вас вашу кафедру?». Святитель Филарет улыбнулся и от души ответил: «Я был бы этим очень доволен, потому что особенно люблю и уважаю преосвященного Иннокентия». Это пожелание было пророческим, от Бога.
***
Для нас, современных и в основном маловерных христиан очень важно, на примере великих святых, в данном случае Апостола Америки и Сибири видеть знать и помнить, что ни в одно мгновение жизни своей мы не остаемся вне Промысла Божия, наше сердце всегда на ладошке у Бога, и только от нас зависит, во-первых, необходимость всегда помнить об этом (страх Божий иметь), и во-вторых, направлять свою волю к исполнению евангельского образа жизни – идти узким путем, о чем говорил, подобно многим святым, и апостол северов Иннокентий.
Помнить непрерывно, что рядом всегда – наш ближайший и лучший друг Ангел - Хранитель, и все небесные Силы, и все святые, которые, как свидетельствует младший современник свт. Иннокентия великий Иоанн Кронштадтский – «всегда они в Боге с нами, и постоянно нас учат, руководят к жизни вечной, посредством составленных ими церковных служб, таинств, обрядов, поучений, установлений церковных, как постов, праздников, и, так сказать, все с нами служат, поют, говорят, поучают, помогают нам в разных искушениях и скорбях, и призывай их, как живущих с тобой под одним кровом; прославляй, благодари их, беседуй с ними как с живыми, и ты будешь веровать в Церковь».
«БЫТЬ ПОЛЕЗНЫМ ОТЕЧЕСТВУ»
«Величавые, колоссальные патриоты»
Хотя бы кратко, хочется сказать и о том, насколько любил Россию православную, насколько болел её проблемами великий святой. Достаточно привести несколько его высказываний, мнений, чтобы обрисовался облик горячего патриота земли русской.
Вот как, например, оценивает он восстание декабристов, в одном из писем к другу, мореплавателю и исследователю К.Т.Хлебникову: «Вы пишете о печальных событиях в России с сожалением и удивлением. Конечно, стоит сожаления и удивления такой переворот, а может еще и не кончившийся, дай Боже, чтобы все утихло. Вы, великие и просвещенные умы! Какой стыд, какой срам навлекли на нашу Россию! Что теперь скажут иностранцы? Ах! Вообразить горестно и стыдно – революция в России. Ах, какое пятно, ведь если и напишут так, что сделаешь? Все сие служит доказательством, что человек и самый просвещенный – «ложь» по слову Давида. И что истинное просвещение состоит в образовании сердца…» (7 сентября 1827 г.).
(Понятно, что «стыдно» ему как человеку русскому, православному перед «иностранцами» тогда ещё преимущественно христианской Европы).
В письме к Н.Н.Муравьеву, генерал – губернатору Восточной Сибири от 30 сентября 1849 г. он говорит: «Я русский и притом, смею похвалиться, не последний по любви к отечеству и считаю за грех не высказать того, что может служить к пользе его».
В прошении императору Николаю I Павловичу об устройстве дочерей на казенное обеспечение (когда уже принималось решение о монашеском постриге, декабрь 1839 г.), о.Иоанн пишет: «Всеавгустейший монарх, всемилостивейший государь! Быть полезным Отечеству – есть одно из чистейших удовольствий сердца, доступных на земли и должно быть целию существования нашего; вся деятельнейшая жизнь вашего императорского величества есть лучшим доказательством сих истин и высоким примером к подражанию.
Господу угодно было поставить меня на служение Церкви в одном из отдаленнейших краев царства вашего императорского величества, какова есть Российская Америка, где я пробыл 15 лет. Посильное желание быть полезным подкрепляло меня в моих трудах и утешало в тамошнем пустынном месте, и то же самое желание заставило меня совершить путь из Америки в Санкт-Петербург с целью напечатать несколько священных книг на алеутском языке и тем дать духовную пищу народу доброму, кроткому и жаждущему слышать слово Божие…»
В июле 1843 г. в послании путешественнику и писателю А.С. Норову, рассказывая о поездке по епархии, он пишет: «Ещё одна новость, довольно интересная, но не очень славная для русских… Господин Транковский, капитан-лейтенант, бывший ныне на реке Анадырь, сказывает, что какие-то иностранцы заселились на устье реки Анадырь в числе тринадцати или четырнадцати человек, построили крепостцу и производят торговлю с чукчами… Как вам кажется… иностранцы поселились на земле Русской без ведома русского правительства и производят торговлю!!! - от этого немного чести и пользы русским…».
Порицая политику западных государств во время Крымской войны и обороны Петропавловска, свт. Иннокентий писал Н.Н.Муравьеву: «С искреннею радостью спешу поздравить Вас с дивною, славною и нечаянною победою над сильнейшим врагом, нападавшим на нашу Камчатку. Кто теперь не видит, что если бы Вы не сплыли и не сплавили по Амуру хлеб и людей, то теперь в Петропавловске были бы только головни и пепел. И потому не знаешь, чему более радоваться: открытию ли на Амуре или спасению Камчатки – так ясно доказывающему пользу открытия Амура».
Горячий патриотизм святителя отмечал в своих путевых очерках и поминавшийся замечательный наш писатель И.А.Гончаров, который встретился с ним в 1854 г. в Якутске: «Здесь есть величавые, колоссальные патриоты. В Якутске, например, преосвященный Иннокентий: как бы хотелось мне познакомиться с ним. Тут бы увидели русские черты лица, русский склад ума и русскую коренную, но живую речь. Он очень умен, знает много, не подавлен схоластикою, как многие наши духовные, а всё потому, что окончил учение не в академии, а в Иркутске, а потому прямо пошел учить религии и жизни алеутов, колош, а теперь учит якутов. Вот он-то патриот. Мы с ним почитывали газеты, и он трепещет, как юноша при каждой счастливой вести о наших победах».
Настоящий патриотизм немыслим и без трезвомыслия, которое, при горячей любви к родине, было естественно присуще святителю. Это наглядно видно, к примеру, в отношении архипастыря к продаже Аляски, согласно договора 18 марта 1867 года. Конечно, свт. Иннокентия глубоко волновало дальнейшее будущее алеутов, колошей и иных аборигенных племен, эти народы были ведь как дети, чада его…
И тем не менее, вот что он пишет в письме старшему другу митрополиту Московскому Филарету (1867 г., письмо не застало того в живых): «До меня дошёл слух из Москвы, что будто я кому писал, что я крайне недоволен тем, что наши американские колонии переданы правительству Соединенных американских штатов. Это неправда. Во-первых, при той широкой веротерпимости американцев нельзя ожидать от них ни гонения, ни притеснения нашему православному ведомству. Во-вторых, рано или поздно колонии наши должны отойти от нас, быть может, при первой военной буре, а главное – я в этом вижу один из путей Провидения, которым может проникнуть в Соединенные Штаты наше православие, на которое там стали обращать такое серьезное внимание.
Мне кажется, стоит только викариатство из Ново – Архангельска перенести в Франциско, где хлопочут о построении православной церкви… И я уверен, что очень скоро и даже может быть скорее, чем иными путями, наша православная церковь в Америке будет иметь своих чад и из американских подданных…»
ПАСТЫРЬ НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ ЖРЕЦОМ
ГЛАВНОЕ - ДОБРОЕ СЕРДЦЕ
Святитель Иннокентий являет нам сегодня и несомненный пример и образец духовного - пастырского попечения о народе, которое являлось и является во многом решающим фактором для дальнейшей судьбы России, а учитывая ее особую миссию - и будущего земной истории человечества.
В обстоятельствах жизни святителя, его письмах и сочинениях выявляются и анализируются - где-то пунктирно, точечно, где-то подробнее - и проблемы, нестроения в сфере духовного окормления народа (которые, в конце концов, привели, в том числе, к оскудению веры, а потом и к революции). Некоторые из них и в день сегодняшний звучат как тревожные сигналы, требующие сугубого нашего внимание, дабы избежать повторения пути, закончившегося катастрофой 1917 года. Вот только несколько аспектов.
Первый – подготовка будущих пастырей. Вспомним - а это лишь начало XIX века – о нравах в семинаристской среде, причем не в столицах, а в глубокой ещё провинции – о том, что будущие священнослужители «не прочь были выпить», и повержены были «повальному греху табаконюхания».
К чему это приводило в последующем развитии, можно прочитать в «Очерках бурсы» Н.Помяловского, который и сам, к сожалению, скончался рано от пагубных пристрастий. И кроме того, мы хорошо знаем, что именно из семинарской среды порой выходили самые лютые атеисты и революционеры, ибо на свято место всегда являются «семь злейших»…
Другой момент. «Образование всех детей простонародья, - как вспоминал впоследствии святитель, - входило в сферу моих интересов очень долгое время. Это стремление обучать всех – занимало меня ещё в Иркутске. Я представлял мои взгляды в форме проектов местному руководителю, епископу Михаилу, для рассмотрения. Он одобрил мои взгляды, циркулировавшие среди различных, священников и сказал, что они могут быть реализованы. Но ни один из моих коллег не одобрил мой проект, за исключением самого дьякона. Я был неспособен найти одобряющего меня человека, который смог бы отправиться со мной, и, тем не менее я был вознагражден Господом, тем, что он внушил мне желание поехать в Америку. Первая мысль, которую я ощутил, это было желание «там я буду действовать один и там я буду учить, но этот выбор сделал я сам».
Т.е. промыслительно священник укрепился в этом выборе из-за духовного бесчувствия, безразличия коллег, которые должны бы, по определению, как ныне говорят, в первую очередь стремиться образовывать людей, и прежде всего детей - в духе христианства.
Как не вспомнить и о. Николая Касаткина, который писал, в сердцах, в 1868 году благословившему его на труды митрополиту Иннокентию (уже в Москву): «Миссионером здесь пока я один, и то частным образом. Католичество давно уже вырастило здесь фаланги своих миссионеров; протестантство не отстает от него. А православие?.. У нас нет денег и людей нет! Да когда ж эта, раскинувшаяся на полсвета, семидесятимиллионная Россия найдёт у себя несколько тысяч рублей и несколько десятков людей, чтобы исполнить одну из самых существенных заповедей Спасителя?..»
Впрочем, здесь есть и некий промыслительно - таинственный момент: и один человек может, по благословению Божию, сделать то, на что не способны тысячи, отсюда и наша поговорка: «И один в поле воин…», если по христиански, естественно, скроен и действует по правде Божией, обращаясь бесстрашно к Спасителю.
***
Уместно вспомнить и о такой важной особенности, как отношение к «местному духословию», как именовал его свт. Иннокентий, вере «неведомому Богу». В «Записках об островах Уналашкинского отдела» он писал, исследуя мировоззрение аборигенов, об архетипически хранящихся у них представлениях о Творце, сотворении мира. О системе моральных установлений и запретов.
Например, у алеутов перед всяким ответственным делом полагалось соблюдать телесную чистоту и целомудрие, «старики говорили, что надобно почитать своих родителей, питать их собственными трудами…дряхлых стариков почитать и слушать их наставления…бедных не презирать, но по возможности им помогать, и не только их не обижать, но и от обиды защищать…быть гостеприимным к пришельцам…не быть болтливым, лучше слушать, нежели говорить, т.к. все зло и несчастье происходит от языка».
Это удивительные свидетельства Промысла Божия над всяким племенем и народом, предуготовляющим людей ко принятию Христа!
И что очень важно для миссионера: «выводя дикарей из прежнего состояния, надобно соблюдать благоразумную осторожность, дабы всего того, чтобы сделать их счастливее, но не лишить настоящего счастья! Так надо стараться вывести дикаря из его грязной жизни, но, очищая нечистоту с его тела, надобно быть осторожным, чтобы не содрать с него и природной его кожи и тем не изуродовать его! И искореняя в них ложные правила их нравственности, не сделать их совсем без правил нравственности!».
Это назидание актуально и сегодня, и буквально, и не буквально. Так, приводя, привлекая в Церковь человека сегодня, например, опасно сделать его фарисействующим обрядоверцем или же, напротив, либерал-обновленцем, теряющим природные добродетельные начала, а будущего священника - требоисполнителем. Святителя Иннокентия беспокоила и эта проблема.
В письме обер-прокурору Н.А.Протасову (от 2 июля 1845 г.) он пишет, говоря о народном образовании России: «Мысли мои заключаются в том, что мы как пастыри, как учителя, как преемники Апостолов, непременно должны соответствовать своему званию, т.е. мы должны учить. Но по нынешним действиям нашим мы ничто иное, как жрецы, как совершатели таинств и обрядов. Большая часть народа, целая масса народа – остаётся совершенно без всякого учения и назидания. Если когда и говорятся поучения простому народу, то они или не могут понять их, или вообще считают их таким же чтением, как чтение дьячков. Кто же будет учить детей, если сами взрослые не обучены этому?».
Эти слова, конечно, актуальны для нас и сейчас.
Между тем, в этом же письме к обер-прокурору епископ Иннокентий говорит: «…В русском народе есть столько добрых качеств и столько прекрасных элементов, что из него можно сделать поистине первый народ, а в уважении к религии едва ли кто и теперь сравняется с ними. Простой народ очень любит слушать беседы о божестве (как они говорят), и потому можно быть уверену, что к слушанию бесед детских будут приходить и взрослые, и особливо старушки и старики».
***
Кстати говоря, хороший пример и урок некоторым, очевидно, несколько закосневшим в «жреческом» состоянии архиереям в статусе членов Св.Синода преподал никто иной, как император Николай I. И.П.Барсуков, автор дореволюционных книг о свт. Иннокентии, по его сочинениям, письмам и рассказам современников, цитирует место из брошюры американского священника Карла Хейля, вышедшей в Лондоне в 1877 г., где тот пишет, что «после 16-летних миссионерских трудов, отец Вениаминов был послан в Петербург, ходатайствовать о помощи для миссии. Император Николай I предложил Св. Синоду оказавшегося столь надёжным священником, как овдовевший отец Иоанн Вениаминов, отправить обратно на поприще трудов его, в сане епископа… «Ваше Величество, - заметили некоторые из членов Св. Синода, - хотя овдовевший протоиерей Вениаминов, без всякого сомнения, заслуживает этого сана, но там нет ни кафедрального собора, ни клира, ни епископской резиденции». «Что же из этого? – возразил Государь. – Неужели он, будучи равен Апостолу, не может быть посвящен?».
Есть тут над чем призадуматься…
Характеризует личность архипастыря и такой эпизод. В 1847 году прихожане о. Стефана, брата епископа Иннокентия, обратились к правящему архиерею с просьбой наградить батюшку наперсным крестом, справедливо полагая, что он достоин этого, за труды немалые. Но епископ Иннокентий ответил отказом: «По елику он мне родной брат, то я не могу хвалить его и ходатайство о награде его считаю, как бы неуместным… Ежели святейшему синоду угодно будет наградить, то на первый раз довольно ему камилавки».
***
Вот как наставлял архиерей своего сына Гавриила, который обучался тогда в Санкт-Петербургской семинарии (письмо от 22 июля 1843 г.): «Я радуюсь тому, что ты живешь хорошо и учишься прилежно; не ропщи и не сетуй, что у тебя способности не быстрые. Все, что мы имеем, Господь нам дал. Он знает, для чего и почему тебе не даны отличные способности. Но зато у тебя доброе сердце, а это в тысячу раз лучше способностей ума. Смотри же, будь осторожен и бдителен, и не закапывай этого драгоценного таланта твоего…Бога ради храни себя в чистоте: в тысячи раз легче бороться со страстями до падения, а падши раз, делаешься уже невольником и рабом. Не связывайся с теми, кто не охотник молиться Богу, как бы он ни был учен и умен».
И далее - совет и для современных любвеобильных родителей: «Ты просишь у меня денег. Я бы дал тебе охотно, но гораздо лучше, если ты потерпишь нужду. Кто не испытал нужду, тот не может верить нуждающимся, и тот худой хозяин, а худой хозяин – худой пастырь и так далее. Впрочем, - добавляет родитель,- на крайние нужды проси у отца Георгия».
Гавриил со временем стал первым помощником отцу, пройдя с ним все тяготы служения на Камчатке, в Сибири, в Приамурье… До кончины святителя любимый сын помогал ему, в сане протоиерея, как личный секретарь.
Удивительным образом, супругу его, как и мать, тоже звали Екатериной Ивановной (таково было и имя старшей дочери высокопреосвященного, и невестки), у них, после смерти во младенчестве дочери, было двое сыновей, которые закончили Александровское военное училище, один, Иоанн Гаврилович по благословению самого деда, оставил службу в лейб-гвардии Семеновском полку, блестяще закончил Петербургскую духовную академию, стал священником.
А его сыновья, правнуки святителя Иннокентий и Сергий, получившие военное образование, закончили жизнь как мученики – были расстреляны в пору репрессий в1930-годы…
По линии сына Гавриила продолжается ныне род Вениаминовых в лице Игоря Александровича Курляндского. Он кандидат исторических наук, старший научный сотрудник института Российской истории РАН, занимающийся, в том числе, всесторонним исследованием деятельности святителя Иннокентия в период его служения на московской кафедре. Он принимал большое участие и в подготовке недавно вышедшего в семи томах - при содействии правительства Якутии, Якутского епархиального управления и спонсоров - Собрания сочинений и писем святителя Иннокентия Московского, просветителя Америки и Сибири (издательство МП РПЦ, 2012-2015 г.г.).
***
«Он явил в себе образ любвеобильного отца - пастыря и своим примером разрушил искусственные преграды, установившиеся преданием между епископами и паствами, и приблизил первых к последним, являясь всюду, где можно и полезно быть, и принимая личное участие во всем, в чем можно и нужно принимать участие пастырю Церкви, обязанному в христианских отношениях быть душою своей паствы…Нужно было только коснуться предмета, имеющего особенную важность, преимущественно относительно Церкви, как лицо архипастыря, его речь, все приемы его обращения мгновенно изменялись. В нем сейчас являлся пастырь с сильным духом ревности, суждения его поражали вас силою духовного опыта, слово его становилось властным. Духовная личность митрополита Иннокентия сложилась вне условий и искусственной обстановки нашей общественной жизни: сердце его всегда было чисто, намерения он имел всегда добрые, им не руководило ни самолюбие, ни тщеславие, искать у людей ему было нечего, рисоваться пред другими он не имел ни причины, ни цели; он являлся наружно тем, чем был внутренно: прямым, честным, искренним, любвеобильным и благожелательным пастырем. По нравственному характеру он был человек дела и труда, на подвиг, на лишения и на терпение всегда готовый, к себе неумолимо строгий, неустанно деятельный».
Эти слова были сказаны в речи при погребении святителя Иннокентия архиепископом Амвросием (Ключаревым), вдохновенным проповедником, исполнившим смиренные пожелания Духовного завещания митрополита Иннокентия, которое тот сделал собственноручно еще в декабре 1869 г., под угрозой совершенной слепоты:
«… Прошу и умоляю не говорить никаких речей ни до, ни во время, ни после погребения моего. Если и при тусклом свете Истины, коим я водился в жизни моей, мне тяжело было слышать похвальные речи и приветствия, то как я должен буду мучиться там, где Сама Истина, слыша похвалы незаслуженные. Но если кому будет угодно сказать слово в общее назидание, то прошу такового сказать слово из текста: «От Господа исправляются человеку пути его», с указанием на меня, кто и где я был – кем и где скончался, во славу Богу, но без всяких мне похвал…».
О «БЕЗНРАВСТВЕННЫХ ГРАМОТЕЯХ»
Истинное просвещение - в образовании сердца
Святитель Иннокентий, как великий попечитель о «младенчествующих в вере», особое внимание уделял воспитанию подрастающего поколения, которое, обновляя в ближайшем будущем живое тело государства, определяет его духовное, нравственное и прочие состояния, способствуя или процветанию или же деградации народа, с последующими катастрофическими последствиями.
В «Записке о детском воспитании», написанной в 1869 году, святитель подчеркивает опасность безрелигиозного взращивания детей, которое, при отсутствии духовности, может придавать человеку внешний благопристойный облик, скрывая подлинный внутренний мир, который может неожиданно проявляться в самых негативных формах. (Каждый из нас и сегодня может подтвердить правильность и бесспорность этих мыслей – начиная с себя).
Святитель говорит, что воспитание дитяти надо начинать с самого раннего возраста, ибо если человек не научается молиться, обращаться к Богу глубоко в детстве, потом это бывает сделать гораздо труднее. Мы сегодня знаем, благодаря и научным изысканиям, что дитя, благословенное Господом с момента зачатия, до рождения своего уже усваивает то, что идёт от мамы…
И конечно же, государство, помимо семьи - которая находится сегодня в бедственном положении - должно заботиться о духовно-нравственном состоянии будущих своих граждан, начиная с детских садов.
Мы знаем, как много чадолюбивых родителей, уже духовно «подпорченных» предыдущими временами и не ведающими, что творят, не могут удержаться от подарков совсем крохотным детям в виде айфонов, планшетов и прочих гаджетов, откуда как из ящика пандоры со страшной силой воздействия впечатлеваются в девственное детское сознание все, что может перекалечить человека на всю оставшуюся жизнь.
Святитель считал, что не позже 4-х лет надо начинать учить детей Закону Божьему, уж поверим его духовному опыту.
***
Школьное образование без воспитания, как это было у нас в прошедшие четверть века, уже нанесло огромный урон стране. Святитель Иннокентий справедливо считал, что зачинщиками, инициаторами всех волнений, бунтов, «майданов» являются грамотные, но - безнравственные люди.
«Измерение просвещения народного числом грамотеев, кажется, очень может быть ошибочно – потому что грамотность без нравственности у простого народа есть то же, что нож у своевольного ребёнка. Кто большею частию причиною разных возмущений, бунтов, революций, расколов? Безнравственные грамотеи. И, следовательно, кто опаснее для спокойствия Отечества? – безнравственные грамотеи. Многие думают, что просветить народ и сделать его нравственным можно не иначе, как только грамотностью…» (Из письма Н.А.Протасову от 2 июля 1845 г.).
В статье «Несколько мыслей относительно воспитания духовного юношества», он, осуждая восстание декабристов (так же как и Французскую революцию), говорит, что эти и подобные катастрофические события являются следствием «полупросвещения» (термин А.С.Пушкина) народных масс.
Эту картину «полупросвещения» мы наблюдаем во многом и сегодня. Апостол Иннокентий, как и многие святые, предупреждает нас об этих опасностях, подчеркивая, что государство, если оно не хочет катастрофического будущего, должно в первую очередь заботиться о духовно- нравственном воспитании своего подрастающего поколения - все остальное обязательно приложится!
Как бы хотелось, чтобы эти слова впечатывались в присягу, которую дают наши правители всех уровней, приступая к исполнению обязанностей «слуг народа».
ДАЙ НАМ, ГОСПОДИ, ВЕРУ КАК У ТУНГУСА!
В послании к митрополиту Филарету от 1 августа 1843 г. епископ Иннокентий писал: «Чем более знакомлюсь я с дикими, тем более люблю их и тем более убеждаюсь, что мы, с нашим просвещением, далеко, далеко уклонились от пути к совершенству, почти не замечая того, ибо многие так называемые дикие гораздо лучше многих так называемых просвещенных в нравственном отношении. Например, во всей Камчатской епархии, можно сказать, совсем нет ни воровства, ни убийства – по крайней мере, почти не было примера, чтобы собственно тунгус, или камчадал, или алеут были под судом за сии преступления».
И далее он пересказывает старшему другу запись о поразившей его первой встрече с тунгусами в Гижиге (ныне территория Магаданской области), запечатленную в путевом журнале первого путешествия по епархии в 1842-43 г.г.: «…Когда я старшему из них, рассказывавшему мне о скудном (полусобственном) житье-бытье, сказал: зато там вам будет хорошо, если вы будете верить Богу и молиться Ему; тогда он вдруг, видимо изменившись в лице своем, живо и выразительно сказал мне (худым русским языком): «Тунгус всегда молится, тунгус знает, что все Бог дает нам; убью ли я хоть куропатку – это Бог дал мне и я молюсь Богу и благодарю Его; не убью – значит Бог мне не дал, значит я худой…я молюсь Ему».
«Не могу без умиления ни сказать, ни вспомнить сих простых, но заключающих в себе почти всю сущность христианства слов, - пишет далее святитель, - и от человека, которого премудрые и разумные мира сего едва удостаивают названия человека, - и того выражения и тона, с каким он говорил мне…Благодарение Господу, открывающему познание веры младенцам в утешение и научение наше! Могу ли я после этого жаловаться на какие-либо труды путешествия?..»
Источник: