Мое стояние за веру и Косово

Публикуем интервью Его Преосвященства Епископа Рашско-Призренской епархии в изгнании Артемия еженедельнику «Голос Белграда». Интервью опубликовано 21.08.2019.
Владыка Артемий – первый епископ в истории СПЦ, лишенный монашества и изверженный из Церкви: отделившийся ради правды Божией.
Беседу вела Драгица Бг. Пушоньич

«Голос Белграда»: Ныне 15-й год, как епископ, управляющий Рашско-Призренской епархией с 1991 года, Владыка Артемий (85) начал судебный процесс, не имеющий прецедентов в международном праве. От суда в Страсбурге он требовал защиты и возмещения убытков вследствие насилия, учиненного над имуществом СПЦ, священством и народом Косово и Метохии под покровительством КФОРа (Kosovo Force, по-русски СДК – «силы для Косово» – международные силы, созданные по решению Совета Безопасности ООН, призванные обеспечивать стабильность в Косово). Вскоре он ответил отказом на требование Синода отозвать иск, позднее дошло и до канонического столкновения, потому и стал наш Владыка первым в истории епископом, отлученным от Церкви, в придачу к уголовному преследованию со стороны гражданского правосудия.

В настоящее время Владыка имеет резиденцию в Новой Никее, центре Рашско-Призренской епархии в изгнании. Тут, в монастыре, который построен на частной территории в валевской деревне Лелич, мы беседовали, среди прочего, о причинах его неугодности для церковных и светских властей.

– Против каких стран и почему Вы, с благословения Патриарха Павла, 2004 г., подали иск в Европейский суд по правам человека в Страсбурге?

– Как епископ Рашско-Призренской и Косово-Метохийской епархии я подал иск против Англии, Германии, Италии и Франции, которые имели свои зоны ответственности в Косово и Метохии. Так как не в компетенции этого суда находятся вопросы, касающиеся США, иском не охвачена Америка, хотя и она имеет свою зону ответственности. КФОР пришли 12 июня 1999 года, на основании Кумановского соглашения и Резолюции 1244, с задачей обеспечить возвращение всех изгнанных лиц и мирную жизнь всем гражданам. Эту задачу КФОР не выполнили и до сего дня.

КФОР, придя в эту зону, предоставили возможность скорого возвращения албанцам, которые эмигрировали, были высланы или намеренно занимались политическими манипуляциями и отправились в эмиграцию, чтобы создать гуманитарный кризис; потому что это был повод для интервенции НАТО в Сербию, тогда Союзную Республику Югославии. Но КФОР не обеспечили мирное сосуществование всем гражданам. С возвращением албанцев началось изгнание сербского народа, с того дня, когда пришли КФОР.

Под защитой КФОР, другими словами НАТО плюс США, в первые несколько месяцев или только за первый год из Косово и Метохии было изгнано около 250 000 сербов, включая цыган, черногорцев и многих других. За эти двадцать лет в Косово и Метохию вернулось, может быть, один или два процента переселенцев, в то время как ушло намного больше.

– Сербов или сербов и албанцев?

– Говорю здесь о сербах. Выселения и преследования продолжаются и сегодня, несмотря на все услуги и уступки; к сожалению, власти Сербии – все, кто был у власти до сего дня – проявляют терпимость и предоставляют для этого возможность. Только за первые четыре года <этого нового положения Косова> разрушено 115 церквей и монастырей, а в марте 2004 года за два дня совершен <настоящий> сербский погром. За эти два дня изгнано около 4000 сербов, сожжено более 800 сербских домов и разрушено еще 35 церквей и монастырей. В итоге 150 наших святынь уничтожено, разрушено или повреждено.

Все это показывает, что миссия ООН и КФОР не выполнила задачу. Вследствие этого, как ответственный за Косово и Метохию епископ, в согласии с тогдашним патриархом Павлом и еще некоторыми архиереями, я решил подать иск за это насилие над сербским народом и нашими святынями. Иск о возмещении ущерба был подан летом 2004 года, и на это я получил согласие и благословение Святого Архиерейского Синода. И судебный процесс начался. Через месяц началась кампания против меня, как епископа Артемия.

– Откуда исходит и для чего ведется эта кампания?

