Монарх и хозяйственно-социальная жизнь страны

"Самодержавная власть" не только не препятствовала всяким "обобществленным формам", но, напротив, всячески поддерживала их. Императорская Россия была страной, в которой "обобществленный сектор народного хозяйства" был больше, чем в любой другой современной ей стране мира. Большинство железных дорог принадлежало государству, а оставшиеся частные дороги стояли накануне "выкупа в казну". Государство владело огромными земельными пространствами, заводами и рудниками. Земская медицина была поставлена так, как она и сейчас не поставлена нигде в мире. Земства начинали строить свою фармацевтическую промышленность – с помощью государственного кредита.

Русское кооперативное движение было самым мощным в мире. Таким образом, в Царской России существовала свободная конкуренция частного хозяйства, государственного хозяйства, земского, городского, кооперативного и артельного – причем, государство в равной степени помогало всем, кто хотел и умел работать. Ибо государственная власть не принадлежала ни капиталу, ни профсоюзам, ни кооперативам, ни земствам: она принадлежала Государю Императору, который был заинтересован в том же, в чем и каждый его подданный: чтобы был добротный и дешевый ситец. И совершенно не интересовался тем, на какой фабрике этот ситец производится: на казенной, кооперативной, земской или частной.

x x x
Ответственно управлять людьми не есть дело легкое и радостное, но многотрудное и многоскорбное. Поэтому любой настоящий Правитель мечтает: лучше бы они самоуправились! Если же тормозит самоуправление – так опять же из любви к подданным: ибо он настоящий Правитель. Так, Александр II говорил: "Я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России".

И добавлял: "Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия развалится на куски".

x x x
Монархия не означает никакого окончательного вечного хозяйственно-социального строя. Монархия – это только рамка для поисков. Рамка, сдерживающая эти поиски в пределах разума и совести. Российская Империя до 1917 года шла по очень смешанному пути, в котором государственное, то есть почти социалистическое хозяйство, кооперативное, то есть четверть-социалистическое хозяйство и "капиталистический сектор" развивались параллельно и одновременно – с вероятным перевесом в будущем в сторону кооперативного хозяйства. Но Монархия не позволяла капиталистам взрывать кооперацию, кооператорам – бить капиталистов, социалистам – резать и кооператоров и капиталистов. Монархия была рамкой и арбитражем, не заинтересованным ни в какой монополии: ни капиталистической, ни кооперативной. И только в условиях этой Монархии граф С.Ю. Витте мог очень невежливо сказать русским капиталистам:

"Русское правительство заинтересовано в промышленности и в рабочих – но никак не в ваших, господа, прибылях".

И русский капитализм понимал, что он является только "служилым элементом" в общей стройке страны, а не "диктатурой над пролетариатом", какою стал социализм.

x x x
Самодержавная власть искала наилучших способов хозяйствования и поддерживала все то, что казалось лучшим. Если выбор оказывался ошибочным – самодержавная власть искала иных путей.

Однако, такие поиски уже чисто технически возможны только в том случае, если в стране есть СИЛА, находящаяся вне круга эгоистических интересов заводчиков, банков, профсоюзов, – СИЛА, независимая ни от какого узкогруппового интереса, СИЛА, которая в Одном Лице воплощает интересы всей страны вместе взятой – не только ее нынешнего поколения, но и ее грядущих поколений – всей нации во всех ее слоях, группах, народах и народностях.

x x x
О царской власти А.С. Пушкин в последние годы своей жизни говорил:

"Государство без полномощного Монарха то же, что оркестр без капельмейстера. Как ни хороши все будут музыканты, но если нет среди них одного, который бы движением палочки всему подавал знак, никуда не пойдет концерт. А кажется, он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой, да поглядывает на всех. И уж один взгляд его достаточен, чтобы умягчить в том и другом месте какой-нибудь шершавый звук, который испустил бы иной дурак-барабанщик или неуклюжий тулумбас. При нем и мастерская скрипка не смеет слишком разгуляться на счет других: блюдет он общий строй, всего оживитель, верховодец верховного сословия".

Эти слова имеют особую ценность, как сказанные человеком, в ранние годы дружившим с декабристами и разделявшим их воззрения на Монархию, как безнадежно устаревший государственный строй; и вот, в зрелые годы, осознавшим-таки, что "должен быть один человек, стоящий выше всего, выше даже закона". Это тоже слова позднего Пушкина. В них ярко и коротко выражена самая основная идея русской монархии: "должен быть один человек, стоящий выше даже закона".

Для римско-европейского склада мышления эта мысль неприемлема. Там: "dura lex, sed lex" ("закон есть все"). Про "бесчеловечные, бессовестные законы" выше уже говорилось – таким законам русский ум отказывает в повиновении. А русская совесть оправдывает их нарушение. Русский склад мышления отводит законам только надлежащее им место: правил дорожного движения. Конечно, с соответствующими наказаниями за проезд светофора на красный свет и езду по встречной полосе. Но – если совесть диктует – "скорая помощь", включив сирену и "мигалки", мчится и на красный светофор. И по встречной полосе. С нарушением всех законов и правил, но по совести – ибо нужно спасти человека.

x x x
В середине двадцатого века, русской эмиграцией было сделано открытие, суть которого сводилась к следующему. "Нация" есть не только настоящее, но есть также и прошедшее и будущее. Всякое данное поколение только наследует имущество отцов и дедов, – с тем, чтобы передать его детям и внукам. Стало быть, данное поколение не имеет права присваивать себе монополию окончательного решения судеб нации: следует уважать и прошлые труды дедов и будущие интересы внуков. Мы, данное поколение, – только одно из звеньев в общей цепи нации.

Русская интеллигенция – и революционная и контрреволюционная – почти в одинаковой степени рассматривали себя, как последнее слово русской истории – без оглядки на прошлое, без предвидения будущего. Каждое поколение прошлого и нынешнего века пыталось сломать все идейные и моральные стройки предыдущего поколения, клало ноги на стол отцов своих, и не предвидело, что кто-то положит ноги на его стол. Базаров клал ноги на стол отцов своих – базарята положили на его собственный.

При таком порядке вещей, когда работа каждого поколения направлена на разрушение работы предыдущего поколения, России уже давно не существовало бы. Россия стояла и крепла лишь благодаря тому, что ею правил Царь. Функции Царя, в этом отношении, лаконично и ёмко сформулировал Л. Тихомиров: "Царь заведует настоящим, исходя из прошлого и имея в виду будущее".