Монархия и единство общества

Объединить людей может только то, что стоит над ними. Право же исходит от людей. Правовое единство непрочно, потому что основанием такого единства является принуждение – страх наказания. Поэтому право в демократии уже по замыслу должно охраняться насилием. В монархии же право охраняется только совестью государя. Такая кроткая защита права говорит о том, что эта гарантия более надежна, конечно, не в смысле административном, а в смысле духовно-нравственном. Поэтому такая защита права предполагает наличие совести и у тех, кто отдает защиту своего права совести монарха.

Подчинение монарху носит, таким образом, нравственный характер, потому что совесть в таком подчинении не насилуется, как она насилуется внешним, законным принуждением в демократии. Монархическое право – это право не по принуждению, а по согласию, но по согласию в высшем добре, исходящем от Бога, потому что им осуществляется подчинение не общей воле народа (через установленный народом закон), а Богу (через совесть). Римское право вполне соответствует Ветхому Завету, но оно представляет существенное препятствие на пути к Новому Завету. К Иисусу Христу ведет совесть, а не право.

Общественный договор, на котором строится демократия, может быть только согласием некомпетентных, потому что глубокое знание и понимание жизни есть удел единиц. Главный аргумент в защиту демократии – она, мол, выражает волю большинства. Но даже если б так было на самом деле, хотя всем известно, что это не так, то демократия была бы выражением воли некомпетентных. Невежды не могут иметь согласие на уровне духовного знания и интеллекта – это всегда согласие на уровне общих эмоций, испытываемых толпой. По наблюдениям психологов, изучавших психологию толпы, даже умные люди, оказавшись в ней, подвержены больше эмоциям. Решения, принятые толпой, это всегда некомпетентные психологические и просто даже психические решения, мешающие рождению мысли. Психикой, отделенной от интеллекта, легко манипулировать, и тот, кто знает об этом феномене, легко использует психоз толпы в своих корыстных целях.

 Душевное единство в обществе возможно только в перспективе духовного единства, обретаемого в Церкви, поэтому и право, в силу своей ограниченности, должно иметь что-то над ним возвышающееся и расширяющее его. Государь и есть тот внешний епископ Церкви, который осуществляет свое социальное служение. По праву этого епископского служения он и входит в алтарь царскими вратами. Но через эти врата он и другим членам общества открывает доступ духовного света, призывает и других членов общества войти в Церковь. Без этого сообщения через государя духовного общества (Церкви) с социальным (государством) само социальное общество быстро вырождается, загнивает и разрушается.
При монархическом устроении религия по замыслу является государственным делом. В основном законе Российской Империи (ст. 64) говорилось: «Христианский Государь есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, блюститель правоверия и всякого в Церкви благочиния». Поэтому государство обязано делать все для того, чтобы создавать благоприятные условия в деле спасения. Монарх служит Богу, а все служат монарху, – таким образом все служат Богу. Демократическое устроение тоже поначалу мыслилось как служение Богу.

Но именно в либеральной демократии религиозное дело было отделено от государственного. Это говорит о том, что идея служения государства Богу исчезла из сознания демократов. Освободившись от такой идеи и от обязательств, связанных с ней, демократы могли уже заниматься чисто земным устроением. Религия же становится частным делом каждого человека, государство не помогает ему спасаться, а, наоборот, мешает делу спасения, потому что все усилия такого государства направлены на построение земного царства. Именно поэтому такое государство становится антихристианским. Религия – это связь с Богом, она ставит человека перед тем, что открывает ему Бог, поэтому в религии не может быть демократии.

Сама идея либеральной демократии исходит изнутри падшего человека, от человека «без царя в голове», то есть без того ответственного за жизнь начала, которое в нем самом является главой, распорядителем его жизни. Если у человека отсутствует это царственное начало, которое ведет его ко спасению, то внутри его происходит то же, что происходит в современной демократии, – как это очень остроумно представил в своих лекциях протодиакон Андрей Кураев, каждая фракция просит слова и требует удовлетворения своего, даже самого низменного желания. Демократический принцип внутреннего устроения требует, чтобы и подобное желание было удовлетворено. Но внутреннее существование без царя в голове – это жизнь без Богочеловека, без Христа, ибо Он есть глава и голова всему в человеке. Без Него человек становится не подобным Ему богочеловеком, а естественным (гармоничным) человеком, о котором говорил Руссо или сверхчеловеком, о котором поведал Ницше. Но то, и другое – есть не правда, а ложь о человеке, потому что, во-первых, – человек – это существо не гармоническое, а иерархическое (ему необходим царь в голове); во-вторых, – без Бога он не может быть даже человеком, а не только сверхчеловеком, ибо однажды он уже пробовал стать таким же, как Бог, изменив Ему, но это привело его к деградации. Бог, изгнанный с престола внутри человека, изгоняется и со Своего престола в истории. Там, где Он изгоняется с этого престола, – там рождается демократия, как образ гармоничного или сверхгармоничного человека, требующего удовлетворения своих страстей. Начиная с эпохи Возрождения на место Богочеловека, который всегда стоял в центре христианского сознания, поставляется просто человек, который затем и объявляется богом, – сверхчеловеком.

Каждая эпоха приносит кардинальную смену всей картины бытия – и это само по себе неплохо, если бы эта смена была бы уточнением этой картины, приближением к истине. Но тех, кто управляет миром, истинная картина бытия не интересует – их волнует только одно: как новая картина бытия будет влиять на поддержание их власти. По их заказу идеологи рисуют такую картину бытия, в которой подчинение власти обосновывается естественными законами – таким устроением мира. В кризисное время прежде, чем меняется картина бытия, появляются идеологические столбовые вехи новой эпохи. Появление и массовое распространение той идеи, что Иисус Христос был женат на Марии Магдалине, есть такая идеологическая бомба, которая подрывает всю прежнюю картину бытия, ибо она делает Христа обыкновенным человеком. А раз он обыкновенный человек, то у него нет того преимущественного права на власть, которое дает ему Его Божественное происхождение. Стало быть, в демократическом обществе Ему придется бороться за власть с другими претендентами на нее. А так как к власти приходят с помощью политтехнологий – у Него нет никаких шансов получить ее. Претенденты на власть – это якобы его «потомки», обосновавшиеся в масонских ложах. А так как он человек, то принадлежащую Ему власть может взять человек (будущий антихрист). Таково религиозное, политическое и идеологическое содержание этой идеи, которая была запущена в сознание нынешнего поколения через такие грандиозные проекты, как фильм Скорцезе «Искушение Христа» и книгу Дена Брауна «Код да Винчи». И это, несомненно, самая яркая характеристика надвигающейся эпохи, потому что сегодня широкомасштабно распространяется та идея, которая в эпоху зарождения христианства была маргинальной и распространялась только в еретической среде – у евионитов. Это говорит о том, что полюса жизненных установок и критериев кардинально поменялись.

Это искушение падшего человека – жить так, как будто ты бог. Поэтому Бога падший человек отдаляет от себя, – Его сначала как бы нет, Его отделяют от мира, лишают мир Его благодатных энергий и помещают в недоступное трансцендентное пространство. Потом начинают Его забывать, но забывать активно и агрессивно, буквально объявляя Ему войну, пока не провозглашают вместе с Ницше: «Бог умер». Но когда нет Бога, – то Его место занимает падший человек, – он становится богом. Демократизированный человек повторяет искушение Адама, которое и послужило поводом к нашему падению.

Земное свое бытие мы устраиваем по образцу небесного, поэтому идея демократии, как идея многоначалия, невозможна там, где есть исповедание подлинного монотеизма.

Там, где появляется идея либеральной демократии, – там, даже при исповедании монотеизма, всегда можно наблюдать в религиозном поклонении языческие черты. Похоже, что сама идея либеральной демократии – есть лишь земная проекция того политеистического многоначалия, которое существует на языческом небе.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, в зарождении и развитии идеи демократии в ее современном виде можно с самого начала проследить связь ее с еретическими идеями тварности Сына, построения Царствия Божия на земле и безусловного предопределения. Сами эти идеи рождаются в отдаленности человека от Бога, – они и есть свидетельство этой удаленности, – и поэтому с точки зрения богооткровенной религии являются несостоятельными, духовно бесплодными. Следовательно, либеральную демократию с подлинной религией совместить трудно, чтобы не сказать невозможно, потому что либеральная демократия и по замыслу, и по характеру, и по методам осуществления является делом антихристианским, ведущим человечество в погибель. Сегодня в западной демократии особый упор делается на права человека, в таком отстаивании прав вектор человеческого движения к Богу меняется. Невозможно, например, совместить отстаивание прав сексуальных меньшинств с откровением Божиим. В нем прямо сказано: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною: это мерзость» (Лев. 18, 22). Поэтому идеалы западной демократии становятся несовместимыми с православным мировоззрением.

Сегодня православное отношение к демократии может стать камнем преткновения в наших отношениях с Западом. На это летом 1993 года («Foreing Affairs») недвусмысленно указал советник Госдепартамента США С. Хангингтон. «Конфликт между либеральной демократией и марксизмом-ленинизмом был конфликтом идеологий, которые, несмотря на все различия, хотя бы внешне ставили одни и те же цели: свободу, равенство и процветание… Западный демократ вполне мог вести интеллектуальный спор с советским марксистом. Но это будет немыслимо с русским традиционалистом. И, если русские, перестав быть марксистами, не примут демократию и начнут вести себя как россияне, а не как западные люди, отношения между Россией и Западом опять могут стать отдаленными и враждебными». Однако «примирение» с Западом по этому вопросу возможно в другой форме, – в подмене царской власти властью антихриста, ибо он и будет тот, кто изобразит Христа и воссядет на его место. При этом все внешние атрибуты власти будут сохранены. Поэтому опасность антихристианского противостояния существует с двух сторон, – как с внешней (от либерализма), так и с внутренней (от тоталитаризма).