Над пропастью во лжи донской

Чернь на выдумки хитра или следственно-прокурорские игры разума
Первоначально, до перекоса к конкретным фактам неадекватности и несоответствия слов поступкам главных героев, определимся с терминами, с понятийным аппаратом.
Издревле на Руси под определение «чернь» подпадала та, большая часть народа, которую сегодня российские чиновники именуют как «неимущие слои населения» или «лица, находящиеся за чертой бедности», имеющие, другими словами, уровень доходов ниже прожиточного минимума. Однако в этом понятии изначально можно было найти и другой смысл, заключённый в его цветовой содержательной части.

Чернь – чёрный, тёмный. Поэтому неудивительно, что наш русский гений, классик «золотого пера» отечественной поэзии и прозы, Александр Сергеевич Пушкин, больше видящий слова образами, чем набором букв, звуков, практически сразу нашёл в нём, помимо черноты, беспросветности нищеты, иное, куда более верное смысловое наполнение, которое отразило не бедность, скудность материального достатка социального слоя, семьи, какого-либо конкретного человека, а бедность, узость и темноту мысли. Прежде всего, даже скорее, скудность совести и ограниченность душевных качеств, их плоскостной, не глубинный, не объёмный характер. К сожалению, как в тот бурный век социальных потрясений и сломов исторического курса Российской империи, внутренних в ней изменений, в мировоззрении и жизнеобеспечении целых сословий, классов, так и в наши дни ещё более «жёсткой» ломки ранее традиционных стойких стереотипов, смысложизненных и ценностных ориентаций бытия, переворот многого «с ног на голову», обрело в конкретных людях, и особенно представляющих на разных уровнях органы государственной власти, обрело всё возрастающую массовость.

Пушкинское время – время после Отечественной войны 1812 года, период расцвета волной мысли, в итоге сотворившей восстание декабристов. И оно не могло не вспыхнуть, поскольку давление всей этой массы бессовестной черни, занявшей свои посты в государственных, тогда правильнее это было назвать – государевых структурах управленцев, законотворцев и силовиков, стало для народа, почти всех его сословий, невыносимым. Потому сотворённое гениальным Пушкиным так вовремя новое понятие, точнее, старое, но с новым содержательным наполнением, дошло именно в этом, ёмком и ясным многим здравомыслящим согражданам, понимании, и, можно быть уверенным, продолжит служить и следующим поколениям.

Тогда же, в начале и середине XIX века, в кругах творческой и военной интеллигенции вошли в обиход такие имена существительные и определительные как «полуневежда», «полуподлец». Для пушкинского окружения и его самого они стали не одним из видов интеллигента, но первым и самым жутким его врагом. В понимании Пушкина полуневежество и полуподлость – базисные качества, определяющие сущность образованной черни. Той самой, так изящно владеющей безликим, бездушным, сухим канцелярским слогом, всей этой чуждой реальному соотношению с действительностью, с запросами нуждающихся в помощи, поддержке, совете, подсказке, акцентированию внимания на какой-нибудь насущной социальной, житейской проблеме личности или общества канцелярской письменностью, равно как и соответствующей имитацией деятельности, беспредельно оппозиционной и враждебной письменности и деятельности поэтической, пламенной, раскрывающей и окормляющей жаждущие тепла души письменности, равно как и истинно научному рассуждению и выводу конкретных целей и задач в социум.

Чиновничья чернь рождена законом, повёрнутым в её угоду ей самой таким образом, что она вдруг начинает считать себя доминирующей в обществе, а порой всё чаще и чаще мы видим это и сейчас, в наши дни, ставит себя превыше закона, над ним. Как-то это даже обосновывая в своём воспалённом от ощущения вседозволенности и всемогущества сознании. Сам Пушкин так писал о черни: «Для вашей глупости и злобы имели вы до сей поры бичи, темницы, топоры». Примерно в таких же эпитетах и том же понимании черни в новой интерпретации писал и поэт «Серебряного века» начала XX века Александр Блок.

В мемуарном эссе о советском писателе, авторе очень ёмких сказок больше даже для взрослых, чем для детей, социального, ярко выраженного характера, Юрии Олеше, авторе знаменитых «трёх толстяков», другой, менее известный массовому читателю, но не менее выдающийся на взгляд автора, прозаик Александр Шеров, очень точно смог передать характер главных героев другого романа Олеши – «Зависть», Андрея Бабичева и Володи. В них он отметил особенность таких людей, которых вслед за Пушкиным и Блоком назвал чернью, разъяснив читателям суть этого определения в новом ракурсе, явления ставшего и для нашего современного российского общества опасным социальным вирусом. Их плоскостность, ненависть ко всему, не имеющему практического применения прямо здесь и сейчас, без отдалённых перспектив и пользы, и потому, с их точки зрения, лишнему, требующему ликвидации и блокировки. Присущее вот этой вот чиновничьей черни творческого начала, воображения, выраженных сострадательных душевных качеств неотделимо у тех же «андреев бабичевых» и «володь» от духовной вульгарной упрощённости, от узости и утопизма их мышления – поскольку они видят свою задачу в устроении всего мира по одному образцу, категорически отбросив, а по возможности и уничтожив, всё неподходящее под этот образец. И потому один из героев романа Юрия Олеши «Зависть» по имени Володя «преисполнен идеи уничтожить слабого, недостойного жить». И здесь над ним начинает довлеть сверхценная идея селекции, очистки общества от «человеческого балласта». Помните высказывания подобных ему деятелей, даже заседающих в Государственной Думе, особенно в середине диких 1990-х: «Всех наркоманов на баржу и утопить», «Кавказцев сослать в Сибирь», «русский национализм есть фашизм – пересажать всех лидеров»?