– К сожалению, из Патриархии. После возбуждения иска при Патриархе Павле отреагировали послы четырех стран-ответчиков. Итальянский посол, посетив патриарха, выразил сожаление, напомнив, что в том же году Святейший Синод наградил Орденом Святого Саввы войсковую часть КФОР, которая охраняла Дечаны и Печскую Патриархию. Посол тогда сказал: «Как это, Ваше Святейшество, с одной стороны Вы даете награду, а с другой возбуждаете иск против нас?». Не знаю, были ли другие случаи вмешательства, но тогда и начались кампания и решительное давление <на меня>, чтобы я отозвал иск.

– Требовал ли Патриарх Павел отзыва иска о возмещении общего ущерба, нанесенного Церкви и сербскому народу?

– Требовал Синод с Павлом во главе. Обширная переписка велась между мной и Синодом по этому вопросу. И эта борьба, буквально борьба, продолжалась до мая 2005 года, когда собор СПЦ без моего согласия отозвал иск. Так, к сожалению, это дело тогда завершилось.

Одновременно с этим, примерно в марте 2005 года, был подписан меморандум между Святейшим Синодом, Патриархом Павлом и не знаю кем из международного сообщества о восстановлении разрушенных церквей посредством тендера, в котором могут принять участие все. В том числе и албанцы. Здесь я был решительно против.

– Почему?

– Я мотивировал это тем, что наши церкви не могут восстанавливать те, кто их разрушал. И это борьба надолго. И конечно, Владыка Артемий не мог предотвратить такого решения Синода. Приступили к восстановлению строго тех церквей, которые были разрушены в марте 2004 года. Не принимая во внимание 115 разрушенных ранее. И то восстановление, которое эти шиптары (славянизированная форма самоназвания албанцев), главным образом, выполняли – их фирмы и предприятия, а оплачивало международное сообщество, Брюссель или неизвестно кто, не было возвращением к первоначальному состоянию, но некоторая часть была обновлена, чтобы можно было перед международной общественностью манипулировать: «Вот, албанцы хорошие, проявляют заботу о религиозных объектах Сербской Церкви!». Такой подход потребовался, чтобы они (албанцы) могли и далее продолжать терроризировать сербов.

Вокруг этого велась борьба до 2010 года, продолжались и гонения на меня; но в последние два-три года Патриархат словно проснулся, и, полагаю, осознал, какая опасность исходит от такой реставрации церквей, поэтому, по крайней мере на словах, он начал выступать за сохранение сербского религиозного и культурного наследия в Косово и Метохии. Я говорю – на словах, потому что на практике ничего не сделано.

– Принял ли суд Страсбурга к рассмотрению иск о нарушении прав человека в Косово и Метохии?

– Иск был принят. Оставалось только начаться судебному процесу. Но потом иск был приостановлен, а затем и отозван.

– Тогда было первое правительство Воислава Коштуницы, поддерживал ли он требование судебной защиты?

– Не могу сказать. С президентом Коштуницей мы имели корректные взаимоотношения и сотрудничали, проводили встречи, посвященные проблемам нашего народа в Косово и Метохии и положению дел в сербской колыбели. Но с 2008 года, после Коштуницы, началось прямое сотрудничество Патриархии и властей в преследовании Владыки Артемия в связи с моей работой, заступничеством и борьбой за существование сербского народа в Косово и Метохии и существование Косова и Метохии как составной части Сербии. Потом, по крайней мере в политическом плане, началась политика смягчения.

– В каком смысле?

– Албанцы достигли всего, чего хотели, а у сербских властей не было стратегии. Так всегда говорилось: «Если они делают то-то и то-то, мы сделаем наоборот». Не было никакого понимания, чего мы хотим; мы смотрели, чего хотят албанцы, и старались воспрепятствовать им. Словно тогдашним и последующим властям до сего дня не ясно, что международное сообщество хочет того же, что и албанцы.

Так как наши под давлением со всем соглашались, оставалось только расставить точки над «i». Для этого велись и ведутся переговоры в Брюсселе. И нынешний президент часто говорит, что не могут албанцы получать все, а мы ничего. Албанцам недостает лишь последней подписи о признании Косова независимым от Сербии государством. Поэтому переговоры в Брюсселе открывают многие вопросы.

– Какие?

– Почему они проводятся под ложным наименованием – как переговоры Белграда и Приштины? Переговоры ведут не градоначальники двух городов, а президент страны Сербии и президент так называемого «государства» Косово. Это не внутренние, а международные переговоры, в которых по сей день соглашаются на все условия албанцев.

Наши власти приводили многочисленные якобы серьезные причины. Говорили, не отдадим «Трепчу», это сербское предприятие. («Трепча» – промышленный комплекс в Косово). Мы задаемся вопросом, является ли «Трепча», либо Брезовица, либо север Косова и Метохии более важным, чем Косово? Но что же с югом? Получается до сего времени, что это вообще не переговоры, поскольку идет речь о введении стопроцентного сбора на товары из Сербии, что представляется предположительным ключом, который решит вопрос Косова и Метохии. Мы словно утверждаем, что решительно не сядем за стол переговоров, пока они не отменят эту таксу! И сборы введены, предполагаю, под нажимом или с одобрения международного сообщества, албанцы это сильно поддерживают, потому что, когда эти сборы отменят, тогда Белград, а не Сербия, продолжит переговоры, и может произойти так, что Брюссель позволит и Белграду что-то сделать. И хотя я не политик, но это вопрос судьбы моего народа и моей Церкви, поэтому я невольно обязан следить за ходом проводимой политики в отношении будущности нашего народа и Православной Церкви.

– С 1991 года Вы лоббируете интересы Косова и Метохии. Где и в чем поддержали Вас государство и СПЦ?

– Я не политик и еще менее дипломат, но я был вынужден заниматься и дипломатией. Моя дипломатия сводилась к борьбе за свой народ в Косово и Метохии и сохранение Косова и Метохии в составе Сербии. С 1999 до 2010 года более двадцати раз я бывал в Америке, всегда ради борьбы, о которой сказал. В этом я не имел поддержки в Сербии, имею в виду – от тогдашних властей и от самой СПЦ.

– Подразумеваете и Патриарха Павла?

– Ну да, тогда он был Патриархом. Правда заключается в том, что для каждой поездки я искал и получал благословение Патриарха, ничего не делал произвольно. Я также ездил во все страны Европы, несколько раз в Россию, в Израиль, в Южноафриканскую Республику.

– А в Китай?

– Нет, дальше в Азию я не ездил. Моя работа не по душе многим в стране и в мире, потому что я был принципиален, вел себя без уступок и компромиссов. И на всех возможных приемах у меня в Косово и Метохии и на встречах с представителями ООН, с послами и другими международными официальными лицами я имел совершенно четкое представление о том, что компромисса вокруг Косова и Метохии быть не может. Это помешало многим.

– Кому это помешало в Сербии из светских, а кому из церковных властей?

– Скажем так: светские власти, в том числе и тогдашние наши президенты находились под влиянием, надзором и контролем Брюсселя, ЕС и Вашингтона. Эти силы, несомненно, оказывали давление на тогдашние власти в Белграде, чтобы ослабить нашу позицию, смягчить её, дабы перейти к переговорам; к чему эти переговоры привели, мы уже говорили.

Они на все согласились, и 9 января 2010 года, в преддверии выборов нынешнего Патриарха Иринея, некий американский адмирал публично заявил, что в Косово и Метохию придет готовый к сотрудничеству епископ. Это означало, что Артемий должен был быть удален. Над этим тогда усердно трудились и представители наших властей, и, к сожалению, Патриархия. Не скажу, что вся Сербская Церковь, но именно Патриархия. Доказательств много, достаточно прочитать расследования «WikiLeaks», опубликованные на сербском языке в сокращенном объеме, где говорится об Артемии и его борьбе. Патриарх Ириней избран 22 января, а уже в начале февраля он посетил посла США Мэри Уорлик. Кроме прочего, в разговоре об Артемии он дал обещание, что вопрос с Артемием будет решен. Не прошло много времени, как началось преследование владыки Артемия.

– В книге «К вопросу об уврачевани раскола епископа Артемия» в 2017 году архимандрит Никодим Богосавлевич показывает, почему все решения Синода и Собора, связанные с Вами, являются неканоничными.

– Это действительно так. И противными уставу, и неканоничными. В Уставе СПЦ о Церковном Суде прямо говорится: «Никто не может быть подвернут ни одному церковному наказанию без предварительного слушания». От управления Рашско-Призренской епархией я был отстранен 12 февраля 2010 года, был назначен управляющий, якобы пока дело не будет исследовано, что я принял ради мира, но мир не наступил. Я ожидал, что Собор все обсудит в мае. За три дня до начала заседания Собора управляющий моей Епархией администратор вручил мне обвинительный акт на 32-х страницах. Я посмотрел, там не был определен срок для моего ответа на обвинение. На этом заседании мы решали много вопросов, и в самом конце был вызван епископ, который писал обвинение, чтобы его прочитать.

– И кто это?

– Владыка Фотий Далматинский. И он прочитал. Была тишина. Читал больше часа, а когда закончил, Патриарх говорит мне:

- Что Вы можете сказать на все это?

- Ничего, - ответил я. И спросил, какой мне срок определен для ответа, если это обвинительный акт.

- Его нет.

Я сказал, что у меня нет личных архивов, на основе которых я бы приготовил ответ на обвинения, потому что мои архивы были отняты еще 12 февраля 2010 года, когда я был временно отстранен.

– Почему отстранены?

– Предполагаемая каноническая вина. Мне нечего сказать, добавил я, потому что это не суд по канонам, когда нет срока для ответа. На суде над Владыкой Дионисием Американским в 1964 году в обвинительном акте ему было дано три месяца для обоснования своего мнения. Он просил шесть месяцев, ему дали три, а мне ни единого дня. Все закончилось решением Собора, согласно которому я был освобожден от управления епархией.

– Кто-нибудь попросил слова или решение было единогласным?

– Сразу началось тайное голосование, думаю, не все были единодушны, но это было большинство. Я не только был освобожден от управления епархией, но и выслан из Косова и Метохии. По канонам и Уставу СПУ, если епископ по состоянию здоровья или по иным причинам будет освобожден от управления епархией, он имеет право избрать один из своих монастырей, в котором будет жить до конца жизни. Я испрашивал этой милости, но не получил ее. Мне было сказано откровенно: «Не может быть и речи».

– Кто Вам сказал это?

– Мой собрат Амфилохий Радович. И так я был сослан на крайний север Сербии, в монастырь Шишатовац на Фрушка-горе. И я принял это ради мира. Но и там меня не оставили в покое, потому что за мной последовало большое количество монашествующих, как мужчин, так и женщин, из Косова и Метохии. Более ста человек.

– Где они жили?

– Первые дни по частным домам. Каждое воскресенье они проезжали двести-триста километров, чтобы присутствовать на литургии в Шишатоваце. Кроме них, начало приходить все больше народа из Срема и других мест, они следили за развитием событий и знали, о чем идёт речь. Каждое воскресенье в Шишатовце собиралось больше сотни верующих, Патриархии и это мешало, и тот же митрополит Амфилохий распространил известие, что «Артемий строит себе Шишатовацкую епархию». Это произошло летом 2010 года, и тогда произошел перелом.

– Какой?

– Борьба тогда шла, главным образом, за Косово и Метохию, за наши святыни и народ, но затем открылось новое поле. В начале XX века появилась ересь экуменизма, чадо того века, которое изначально не было ни открытым, ни массовым. Речь идет о новой ереси: об объединении всех христианских деноминаций, совещания о котором начал Царьград; но так, чтобы не исправлялись те, которые исторически свернули с правого пути, а принимались как есть, чтобы каждый остался при своем, и чтобы все находились в общении со всеми. Кратко говоря, таковое ядро экуменизма, от которого для всех Поместных Православных Церквей исходит угроза, потому что речь идет о вопросах веры, Истины Божией и спасения. Всемирный совет церквей был создан в 1949 году, и с тех пор экуменизм все набирает обороты.

– СПЦ его член с 1965 года

– Да, СПЦ его член, являющийся органической частью этого «тела». Преступление совершили в большей или меньшей степени все Православные Поместные Церкви. И до избрания во епископа, и особенно потом, я боролся против такого духа в нашей Церкви.

Ересь экуменизма особенно критиковал Святой Иустин Челийский, который называл ее «всеересью»: все ереси, которые на протяжении истории волновали Церковь, теперь объединены там. Патриарх Ириней во время визита в Вену в 2010 году свидетельствовал о себе: «Я являюсь экуменистом и пацифистом», если понятно, что это значит. После этого заявления Патриарха я открыто выступил, помимо вопроса о Косово и Метохии, и в связи с этим, потому что считаю, что вопрос веры стоит выше и прежде всего.

– Что Вы написали Синоду?

– 13 сентября 2010 года я послал письмо Синоду, ссылаясь на это его заявление и на все предыдущие неканоничные постановления, касающиеся меня и моих монашествующих, с которыми я согласился тогда ради мира. И сказал, что больше не буду подчиняться их предыдущим и будущим неканоничным решениям. На это последовало наказание, запрет в священнослужении до следующего Собора. Хотя это и неканоническое решение, принятое без какого бы то ни было допроса, я исполнил его, ожидая, что Собор в ноябре, наконец, разберет и все решит согласно канонам.

– Почему Вы не были на том заседании?

– Никто меня не пригласил. Вопреки практике принятия кадровых решений в конце Собора, тогда уже на первом заседании первым решением была восстановлена Рашско-Призренская епархия и назначен епископ. Никто другой, как мой монах и викарный епископ Феодосий. Эта капля переполнила чашу.

Действуя последовательно, в соответствии с сентябрьским письмом Синоду о том, что я не стану повиноваться неканоничным решениям, из Шишатовца я направился в Косово и Метохию, в мою епархию. Узнав об этом, монашествующие со всех сторон направились в мой монастырь Дубоки Поток, многие, хотя и не все. Я отслужил литургию с моими монашествующими, но, из-за вмешательства нового «епископа» и Патриархии, во второй раз из Косова и Метохии были изгнаны и мои монашествующие, и я сам. Вечером пришла косовская полиция, на самом деле сербы – но на службе в косовской полиции, они изгнали нас из монастыря. Они буквально выносили монахов и монахинь из корпуса и запихивали их в машину, пока не выгнали всех из Косова и Метохии. Именно тогда родилась Рашско-Призренская епархия в изгнании. Мы остались тем, кем мы были, но вне своей территории, и начался этот новый период нашей работы и жизни.

– Куда Вы все ушли и какова была реакция Синода и Собора?

– Из-за отъезда в Дубоки Поток я был лишен епископского сана и возвращен в число простых монахов. Владыка Артемий стал монахом Артемием, а другие дела начались позднее. После изгнания из Косова и Метохии я приехал и остановился на квартире, в Белграде, на Быстричкой, 29. Это жилье не мое, но я еще использую его, когда приезжаю в Белград. Мои монахи нашли гостеприимство в этно-деревне Лозница под Чачаком, в усадьбе Милоя Стевановича, именуемого Грешным Милоем, и в селе Люляцы. Там была церковь и совершенно пустой огромный жилой корпус, который поставил протоиерей Фома Маркович, мой товарищ и друг, а обо всем заботился родственник отца протоиерея Милан Маркович, который отворил двери и принял часть моих монашествующих.

Там я с монашествующими и множеством народа провел первую литургию в изгнании. Было несколько сотен верных, все узнали, теперь информация быстро распространяется. Появлялись люди и дарили дома, имения, сдавали их в наем, в пользование; так начинались наши катакомбы. Катакомбы были известны с первых веков христианства, когда оно было гонимо, и христиане скрывались в пещерах, погребах, гробах. По ним и наши катакомбы получили свое имя, потому что мы находимся под преследованием, в изгнании, и теперь их более 35-ти.

– И эта, в Леличе, в которой мы разговариваем, одна из них?

– И эта, хотя и самая молодая, но теперь это центр. Катакомбы мы имеем также и в Боснии и Герцерговине, в Гринбахе на окраине Вены, во Франкфурте, Детройте, Торонто, Лондоне, в России три-четыре и одну в Греции. В общей сложности у нас более 150 монахов и монахинь, а также и примерно пятнадцать священников. Это не те священники, которые пришли к нам, а семейные люди, верующие, которые приходили помолиться с нами, знакомились с монашествующими, чему-то научились и показали себя достойными того, чтобы стать служителями Божьими. Мы их рукополагали, и теперь они прекрасные пастыри.

– Как реагирует Патриархат?

– Больше не реагирует. Они свое дело завершили.

– Но Вы – первый епископ в истории СПЦ, который, как отступник, лишен монашества и отлучен от Церкви?

– Я был возвращен в разряд мирян, это сделали спустя некоторое время, в 2015 году, потому что преследование продолжалось годами. С их точки зрения, я теперь даже не христианин.

– Святое Таинство Крещения, полагаю, невозможно аннулировать или отнять?

– Они отлучили меня от Церкви. Они меня просто вычеркнули.

– Как это понять: являетесь ли Вы, согласно принятому постановлению, православным сербом?

– Это их нужно спросить. Такого постановления нет, а отлучение от Церкви означает, что я не имею права даже на церковное погребение завтра, когда скончаюсь. Я не имею права даже причащаться в Церкви. Не имею права ни на какую церковную молитву.

– Это анафема, проклятие Божие?

– Да. Это анафема.

– Как на Льва Николаевича Толстого, Жанну Орлеанскую, Джордана Бруно, протестанта Мартина Лютера…

– Про Толстого я знаю, про остальных не знаю, они не были православными христианами.

– Что стало с уголовным делом, которое было возбуждено в марте 2010 года? Синод инициировал его перед гражданским правосудием против Вас и нескольких ваших соратников?

– Они осознавали, что все, что они сделали, неканонично, им требовалось, в действительности какое-либо прикрытие. Что может быть проще, чем обвинить кого-то в воровстве, растрате церковных средств, злоупотреблении служебным положением? Заявление было подано против двух моих соратников, а позднее распространено еще на одного и на меня. Это продолжается вот уже девять лет. Процесс в Верховном Суде Белграда особенно ускорился в последние два-три года. Слушания каждые месяц-два, допрашивают свидетелей обвинения, но ни один не может нас обвинить или что-либо доказать, в то время как многие, или, по крайней мере, некоторые из них, в суде высказывались в нашу поддержку. Независимо от того, каким будет решение суда, я уже серьезно наказан.

Десять лет я ношу на лбу клеймо «виновен». Никого не интересует почему, но, понимаете, получается, что я украл деньги, что я виновен. Это немалое наказание. Во-вторых, в эти годы, а мне 85 лет, нелегко так часто ходить в суд, по лестнице (правда, у них есть сейчас лифт), сидеть там два-три часа и, ни слова не говоря, просто слушать разных участников процесса. Но с помощью Божией все идет. Как Бог хочет, так это все и закончится.

– Где-то во время ускорения процесса, о котором Вы упоминаете, на сайте СПЦ был выпущен текст епископа Афанасия о Вашем падении и о том, что в течение многих лет они тщетно присылали к Вам посредников, чтобы Вы написали покаянное письмо, чтобы Вас красиво возвратить в Церковь. Кто эти посланники, от кого, как вы беседовали?

– Никогда никто не приходил с этой целью. Амфилохий четыре-пять лет назад по собственной инициативе прибыл в Быстричку, не предупредив о приезде, вечером около восьми. Я принял его. Он говорил два часа, я все это время молчал, задал лишь некий уточняющий вопрос, что заняло всего две минуты. Вот и все, что можно сказать о его приездах.

В последний год было два послания через верующих, не официальных и не в письменном виде, они хотели, чтобы мы написали хотя бы пару слов Синоду, Собору. Даже не прошение, но, чтобы пересмотреть мой вопрос. Я не намерен писать этого, на неофициальное не реагирую.

– Когда во второй раз к Вам прибыл митрополит Амфилохий, который вместе с епископами Афанасием, Иринеем и Вами числился среди самых известных учеников святого Иустина Челийского? Амфилохий плакал в 2017 году в монастыре Челие во время беседы о вас как об отступнике…

– Он плакал, но говорил о брате Артемие как злодее, который строит башни по Леличу "на деньги закланного сербского народа". Как будто Артемий заказал убиение нашего народа в Косово и Метохии и получил плату. Так какой же мозг, какой же язык может такое сморозить? Он говорил: «Горе ему…». И в Призрене недавно, на праздновании восьмисотлетия самостоятельности СПЦ, он произнес речь, в которой опять не смог обойтись без Артемия. «Безумец, пусть Господь Бог его вразумит и возвратит!», – это его слова. А в Быстричке меня уверял, что, по его словам, надо искать выход.

– Выход в этом письме.

– Да так. Он в 2017 году в Челие говорил речь, о которой недавно упоминалось, а 14 июня 2018 года он вновь без предупреждения приехал ко мне туда. К нему вышел мой архимандрит Варнава, и он говорит: «Есть ли хозяин?». Понимаете, он ищет хозяина! <…> Он не имеет желания Вас принимать, говорит Варнава. «Охо-хо, – удивился Амфилохий, – да, я никого не прогонял от моего порога! Я принес благословение нашего святого старца и братскую любовь». А Варнава говорит: «Что касается братской любви, то оставьте это в стороне». После всего, что раньше (в 2017 году) говорил, он приехал с братской любовью. Я не хотел его принимать.

– Возможен ли положительный исход?

– Для всякой болезни есть лекарство, но не все больные принимают его. И то, что случилось, имеет лекарство. Отец Иустин говорил, что выход из любого безвыходного положения один, это – покаяние. Покаяние того, кто согрешил. Кто нарушил каноны, кто довел до всего этого, тот должен покаяться, чтобы исправить свои поступки, лишить силы все неканоничные решения и начать разговор с Владыкой Артемием, а не с Марком или монахом Артемием. Тогда мы могли бы о чем-то и договориться, но даже там были бы условия, однако, не хочу через вас посылать условия. Начало есть исправление канонических ошибок, это не дело одного человека, но Собора, который один может аннулировать свои решения.

– Положение Косова и Метохии не дело одного человека. Каковы ошибки сербских властей в политике касательно Косова и Метохии, существует ли преемственность неудачных решений, принятых еще до агрессии НАТО?

– Корни находятся гораздо глубже и восходят ко времени перед Второй Мировой Войной, и особенно к событиям во время нее; с тех пор, как пришел коммунизм, вопрос Косова и Метохии усугубился, приобрел новые черты, весьма тяжелые для сербов. Во время войны албанцы изгнали 100 000 сербов, возвращение которым запретило государство Югославия, этот закон действует и сегодня. Я бы сказал, что это начало. Из Албании в массовом порядке приходили целые семьи, со стадами овец и другого скота, заселяли брошенные сербские дома, и этим законом был начат новый этап угнетения сербского населения, чтобы ускорить его выселение. Тогда Косово и Метохия были выделены как отдельная область, что является видом отделения ее от Сербии, как от матери. И во времена и после падения коммунизма власти постоянно действуют на руку шиптарям (албанцам).

– Что же теперь нужно делать?

– Как говорится, поздно Марко на Косово прибыл (сербская поговорка). И я не на том месте, чтобы говорить, и никто не услышал бы меня и не послушался. После прибытия захватчиков под видом КФОР (СДК – «силы для Косова») требовалось и было возможно сделать нечто решительное, хотя и сейчас не поздно, но надо хотеть.

– Хотеть чего?

– Чтобы Правительство и Парламент Сербии провозгласили Косово и Метохию своей оккупированной территорией. Точка. Пока она считается оккупированной, она наша, и пока это так, мы имеем право бороться за ее освобождение. У нас есть опыт проживания на оккупированной территории, мы немало были под турками, немцами и кем только не были оккупированы. Это была бы плотина, препятствующая тому, чтобы Косово и Метохия стали отдельной страной.

– Будут ли это делать сегодняшние власти?

– Не будут. Несколько лет назад они заявили, что у ЕС нет альтернативы, что является отказом от Косова и Метохии. Выдумка, что «ЕС не имеет альтернативы», сводится к тому, что они на всё готовы для вхождения в ЕС даже и без Косова и Метохии. Вопрос в том, хотят ли нас ввести в ЕС, а если введут, то уложат в могилу, из которой нет воскресения. Вот сейчас цель властей – отменить сборы (за сербские товары в Косово), продолжить переговоры, пойти на компромиссы. Вокруг чего? Упираясь изо всех сил, этот президент говорит о компромиссах, разграничениях, не знаю, о чем угодно. Но ни слова об оккупации.

– Как живут сербы южнее Ибра, которых больше, чем на севере, и о которых только говорят?

– На севере около 50 000 сербов и 70 000 человек к югу от Ибра. Они живут, как могут, как-то выкручиваются, терпят постоянные нападения, убийства, кражи скота, сельхозмашин, тракторов. Здесь в ходу законы Приштины, которые Белград признал, поскольку в правительстве Косово участвует сербская партия. А чья это партия? Партия правящей партии в Белграде. Но не пойдем в политику. Мы часто слышим: кто защитит наш народ, если не КФОР? Пустые слова. Чем они показали, что нас защищают? С тех пор, как они запустили это крылатое выражение, мало ли было нападений, убийств, ранений, краж и грабежей? Ни от КФОР, ни от международного сообщества не следует ожидать защиты, они там, чтобы предоставить возможность шиптарям создать государство. Это нужно и Америке, и Европе, но мы часто ссылаемся на то, что «международное сообщество должно делать...». Это сказки и притчи, лишь бы что-то сказать. К какому международному сообществу вы имеете доверие? Это давно требовалось прояснить, но…

- Какова была позиция Патриарха Павла в отношении Косова и Метохии, и правда ли, что перед смертью он «исповедал» Добрице Чосичу, что он за разделение?

– Он был велик. Он боролся и когда был епископом на Косово и Метохии, и как Патриарх. То, что вы говорите, что он «исповедал», будто он согласен на отделение Косова и Метохии, упаси Бог! Это чистая клевета. Некоторые сегодняшние, может быть, на это готовы, и чтобы это их мнение получило силу, они приписывают его Патриарху Павлу. Неприлично утверждать что-либо подобное.

– В какой мере устарела догма о том, что народ идет в Церковь, а не наоборот (что является принципом Католической церкви), должен ли народ идти к Церкви, или Церковь к народу?

– Это не догмат, что народ должен идти к Церкви, вместо того, чтобы Церковь шла к народу. Вопрос в том, что подразумевается под Церковью в конкретном случае. Господь послал апостолов к народу и не сказал им: "Сядьте в Иерусалиме, ждите, пока народ придет к вам". Это означает, что Церковь направлена к народу, чтобы вести его, заботиться о нем, служить ему, спасать его, что и является ее целью. Это зависит от людей, чтобы ответить Церкви на ее призыв и пойти в Церковь, помочь Ей устоять. Это обоюдное движение навстречу друг другу. Инициатива, таким образом, у представителей Церкви – епископов, священников и монахов, которые направлены как апостолы для миссии в народ. И насколько успешна их миссия, настолько и народ откликается.

– Является ли сербской спецификой, что Церковь, как правило, уступает государству, а не наоборот?

– Это не так. Все Поместные Православные Церкви более-менее тесно сотрудничают, поддерживая очередной режим, а не державу. Другое дело, что нужно стоять за Державу, она едина, она не меняется, если сменяются режимы; но часто приспосабливаются ко всякому режиму, что случилось и с нами.

– В наши дни прошла новость о том, что группа епископов «из южного течения, которая близка к Вселенскому Патриарху Варфоломею», в клановой борьбе готовит «шелковый шнур» Патриарху Иринею. О чем идет речь, было ли это, спасает ли Александр Вучич Патриарха, и почему?

– Я не слышал об этом, не имею представления. И если бы дошло до того, что кто-то должен спасать Патриарха Иринея, то Вучич имел бы мотив, потому что Ириней спасал его своими заявлениями, что он, как лев, борется за Косово и Метохию, что его Бог послал, что он уверен в нем и т.д. Эти заявления для Вучича много значат, и у него есть причина, если что-то связано с Иринеем, спасти его. А будет ли он спасен перед лицом Господа, то оставим Господу.

– Есть ли епископы, которые являются лоббистами НАТО?

– Я, в самом деле, не знаю.

– Вас бы удивило, если бы они существовали?

– Но, послушайте, все, кто готов к сотрудничеству, они и есть лоббисты НАТО. Прежде всего, узурпатор Косова и Метохии (епископ Феодосий). Он и пришел, как согласный на сотрудничество епископ. В чем заключается это взаимодействие, я не могу анализировать.

– Во всем пережитом какие моменты оставили наибольшее впечатление, каковы наибольшие успехи и неудачи, наибольшее счастье и печали?

– Об успехах пусть говорят другие. И о неудачах тоже. О счастье не говорю, это не евангельское понятие, в Священном Писании нет устойчивого понятия «счастье». Самым скорбным стала бомбардировка сербских территорий, разрушение церквей и монастырей, «победа», в результате которой войска вышли из Косово и Метохии. И, конкретно, ужасное массовое убийство 14 жителей в Старом Грацком 23 июля 1999 года. Убийство детей в Гораждевце, на реке. Взлетевший на воздух автобус под Подуевом. И многие, многие другие случаи в Косово и Метохии. Тогда каждый день приносил какую-нибудь такую новость, там утешения не было. Хотя мы можем сказать, что утешение и надежда были только в Боге. И тогда, и сегодня, и во веки веков.

– От тех, кто Вас отлучил, слышим, что Вы поддались греху гордости, ведь не Владыка Артемий, а Бог есть Истина, и говорят, что Вы не в здравом уме.

– Это Амфилохий сказал публично, а Вы сами заключите из всего сказанного выше, таков Артемий или нет.

– Встречали ли вы когда-нибудь человека, охваченного грехом гордости, который своей величайшей печалью считает страдания других, а не собственные?

– Это пусть другие оценивают.

Источник: