Философия и богословие. Часть I. Четыре главных различия

Есть ли принципиальные различия?

Я заметил, что в представлении многих людей, даже хорошо образованных в своих областях, богословие и философия – что-то очень похожее. Мол, в обоих случаях люди занимаются познавательной деятельностью, постигают тайны и законы мира. Просто в одном случае эту деятельность осуществляют люди светские (философия), в другом – церковные (богословие). Некоторые даже воспринимают эти два института (философия и богословие) как «конкурирующие корпорации». Что, по их мнению, даже хорошо. Мол, таким образом, человечество быстрее найдет ответы на волнующие его вопросы; причем ответы будут более точными и надежными.

Деление познавательной деятельности по принципу «церковной ограды» правомерно: внутри «церковной ограды» — богословие, за ее пределами – философия. Однако, этот признак не настолько формальный, как кажется на первый взгляд. Он порождает ряд принципиальных различий между богословием и философией. Постараюсь в конспективной форме отметить некоторые наиболее принципиальные отличия. Это главная цель моих заметок.

Для начала дадим определения двум видам познавательной деятельности (на основе имеющихся под рукой словарей и учебников).

Богословие, или теология (калька греч. θεολογία, от греч. θεός — Бог и греч. λόγος — слово, учение, наука) — систематическое изложение и истолкование какого-либо религиозного учения, догматов какой-либо религии. Представляет собой комплекс дисциплин, занимающихся изучением, изложением, обоснованием и защитой учения о Боге, его деятельности в мире и его откровении, а также связанных с ним учениях о нравственных нормах и формах Богопочитания. Богословие в каждой религии и конфессии — свое. Поэтому сразу оговорюсь, что речь ниже идет лишь о христианском богословии (более конкретно – православном).

Философия (др.-греч. φιλοσοφία, дословно — «любомудрие», «любовь к мудрости») — особая форма познания мира, вырабатывающая систему знаний о наиболее общих характеристиках, предельно-обобщающих понятиях и фундаментальных принципах реальности (бытия) и познания, бытия человека, об отношении человека и мира. К задачам философии на протяжении её истории относились как изучение всеобщих законов развития мира и общества, так и изучение самого процесса познания и мышления, а также изучение нравственных категорий и ценностей.

Оба определения представляют некую обобщенную компиляцию формулировок из разных источников. Можно обратить внимание на то, что в приведенных дефинициях границы богословия более четко очерчены по сравнению с границами философии. Впрочем, о «размытости» границ философии я уже говорил в предыдущих своих статьях. Даже вспомнил в этой связи слова А.С. Пушкина: «Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка». И, тем не менее, можно назвать следующие принципиальные различия двух рассматриваемых нами институтов.

Предмет познания.

Для богослова в его познавательной деятельности первичен Бог. Поэтому иногда богословие называют Богопознанием[1]. Мир природы, человека, общества также находится в сфере внимания богословия, но этот мир вторичен по отношению к Богу.

Для философа на первом месте находится мир, воспринимаемый органами чувств человека (непосредственно или с помощью специальных инструментов и приборов). Тут могут быть свои вариации: для одних философов приоритетным интересом может выступать природный мир, для других – человек, для третьих – социум. Предметом философского исследования становится также познание как таковое. Бог у философов тоже является предметом познания, но чаще всего он вторичен по отношению к миру. Бог философии представляет собой умозрительную конструкцию, которую ее автор создает на основе своих представлений о природе, человеке, социуме, мышлении. Если в христианстве человек – творение Бога, созданное по образу и подобию Бога, то в философии происходит конструирование бога по образу и подобию человека. В некоторых случаях Бог у философов вообще не рассматривается как предмет познания (как говорят такие философы, они «не нуждаются в гипотезе существования Бога»). Такая позиция присуща разного рода материалистическим философским школам (в законченном виде – марксистская школа).

На протяжении всей истории существования философии наблюдалась эволюция предмета познания. В Новое время центральным предметом философии чаще всего становятся человек и человечество (антропоцентризм). В 19-20 вв. в виду бурного развития науки многие философские школы сконцентрировали свое внимание на теории познания (гносеологии), имея в виду, что результаты философских поисков будут востребованы конкретными науками. В то же время какие-то части философии выделялись, превращаясь в самостоятельные науки. Так, когда-то на заре становления философии математика входила в ее состав, а потом, примерно в 3 в. до Р.Х. стала самостоятельной наукой. Одним словом, приоритеты и акценты в определении предмета познания у философии определяются в зависимости от «внешних условий» и текущих потребностей общества. В отличие от философии в богословии эволюции предмета познания не происходит.

Формально у богословия и философии могут быть общие предметы (объекты) познания. Так, мы уже отметили, что философы также могут претендовать на познание Бога, но у них плохо получается. Общим на протяжении многих веком предметом является человек. Но на человека философ и богослов смотрят по-разному. Об этом мы скажем с следующем разделе.

Метод познания.

Перейдем ко второму различию – в методах познания. Начнем с богословия. Оно опирается на Божественное Откровение – открытие Богом Самого Себя и Своей воли людям. Откровение бывает сверхестественным и универсальным. Первый вид откровения дается как чудо лишь отдельным людям. Универсальное Откровение Бога дается всем в виде Священного Писания и Священного Предания. По сути, Божественное Откровение одновременно является Боговидением. Кстати, одним из ранее использовавшихся названий Богословия было Боговидение[2].

В свою очередь, Боговидение предполагает самопознание. Можно, конечно, сказать, что самопознание – просто-напросто антропология. Что здесь акцентируется внимание на человеке как предмете познания (а об этом мы уже говорили выше). Но самопознание – также метод. Человек есть образ и подобие Божие. Кроме того, человек часть мира и вселенной. Именно под таким углом зрения он себя и познает. И через постижение себя познает весь мир. Поскольку подобие Божие в человеке искажается грехом, то человек не просто сам себя познает, но пытается себя преобразовывать, борясь со своими грехами. Чем чище сердце человека, тем яснее он постигает Бога[3]. Чем яснее он постигает Бога, тем лучше он понимает и мир, сотворенный Богом. Богопознание требует не только умственных усилий со стороны человека; в еще большей мере требуются усилия нравственно-волевые (аскетика). Безусловно, средством Богопознания является и изучение видимого, материального мира, созданного Богом. В богословии этого называется «естественным Богооткровением».

Может использоваться самопознание и в философии. Обычно философы вспоминают совет древнегреческих мудрецов: «Познай самого себя». По сведениям античных авторов, на стене храма Аполлона в Дельфах, где пророчествовала пифия, было сделано несколько надписей-граффити. Одна из таких надписей гласила: «Познай самого себя». Античные источники приписывали его разным мудрецам древности. Чаще всего автором назывался один из семи мудрецов (Фалес, Питтак, Биант, Солон, Клеобул, Мисон и Хилон), либо все семь мудрецов сразу[4]. В диалоге Платона «Протагор» утверждалось, что семь мудрецов, собравшись вместе, преподнесли эту фразу в дар богу Аполлону. Впоследствии особое внимание методу самопознания уделял знаменитый Сократ. Но, в отличие от богословия в философии самопознание не сопровождается работой человека по своему исправлению. В этом важное отличие христианского самопознания от самопознания языческого.

Святитель Григорий Палама пишет: «Приоткрою тебе чудовищную глубину лукавства внешних философов. Лукавый и те, кто научился от него лукаво мудрствовать, украли одну нашу полезнейшую заповедь и выставляют ее как некую лукавую приманку благодаря сходству выражений «Внемли себе» и «Знай самого себя»»[5]. Имеется в виду сравнение и противопоставление древнегреческого принципа «познания самого себя» и часто используемого в святоотеческой традиции выражения «внемли себе» (Втор. 15:9), как оно звучит в переводе семидесяти и в славянском переводе. Между прочим, синодальный русский перевод этого места звучит так: «берегись, чтобы не вошла в сердце твое беззаконная мысль»[6].

Рискну провести такую образную аналогию. В философии «познание самого себя» можно уподобить рассматриванию человеком себя в зеркале. На этом «познание» заканчивается. В богословии человек также может применять «зеркало». И если он видит, что его тело дрябло, толсто, жирно, непропорционально, он начинает заниматься физкультурой (гимнастикой). Он хочет вернуть себе нормальную форму и здоровье (образное сравнение, речь идет, конечно же, не о теле, а о душе). Итак, в философии «зеркалом» все начинается и кончается (уже не приходится говорить о том, что в этом зеркале неподготовленный философ может не увидеть многих своих «дефектов»). В богословии с «зеркала» все только начинается. Только для исправления физического тела используется гимнастика, а для исправления души – аскетика (ее святые отцы называли «гимнастикой души»).

Конечно, за многие столетия существования богословия пропорции между отдельными методами познания Бога и мира изменились. Аскетика и самопознание, к сожалению, стали занимать гораздо меньшую роль, чем это было в раннем христианстве. Недаром раннее богословие часто называют «аскетическим». В противовес современному богословию, которое иногда определяют как преимущественно «книжное» или «школьное» (упор на изучение Священного Писания и его толкований)[7].

Богословие не чурается использовать данные науки и философии для объяснения своих истин. Речь идет о такой отрасли богословия, которая называется основным, или апологетическим богословием (апологетика). Апологетика — одна из главных учебных дисциплин в христианских духовных учебных заведениях, где она служит введением в изучение других богословских дисциплин. Особенностью изложения данного курса в православных духовных учебных заведениях является обоснование не на основании авторитета Священного Писания и Предания, а главным образом, с позиции интеллектуальных, моральных, культурных и других общепризнанных норм и критериев[8]

Теперь о методах философии. Это эмпирические методы: наблюдение, эксперимент, измерение, сравнение. Затем включается логическое мышление. Происходит переработка эмпирической информации с использованием таких методов, как анализ, синтез, индукция, дедукция, классификация, формализация, моделирование. Философы всегда чувствовали, что такой арсенал методов не достаточен для того, чтобы постигать многие тайны мира. Особенно если философия претендует на решение вопросов метафизических (постижение мира, лежащего за границами физического мира).

Отсюда возникающая время от времени склонность философов к использованию мистики. Мистика (от греч. μυστικός — «скрытый», «тайный») — вера в существование сверхъестественных сил, с которыми таинственным образом связан и способен общаться человек; также — сакральная религиозная практика, имеющая целью переживание непосредственного единения с нематериальными сущностями — Богом, богами, ангелами, демонами и прочими духами. По сути именно на мистике построено христианское богословие, которое построено на познании человеком Бога и общении с Ним. Но те, кого мы называем «философами», находятся вне церковной ограды, поэтому у них иная «мистика». Мистика, заканчивающаяся общением с падшими духами, представителями инфернального мира. Увлечение философов мистикой отчасти есть реакция на «бездуховный» характер материалистических теорий. Русский мыслитель Лев Тихомиров в своей известной работе «Религиозно-философские основы истории» (написанной век назад) подчеркивал, что философы со времен французского просвещения устали от доминирования материалистических идей. В ХХ веке неизбежно будет возрастать тяга философов и ученых к «духовности», но это не будет возврат к христианству. Начнется повальное увлечение языческой мистикой.[9]

Ориентация философов на мистику как практику приводит к тому, что философия приобретает черты оккультизма. Оккультизм (от лат. occultus — скрытый, тайный) — общее название учений и традиций, считающих, что существуют скрытые и неизвестные науке силы и явления в человеке и космосе (природе), опыт которых доступен лишь людям с «особыми способностями» или «посвящённым»[10]. Одна из первых форм оккультизма – гностицизм, который возник еще до появления христианства. К учениям оккультного характера относятся алхимия, астрология, каббала, розенкрейцерство, спиритуализм, теософия, теургия. С оккультизмом связаны такие практики, как гадания, спиритизм, колдовство, магия, шаманизм, парапсихология, экстрасенсорика, а также паранормальные явления[11].

Многие философы тайно или открыто прибегают к мистическим практикам. Более того, они осмысливают и обосновывают их, создавая свои учения и теории, называемые внецерковным, или философским мистицизмом. Философов-мистиков не пустили на ту территорию, которая принадлежит богословию (теологии). Тогда они создали свою альтернативную теологию, которая получила название «теософия». Теософия (др.-греч. θεοσοφία — «божественная мудрость») — оккультное движение; в широком смысле слова — мистическое богопознание, созерцание невидимого мира, зачастую с использованием специальных техник (прежде всего, экстаза). Теософия как понятие уходит корнями в гностицизм, неоплатонизм, каббалу. Часто теософией называют мистические учения XVI—XVIII веков появившиеся в основном в среде протестантизма[12]. В более узком значении под теософией понимается учение Елены Блаватской (сложилось во второй половине XIX в.). Русской Православной Церковью теософия квалифицируется как богоборческое, антихристианское учение[13].

Завершить свои размышления о различиях в методах богословия и философии я хочу словами известного греческого богослова митрополита Навпактского Иерофея (Влахоса)[14]. Он пишет: «…Святые Отцы также отвергли и метод, используемый древними философами, и те способы, которыми они пришли к таким заключениям, так как все это приводит к ложным теориям о Боге, о человеке и о мироздании. Философы строят свое учение на догадках, воображении, и используют рассудок как центр познания. В то время как для Святых Отцов центром являлся ум. Они сначала очистили свои сердца от страстей, а их ум достиг просвещенности. Это просвещение ума есть не просто знание первообразов (архетипов) бытия, а пришествие Божественной благодати в их сердца. В результате этого они достигли видения Бога, которое является видением Бога в нетварном Свете. Именно так Святые Пророки, Апостолы и Святые получили откровение и проявление Бога в их сердцах»[15].

«Свобода мысли», «свобода выбора» и «фильтры» идей.

Третье отличие касается наличия или отсутствия «фильтров», через которые проходят идеи. Результаты философских поисков не имеют конечной авторитетной и формальной оценки и «легализации». Это приводит к тому, что количество философских теорий и мнений, находящихся в «обращении», стремительно множится. «Отбраковку» ложных идей пытаются вести сами философы, что выражается в критике одних философов другими. Однако, как правило, в таких «философских дуэлях» победителей почти не бывает. Споры и взаимные философские обличения не позволяют произвести «отбор» «правильных» теорий и идей. Это тот самый случай, когда в спорах истины не рождаются, а количество заблуждений и «ересей» множится. Окончательный выбор «правильной» философской теории (идеи) – исключительно за «потребителем». Однако у него также нет, как правило, внятных критериев для отбора. Память «потребителей» со временем перегружается объемом информации философского характера, что окончательно лишает их возможности правильного выбора. Я уже говорил о том, как организовано преподавание философии в наших университетах и иных вузах. Студентам выдается громадное количество информации (понятийный аппарат философии, имена философов, название философских школ, описание отдельных философских теорий, их критика и т.п.). Но при этом преподаватели (за редким исключением) предоставляют студентам самим определиться. То есть сделать выбор тех философских теорий и идей, которые им (студентам) кажутся «правильными», «объективными», «справедливыми», «красивыми», «практически значимыми». Сдается мне, что и сами преподаватели зачастую не в состоянии сделать выбор (по крайней мере, действительно обоснованный). Воистину, вспоминаются слова Христа: «Оставьте их: они — слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15:14).

Есть, правда, в истории один способ навести порядок в подобном «философском хаосе». Определить на уровне государства, какие теории и учения являются «правильными», а какие – «ошибочными» или даже «вредными». Такой подход был использован в СССР (а затем в других социалистических странах). Единственно верной была определена марксистско-ленинская философия в совокупности двух ее частей – диалектического материализма (диамат) и исторического материализма (истмат). Все остальные философские школы и теории квалифицировались как «ошибочные» или, по крайней мере, «неполные», «несовершенные», «неадекватные». Однако подавляющая часть всей продукции мировой «философской корпорации» оценивалась как «вредная» и даже «опасная». Соответственно, проблема выбора для советского человека, проявлявшего интерес к философии, упрощалась до предела. В его распоряжении были философские произведения «классиков» марксизма-ленинизма, другие философские работы, выдержанные в духе марксизма-ленинизма и учебники по философии, которые содержали критику иных философских концепций и теорий. Подобный «административно-командный» подход к решению проблемы философского отбора у нас на протяжении последней четверти века постоянно критикуется. Я воздержусь от однозначной оценки, отметив лишь, что такой подход спасал головы людей от громадного количества «философского мусора», который сегодня предлагается книжными магазинами, интернетом и профессорами философии в наших вузах. Мозг советского человека был, конечно, отравлен ядом ложной идеологии марксизма-ленинизма, но в нем оставалось достаточно свободного места для самостоятельных размышлений и занятий конкретными науками. Мозг современного человека напоминает компьютер, диски которого на 100% загружены информацией, и он работать больше не может.

В богословии результаты творческих поисков такую конечную оценку имеют (не обязательно положительную, она может быть критической и даже резко негативной). «Продукция» богословия проходит тщательную процедуру отбора и легализации (как правило, на церковных соборах). Лишь после этого она становится доступной «потребителям». Это не исключает возможности того, что какая-то часть «продукции» богословия попадает в обращение, минуя указанные «фильтры». Такую «продукцию» принято называть «частными мнениями». Иногда такие «частные мнения» бывают явно ошибочными, противоречат догматам христианства, мешают спасению человека, создают угрозу единству Церкви и т.д. Особенно опасной становится ситуация, когда начинается массовое увлечение такими мнениями. В таких случаях Церковь на своих соборах может давать оценку опасных «частных мнений», квалифицируя их как ереси со всеми отсюда вытекающими последствиями для тех, кто будет ими увлекаться и далее. В широком смысле под ересью (др.-греч. αἵρεσις — «выбор, направление, школа, учение, секта») понимается сознательное отклонение от религиозного учения. Согласно богословскому определению, ересь — «сознательный отказ принимать богооткровенную истину и следование ошибочному учению»[16]. С точки зрения ортодоксального христианства, ересь — учение, осужденное в Священном Писании (например, николаиты) или Вселенскими Соборами, Поместными Соборами, усвоившими вселенский авторитет, Святыми Отцами или иными источниками Священного Предания. Преподобный Иоанн Дамаскин, живший в VIII веке на Востоке, считал, что существуют четыре первоереси: «варварство», » скифство», «иудейство» и «эллинство»: «Ясно об этих четырех ересях выразился апостол, сказав: о Христе Иисусе нет варвара и скифа, ни эллина, ни иудея (Кол. 3:11), но новая тварь (2 Кор. 5:17)». Согласно его подсчету, всего к его времени существовала как минимум сто основных ересей [17].

Примечательно, что в период расцвета христианства Церковь следила не только за теми богословскими мнениями, которые уже были объявлены ересями или потенциально могли быть таковыми. Церковь также следила за философскими «увлечениями» христиан. Скажем, Русская Православная Церковь осудила философские идеи Льва Николаевича Толстого, которые имели характер вызова христианству и которые заражали часть нашего общества.

В истории Византии было также немало случаев, когда некоторые философские идеи квалифицировались как ереси, а их авторы предавались Церковью анафеме. Это происходило в тех случаях, когда философы забывали о границах своей науки и пытались вторгнуться на территорию богословия.

Так, в 1082 году в царствие Алексея I Комнина был обвинен в ереси и предан анафеме влиятельный в Византии философ
Иоанн Итал. Тяготение к античному рационализму спровоцировало прямой конфликт Итала с Церковью. С помощью философской мысли он предпринял попытку создать собственную богословскую систему. Иоанн был родом из Южной Италии, слушал лекции знаменитого философа Пселла в Константинополе, позже сменил его в качестве руководителя философской школы. Преподавательская работа Итала преимущественно была посвящена толкованию Аристотеля, Платона и неоплатоников. Учение Итала сводилось к платоновским идеям о предсуществовании, переселении душ и творении мира из предвечной материи. До тех пор, пока интерес к античной философии носил некий академический характер, он не вступал в конфликт с консервативным богословием. Но Иоанн Итал рассматривал философию не только как учебную дисциплину, дающую знания о философских системах прошлого, и не только как методологический аппарат, используемый в богословии. Иоанн считал философию самостоятельной наукой, независимой от церковных догм. Философия — это «живая» реальность, поддерживаемая силой человеческого разума. Если Пселл применял методы логики преимущественно к философскому осмыслению феноменологического мира, то Итал распространил их на богословские проблемы. Его представления о разграничении сфер философии и богословия расходились с существующей традицией. Вере Итал противопоставил рассудок, считая его основным источником знания и инструментом постижения истины[18].

Конечно, и после осуждения Итала византийские интеллектуалы продолжали изучать и переписывать древних авторов, но анафема Иоанна Итала отразила позицию Византийской Церкви, официально отвергшей идею о возможности нового синтеза античной философии и христианства. Примечательно, что ученик Иоанна Итала митрополит Никеи Евстратий Никейский в 1117 г. также был обвинен в ереси. Однако позже, спустя сорок лет, он был реабилитирован и причислен к высшим церковным авторитетам[19].

Впрочем, свою оценку греческой философии Византийская Церковь дала еще за несколько веков до осуждения Итала. Прот. Иоанн Мейендорф пишет: «То правда, что за всю средневековую историю византийской православной мысли отношения между греческой философией и христианским богословием никогда не достигали общепризнанного и нерушимого согласия. В классических и достаточно строгих официальных исповеданиях православной веры после Юстиниана, и особенно после победы над иконоборцами в 843 г., Платон и Аристотель неизменно ассоциировались с язычеством»[20]. Мейендорф также добавляет: «Синодик Недели Православия, ежегодно читаемый в первое воскресенье Великого поста, анафематствовал тех, кто последует «эллинским учениям», их «суетным мнениям» и приемлет «Платоновы идеи как истинные»»[21].

Вот что пишет об упомянутом «Синодике» митрополит Навпактский Иерофей (Влахос): «Тот факт, что Церковь отвергла все философские теории, это кратко представлено в «Синодике Православия», тексте-документе, который читают в Воскресение Православия (первый воскресный день Великого поста). В самом деле, эти теории были отвергнуты не только как ереси, но и сказано четко и неоднократно, что всякий, кто принимает учения философов подлежит церковной анафеме. Все, кто принимает «идеи Платона, как истину», и говорят и принимают учение о том, что «материя самобытна — подлежит анафеме. Так же и все, кто принимает и распространяет ложные и Эллинские высказывания», все, кто утверждают, что душа предсуществует, и что все не было создано из ничего, сбились с пути и подлежат анафеме. Также подлежат анафеме те, кто учат о доктрине о «несозданной первобытной материи и идеях, или же о совечности Творцу и Богу всех творений», и что все творения «не имеют причины и начала и остаются неизменными». Подлежат анафеме и все те, кто отдает предпочтение «глупой, так называемой мудрости философов», и всех, кто следует этому «учениям об этих предметах», и все те, кто принимает учение о переселении человеческой души»[22]

Что касается встречных оценок официальной богословской мысли со стороны философов, то их было бесконечно много. Но это были частные оценки, которые иногда были остроумными, иногда жесткими, иногда надуманными и несправедливыми. На протяжении многих веков, когда христианство занимало ключевые позиции в обществе, богословам от этих частных оценок было ни жарко, ни холодно. Но когда начался кризис христианства, то нападки на богословие усилились, причем они приобрели откровенно богоборческий характер. Например, высмеивание религии Вольтером и рядом других французских энциклопедистов в 18 веке. А со второй половины 19 века целенаправленную борьбу с христианством и религией вообще начал вести марксизм, возомнивший себя философией. Может быть, нападки эти не наносили видимого ущерба богословию (в силу их поверхностности, а иногда и откровенной абсурдности), но вот религиозные устои общества они расшатывали достаточно успешно.

«Открытые проблемы» и вечные истины.

Четвертое различие связано с предыдущим. Оно касается характера и качества «продукции», выдаваемой философией и богословием. Речь идет о качественном различии «истин» философских и богословских.

Философия преимущественно ставит вопросы, не давая ответов. Или, если она их дает, то они рано или поздно опровергаются. Или, по крайней мере, ставятся под сомнение. Иначе говоря, философская корпорация выдает лишь относительные истины в виде версий, предположений, гипотез. Гипотеза (др.-греч. ὑπόθεσις — предположение) — предположение или догадка; утверждение, предполагающее доказательство, в отличие от аксиом, постулатов, не требующих доказательств. Недоказанная и не опровергнутая гипотеза называется «открытой проблемой». А фабрика философских идей как раз и занимается «производством» открытых проблем. Они вылетают подобно джину из бутылки. При этом открытыми такие проблемы останутся, видимо, до конца человеческой истории, а загнать их назад в бутылку уже не получится. Они начинают мучить одно поколение за другим, не давая никому покоя и отдохновения.

Богословие дает ответы, конечно, не на все, а наиболее принципиальные вопросы. Но выдаваемые ответы не меняются. Они не могут быть опровергнуты, поскольку имеют статус догматов. Догмат, или догма (др.-греч. δόγμα, δόγματος — мнение, решение, постановление) — утвержденное Церковью положение вероучения, объявленное обязательной и неизменяемой истиной, не подлежащей сомнению и критике. Раскрывая суть богословского догмата, протоиерей Георгий Флоровский писал: «Догмат ни в коем случае не новое откровение. Догмат — это только свидетельство. Весь смысл догматического определения сводится к свидетельствованию непреходящей истины, которая была явлена в Откровении и сохранилась от начала». Сущность всех догматов, содержащаяся в Божественном Откровении Истина, изначально присутствовала в Священном Писании, и сначала не было необходимости в облечении христианского учения в рамки догматической системы. Однако потребность человеческого разума в лучшем, более понятном ему, логичном толковании ещё не оформленного догматически, во многих местах трудно принимаемого христианского учения привела к появлению и развитию философско-богословских школ в первые века христианства. В этих школах (главным образом в Антиохийской и Александрийской) и появились первые ереси. Для их обнаружения и искоренения периодически собирались Вселенские Соборы, на которых и устанавливались догматы — в форме кратких определений истин христианского Откровения. Они ярко и точно обличали еретические учения. В православной Церкви не определено количество догматов, как и границы между ними: в одном догмате могут заключаться и другие догматы. Основная часть догматов (в количестве 15) была утверждена в Никео-Цареградском Символе веры. Приняты на I Никейском и дополнены на II Вселенском Соборе в Константинополе[23]. Максимум, что допускается в богословии, - корректировать комментарии к этим ответам-догматам, с учетом меняющихся внешних условий жизни.

Философия способна формулировать лишь относительные истины, христианское богословие формулирует истины абсолютные, оно претендует на Истину (с большой буквы). Поскольку именно Христос сказал, что Он есть Истина: «Я есть путь, истина и жизнь» (Ин.14:6).

На конференции, посвященной взаимоотношениям богословия и философии в 2001 году, митрополит Минский и Слуцкий Филарет в своем выступлении обратил внимание на эти различия: «…философия, прежде всего, вопрошает и … ее ответы всегда неокончательны, а богословие, напротив, только утверждает, а значит, в конечном счете, учит «последним истинам»…»[24].

Конечно, богословие занимается не только толкованием догматических истин, а также приданием им нужной (отвечающей времени) формы. Оно имеет дело с большим количеством проблем, которые не имеют догматического закрепления решениями Вселенских Соборов; именно в этой сфере возможно и даже требуется богословское творчество. В этой части богословия могут быть споры, существовать частные мнения. Не исключены ошибки. Такое может случаться. Как тут не вспомнить слова апостола Павла: «А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии. Но, предлагая сие, не хвалю [вас], что вы собираетесь не на лучшее, а на худшее. Ибо, во-первых, слышу, что, когда вы собираетесь в церковь, между вами бывают разделения, чему отчасти и верю. Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1Кор.11:16-19).

Впрочем, некоторые богословы и святые отцы утверждали, что в дальнейшем не исключено появление новых догматов Церкви. Рождение догмата – защитная реакция Церкви на новые ереси, а их за последний век появилось немало. Вопрос о возможности появления новых догматов – крайне спорный и неоднозначный. Ведь любой новый догмат должен быть утвержден Вселенским собором. В истории было семь Вселенских соборов. А, по пророчествам некоторых старцев, восьмой (он же последний) собор состоится на излете человеческой истории, накануне прихода антихриста[25].

Источник: http://reosh.ru/filosofiya-i-bogoslovie-chast-i-chetyre-glavnyx-razlichiya.html