Это и есть, и был, к сожалению, и будет голос той самой черни. Не путать с истинным голосом народа! Именно такая её позиция, так называемого чиновничьего «быдла», осевшего плотными слоями в российских силовых структурах, её скудоумие и привели к ежегодно возрастающему числу репрессий силовиков по отношению к тем, кто ещё способен и готов выражать своё мнение, отстаивать свою воистину гражданскую позицию, а не то, что ей называют недалёкие региональные руководители и их подчинённые из такого же теста на «тёплых», насиженных местах в правоохранительных структурах. Не понимают, не способны понять, что именно их поведение, всё более наглое и безбоязненно демонстративное, то самое, от которого шаг до большой крови. Ведь внешним силам только и надо, что «расшатать лодку» в стране, разогнать движение маятника, «кровавой и беспощадной» русской революции, а то, что творят в том же Татарстане, Башкортостане, Северном Кавказе, в той же Ростовской области, ополоумевшие от своей безнаказанности полицейские, прокурорские и судейские работники – это по сути своей лагерная психология, надзирателей и тюремщиков. Русский народ терпелив – это известно всем, но если взрывается – мало не покажется никому… И вина в итоге, как ни будут стараться российские силовики оправдать свою, можно сказать, наследственную, доставшуюся от Советского Союза бездуховную, ограниченную узость мышления, спрос Президентом России будет именно с них.

И именно здесь, только здесь и кроется гибельная для нашего общества опасность тяжёлой, разрушающей всё вокруг себя – и тело, и душу, опасность болезни духа, - в некоем роде энтропии, рассеяния духовной энергии. Поражённый этим тяжким недугом современного общества человек (а ведь речь идёт и о с виду взрослых, самостоятельных личностях!), неизбежно испытывает боязнь сложного и имеет постоянную, непреодолимую, нужную ему как воздух, иначе он ничего не поймёт, не сможет, не «выдюжит», что пугает и раздражает одновременно – жажду упрощения. Где-то здесь кроется причина столь широко распространившегося в наши дни у стара, и у млада клипового мышления. Когда никто, ну, или мало кто, прочесть целиком большой роман, посмотреть полнометражный художественный или документальный фильм уже практически неспособен. А ведь обществу, повреждённому этой самой духовной энтропией, предупреждал в своих трудах писатель Александр Шеров, грозит фетишизация палки, гибельная для крайне важных, базисных пластов личности и общества, трансформация. Он даже подобрал очень правильный и единственно наглядный здесь по точности и глубине смысла образ: «Так при раке соединительная ткань заменяет нервные и другие высокоорганизованные клетки». И ведь таки и есть! Причём, что характерно, и в тоталитарных деструктивных культах (сектах) преобладает аналогичная для адептов тенденция. Они способны воспринимать только простое. Сложное недоступно их восприятию. Они тут же закрываются, если сталкиваются со сложными смысловыми конструкциями, не характерными для того упрощённого понятийного аппарата, в который их погрузили «гуру», лидеры, пасторы, как угодно их назовите. «Чёрно-белое» мышление, туннельное, упрощённое – типичный их признак на все времена.

Вот здесь, на этом уровне, упрощённых сектой либо определённым воспитанием узконаправленного бездуховного и, как следствие, бездушного чиновничьего аппарата личностей и их сообществ и происходит самое страшное. То, что в итоге неизбежно приведёт к социальному взрыву, дай Бог, чтобы не к аннигиляции всего общества. Здесь и формируется основа для слияния сектантского мышления с мышлением чиновничьей черни. Это и есть государственно-сектантское партнёрство на уровне личности государства и общества. То, что произошло в Ростовской области, и что способствовало столь высокой степени сращения местных силовых структур, чиновников-регионалов и лидеров областных представительств современных религиозных новообразований (термин профессора Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского, доктора медицинских наук, психиатра с многолетним стажем работы в судебно-психиатрической экспертизе Фёдора Викторовича Кондратьева, первого учителя автора в этом учреждении), приведших к тем событиям, которым посвящена данная аналитическая записка.

Читать полностью: