Душа и тело человека

Верование, что со смертью и разложением тела человек не исчезнет, что душа его приобщается к вечности – есть одно из самых распространенных верований человечества. Иногда эти верования имели наивный характер, иногда более серьезный, но некое настойчивое стремление человеческого духа к утверждению жизни за гробом мы найдем всюду, вплоть до великих философов (как известно, величайший греческий философ Платон посвятил особый диалог «Федон» вопросу о бессмертии духа). Нередко религиозные и философские школы учили о решительной противоположности души и тела и видели в смерти, т. е. в отделении души от тела освобождение души.

По-иному учили индусские религиозные верования: для них была ясна необходимость тела для жизни души, и они учили о том, что после смерти душа, покинув тело, в котором она жила, переселяется в другое тело, чтобы в нем жить и действовать. Это учение о «душепереселении» или «перевоплощении» не может быть принято, но оно стоит как бы у порога той великой истины, которую принесло миру христианство – а именно истины о воскресении в теле. Христианство признает в своем благовестии о воскресении, что в будущей жизни человек воскресает, как индивидуальность, в полноте душевной и телесной жизни. Христианство твердо учит о том, что за гробом душа продолжает жить, но жизнь эта – неполная, ущербленная, – полная же жизнь настанет тогда, когда мы воскреснем в теле. Этим учением христианство возводит тело на такую высоту, придает телу такое значение, какого мы не находим ни в одной религии, не находим и в науке, тяготеющей к так называемому материализму. Если сопоставим здесь научные фантазии с тем, что дает христианство, то нам сразу будет ясно, насколько глубже и полнее учение христианства.

Исследователи человеческой природы любят говорить: мы не знаем никакой жизни человека вне тела. Это верно и неверно: верно в том смысле, что жизнь души после смерти закрыта для нас, что нам дано знать человека, его природу, лишь в единстве души и тела. Но может ли наука серьезно утверждать (как это особенно усердно проповедуют защитники материализма), что с распадом и разложением тела человек исчезает совсем, что никакой жизни души за гробом нет? Такое утверждение будет не научным утверждением, а чистой фантазией – по той прежде всего причине, что мы и в живом человеке не имеем прямого восприятия его души. На каком же основании мы можем утверждать, что со смертью тела душа не живет, раз мы чужую душу вообще прямо не воспринимаем? С другой стороны, простое рассуждение показывает нам более, чем вероятность, но можно сказать, неизбежность жизни души после смерти. В самом деле – мы можем отнимать от тела те или иные его органы (руки, ноги, глаза и т. п.), а от души мы ничего отделить не можем – она остается вся в своей неделимости и целости. Нельзя куда-то устранить мысли, оставив чувства, или наоборот, ибо душа целостна, неразложима. Явление памяти, с другой стороны, освещает нам тот факт, что прошлое продолжает жить в нашей душе, – и даже то, что казалось совсем забытым, может в ней неожиданно вспомниться. Как же может замереть душа, если она не знает в себе «частей», неделима, неразложима»?

Но, скажут нам – наше сознание справедливо называют «мозговым» сознанием – и если мозга и нервов нет, какое может быть сознание? Да, «мозговое сознание» после смерти невозможно до воскресения, но разве в обмороке, когда мозг, лишенный крови, не дает места сознанию, – душа теряется или что-либо теряет? Разве когда мы «приходим в себя» не раскрывается вся та же полнота души?

Как в глубоком сне душа живет, но не сознает себя, не так ли и после смерти (которую всегда сравнивают со сном) душа живет, не обладая «мозговым» сознанием? Я не хочу усложнять своего изложения вопросом о том, не является ли само «мозговое» сознание проявлением и функцией более глубокого нашего самочувствия, в лоне которого «возникает» наше «мозговое» сознание. Рассмотрение этого вопроса показало бы нам, что «мозговое» сознание действительно не является первичным, исходным в жизни и в самочувствии души и что временное (до воскресения во плоти) затухание «мозгового сознания» не означает, что душа, так сказать, засыпает и замирает (до воскресения). Этот вопрос, в известном смысле даже решающий в отношении темы о «бессмертии души», не может быть надлежаще освещен и решен без целого ряда психологических анализов, которые здесь невозможны.

Итак, если мы соберем воедино все, что может противопоставить научное знание о человеке христианской вере в то, что жизнь продолжается за гробом и закончится воскресением, то кроме скромного положения, что здесь на земле душевная жизнь предстоит нам связанной бесконечными связями с телом, науке нечего сказать. Из этого положения решительно никак не вытекает, что душа не может жить после распада и разложения тела; единственно, что могла бы сказать наука об этой жизни за гробом: мы ничего не знаем и не можем ничего ни утверждать, ни отрицать.
А между тем, какое огромное, исключительное значение для всей нашей духовной жизни имеет само по себе верование в жизнь после смерти и в воскресение! Даже в индусском учении о «карме» выступает уже со всей силой убеждение, что наши дела не безразличны для нашей судьбы после смерти, а в христианском учении, где нет места для перевоплощения (как в индуизме), каждый человек несет за собой в иной мир все, что он сделал в жизни. Эта мысль о реальности будущей жизни впервые бросает свет на смысл нашей жизни на земле, указывая на то, что мы призваны к вечной жизни.

Таким образом в вопросе о «бессмертии души» научное знание не может позволить себе ни скептического отношения к вопросу о будущей жизни, ни, тем более, прямого отрицания будущей жизни. Но нельзя отрицать, что наше сознание, как бы скованное нашими внешними восприятиями, нашей погруженностью в мир вещей, останавливается с недоумением перед великим христианским благовестием о воскресении человека в целости его душевно-телесной жизни. Между тем, именно идея воскресения, а не просто «бессмертие души» (как часто думают) собственно и есть христианская идея. Душа бессмертна, это верно, но это есть лишь часть более общего и более важного учения о том восстановлении всего человека, которое и есть воскресение. Необходимо сделать несколько разъяснений по этому вопросу, – тем более уместных, что в воскресении мы действительно уже выходим за пределы «естества», как оно предстает нам в опыте. Тем самым мы можем коснуться последней нашей темы – о соотношении знания и веры там, где вера ведет за пределы того, что принято считать «естественным».

Участие Бога в жизни мира, как нарушение законов «естества»

Среди чудес, которые творил Господь на земле и которые ныне творятся во имя Божие по молитвам нашим, огромное большинство их, как мы говорили, вовсе нарушает законов «естества», как они нам известны. Все исцеления, даже воскрешение Лазаря, который после этого чуда, прожив некоторое время, умер, – происходили в пределах «естества» – и ключ к пониманию того, что здесь нет нарушения закона причинности, мы нашли в том соотношении понятий случайности и причинности, которое было развито нами выше (§ 3). То, что Господь, как Владыка неба и земли, изменял обычный ход событий, не означает ли просто, что Ему, как Господу, были ведомы такие свойства «естества», которые для нас недоступны?

Может быть, – но есть в христианстве такое событие, притом имеющее для него коренное значение, в котором мы находим явное нарушение законов естества, можно сказать, их решительное подчинение некому высшему началу. Мы говорим – о воскресении Самого Господа, о том преображении человеческой Его природы, о котором говорят Евангелия в главах, посвященных явлениям Христа после Его воскресения. В этих событиях перед нами предстает подлинное изменение человеческого естества, не имеющее никакой аналогии с тем, что мы наблюдаем в доступном нам мире. Научное знание должно здесь, по-видимому, отступить и предоставить «очам веры» давать те основания, которыми можно было бы изъяснить великую тайну Воскресения. О том, что воскресение Господа есть основное и центральное для христианства событие, от которого и пошло само христианство – нужно ли об этом много говорить? Вера в Воскресшего Спасителя есть основа всей нашей веры, всей нашей жизни – без этой веры нет и не может быть христианства. Но если знание отступает здесь перед столь глубоким веросознанием в христианстве, то надо сказать, что и само христианство, со всей силой утверждая реальность Воскресения Господа, вовсе не берется разгадывать тайну того, как оно было возможно. Если в вопросе о чудесах, в которых не совершается нарушение законов природы, не так трудно было принять принципиальную возможность таких чудес и центр тяжести вопроса заключался в том, можно ли принять реальность того или иного чуда, как действительного вхождения Бога в мир (а не просто «чистой случайности» в сочетании «независимых причинных рядов»), то в вопросе о воскресении Спасителя, наоборот, труден вопрос о самой возможности его, а вопрос о его подлинности и реальности, как мы сейчас увидим, решается и просто и категорично. Возможность воскресения умершего по плоти Спасителя остается «метафизической тайной», превышающей силы нашего разума, но реальность Его воскресения предстает перед нами с такой силой, что в свете ее евангельское благовестие о всеобщем воскресении перестает быть трудным для принятия его всей нашей душой.

Реальность воскресения умершего по плоти Спасителя засвидетельствована тем, что она не только всецело завладела умом и сердцем последователей Его, но особенно тем, что она вошла в душу учеников Господа в своем победном сиянии с такой силой, что их проповедь зажгла неугасимым доныне огнем бесконечные массы людей. Эта сила веры в Воскресение живет доныне в человечестве, покоряя себе все чистые сердца, – и конечно, основанием всего этого безмерного в своем объеме роста христианства может быть только одно – то, что Христос действительно воскрес.

Если вчитаться в главы, посвященные в Евангелии Воскресению Христову, то становится ясным, что, несмотря на многократные предупреждения Спасителя о Его смерти и воскресении, ученики никак не могли понять смысл этого. Когда Христос умер на кресте и Его тело положено было в гроб, не кончилось ли для них все? Растерянность, глубочайшая смущенность были у них так велики, что когда жены мироносицы, бывшие у гроба Христова, сказали им, что тела Христова во гробе нет, что Ангел возвестил им о воскресении Спасителя, они не поверили им: «Слова их показались им пустыми» (Лк. 24, 11). Когда Господь явился ученикам, «они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа», и Господь сказал им: «осяжите Меня и рассмотрите, ибо дух плоти и костей не имеет, как видите Меня» и «взяв пищу, ел перед ними». Недоверие Апостолов, столь реально здесь изображенное, лучше всего показывает, что ни о какой «галлюцинации» в этом явлении Христа не может быть и речи, – а недоверие Фомы, как известно, длилось 7 дней, пока он сам не увидел Господа.

Если не быть во власти предубеждений и относиться к тексту Евангелий и Деяний Апостольских с открытой душой, то для сомнений в реальности воскресения Христа не остается никакого места. Апостолы не просто «поверили в это», но они жили тем святым вдохновением, которое родилось в их душе, когда они убедились, что Христос «воистину воскрес», – и от этого их вдохновения родилось и все христианство, зажегся тот пламень, который доныне пылает в сердцах верующих.

Пусть остается и останется тайной, как была побеждена смерть в воскресении Спасителя, но реальность этого преодоления законов нашего естества переживается и ныне со всей силой. Кто не знает песнопения (на утрени), которое начинается словами: «воскресение Христово видевше…»? Да, Церковь видит его во всем блистании Божества и свидетельствует о реальности воскресения Христова – очами веры это дано видеть без колебаний и сомнений.

Источник: