Необъявленная война

К 30-летию начала первой чеченской кампании (Из фронтового блокнота)
ОПЕРАЦИЯ БЕЗ НАЗВАНИЯ
К войне готовились наспех. На самом высоком уровне в Москве не рассчитывали, что «наведение конституционного порядка» примет формат широкомасштабных боевых действий и затянется на несколько лет.

Федеральные чиновники, политики, даже военные с большими звёздами на погонах полагали, что вполне достаточно войти в Чечню с разных направлений, окружить Грозный и – дело в шляпе. Другими словами, использовать метод устрашения. Он и лежал в основе спешно утверждённого плана проведения операции. Видимо, так торопились, что даже название забыли придумать.

Уже значительно позднее, когда закончился чеченский конфликт, министр обороны П. С. Грачёв так вспоминал те роковые и драматические дни, когда принималось сложное решение о вводе войск в республику (заседание Совета безопасности в конце ноября 1994 года):

«Доклад о текущем моменте делал министр по национальным вопросам Егоров Николай Дмитриевич. Он говорил, что в Чечне всё нормально: «в результате работы с населением» мы достигли прогресса – 70 процентов чеченцев ждут, когда войдут российские войска. Остальные тридцать в основном нейтральны. Сопротивление окажут только отщепенцы. Егорова тогда называли не иначе как «вторым Ермоловым» на Кавказе. На том заседании Совбеза меня просто взбесила его фраза о том, что чеченцы будут посыпать нашим солдатам дорогу мукой».

Правда, Павел Сергеевич оказался тогда в меньшинстве, а точнее сказать, был чуть ли не единственным из участников заседания Совета безопасности, кто убеждал присутствующих в нецелесообразности ввода войск, особенно в декабре. Если уж проводить операцию, то только весной. К его мнению не прислушались. В штабы ушли директивы о подготовке и проведении операции. Но уже довольно скоро П. Грачёв в беседе с журналистами бросил фразу, видимо, не подумавши: «Одним десантным полком возьмём Грозный». Она к нему приклеилась надолго.

Армия была не готова к войне, переживала тяжёлые времена после распада Советского Союза. Активно шло сокращение, резали «по живому». Под волну увольнений попала бо́льшая часть офицерского состава. А это были опытные и проверенные кадры. И никого не волновало, что такие сокращения (только на первый взгляд обоснованные и нужные, заманчивые по экономическим и внутриполитическим причинам), подрывали безопасность региона, где стремительно нарастала напряжённость в межнациональных отношениях, назревала конфликтная ситуация.

В результате таких преобразований, да ещё и на фоне сокращения финансирования армии, нарушались основные её устои: страдала плановая боевая подготовка, отсутствовала слаженность и взаимодействие на уровне важнейших штатных звеньев рота – батальон. «Повыдерганные» из разных частей, подразделений и взводов солдаты и офицеры часто не знали друг друга в лицо.

Но и на более высоком уровне были свои заморочки. Взять, к примеру, этап оперативного планирования первой чеченской кампании. Вся тяжесть и ответственность планирования операции легла на штаб Объединённой группировки войск, созданный на базе штаба СКВО. На помощь прибыли прикомандированные представители Генерального штаба – свыше ста человек. Они в основном выступали в роли консультантов. Но зачастую просто мешали работать штабистам: вместо того, чтобы предоставить чёткую и достоверную информацию о противнике, данные о возможном характере боевых действий, ориентировку на главарей бандформирований и их местонахождения, консультанты создавали атмосферу «начальственного психоза»: постоянно дёргали, торопили с принятием решений, при этом не несли никакой ответственности за свои «консультации». Об этом мне рассказывали офицеры оперативного управления штаба округа.

Что же говорить, если командиры, начиная от комбата и ниже, которые участвовали в штурме Грозного, не имели при себе даже карты города! А если у кого и были карты, то в лучшем случае образца 1980 года – устаревшие, на которых отсутствовали целые микрорайоны. Такие вот «мелочи» потом очень скажутся в ходе январских боёв. Но тогда в эти детали никто не вникал. План операции был одобрен на самом верху, почти без замечаний.

30 декабря 1994 года войска с боями подошли к Грозному и окружили его с трёх сторон. К этому времени были созданы группировки войск нескольких направлений: Север, Северо-Восток, Запад и Восток. Командовали ими генералы К. Пуликовский, Л. Рохлин, В. Петрук и Н. Стаськов. Учитывая реальность обстановки, стало ясно – лёгкой «прогулки» не будет. Победным маршем в город просто не войти. Боевики уже продемонстрировали свою мощь и прыть в ходе кровопролитных декабрьских боёв. Но основные свои силы сосредоточили в Грозном.

Город превратили в мощные оборонительные рубежи: внутренний, средний и внешний. Создали сплошные узлы сопротивления вокруг президентского дворца, монолитных административных и жилых зданий. Вдоль главных улиц и проспектов заранее подготовили огневые позиции для стрельбы по танкам, машинам прямой наводкой. В районах перекрёстков и мостов оборудовали опорные пункты с запасами оружия и боеприпасов. Хорошо организованная разведка, доскональное знание города, использование летучих отрядов на легковых машинах позволяло им маневрировать на узких улицах и в районах жилого сектора.

В бой были брошены самые боеспособные подразделения дудаевской армии. По оперативным данным в городе сосредоточились порядка 10 тысяч хорошо вооружённых боевиков. На вооружении они имели порядка 25 танков, 30 боевых машин пехоты (БМП) и бронетранспортёров (БТР), до 80 артиллерийских орудий (в основном 122-миллимитровые гаубицы Д-30) и миномётов. Кстати, руководил обороной А. Масхадов, бывший кадровый офицер Советской армии.

В город смогли прорваться лишь группировки «Север» и «Северо-Восток». Они вели бои в окружении превосходящих сил дудаевцев. Катастрофическое положение сложилось в районе железнодорожного вокзала. Несколько дней сводный отряд 131-й бригады и батальон 81-го мотострелкового полка отражали яростные атаки боевиков.

ШИШКИ НА ЛБУ

В различных толковых словарях ньюсмейкерами считаются люди, вызывающие устойчивый интерес публики и средств массовой информации. О них говорят, их имена на устах у многих. Ведущие политики, начиная с президента, и олигархи всегда были в центре внимания. О деятелях шоу-бизнеса и прочей светской тусовки даже говорить не приходится. Они не вылезают из студий ТВ, красуются на ярких обложках глянцевых журналов. Когда в России вспыхнули чеченские войны, ньюсмейкерами стали называть и некоторых генералов. Надо признать, события на Северном Кавказе всколыхнули общество. Люди хотели знать правду. Не только от журналистов, но и от силовиков, возглавлявших боевые операции.

Генерал Геннадий Трошев свой первый опыт в этом плане получил во время драматических событий февраля 1996 года (речь идет о нападении боевиков на колонну военнослужащих 58-й армии в районе ингушских сел Аршты и Галашки). Тогда некоторые СМИ, с подачи руководства республики попытались во всем обвинить российских военных. Трагический инцидент заставил задуматься о многом. Причем не только Трошева и других военачальников. Весь пропагандистский аппарат Министерства обороны РФ. Кстати, об информационной войне и ее значении в те годы мало кто толком знал, единицы понимали суть вопроса. Еще живучи были идеологические штампы и клише советских времен. Помню, как в конце восьмидесятых, выезжая на дивизионные тактические учения в Забайкалье, начальник политического отдела мог три шкуры спустить, если вовремя не отпечатаешь массовым тиражом листовки о коварных замыслах китайских империалистов.

Трошев одним из первых уловил перемены в информационном пространстве. Обстоятельства чрезвычайные заставили, вынудили обратиться за помощью к прессе. Причем к военной. Штатной должности начальника пресс-службы (пресс-центра) в то время в 58-й армии не было. Зато была армейская газета «Защитник России». И Трошев об этом знал. Пришлось мне выступить в роли телевизионного репортера. Спасибо редактору информагентства «Иринформ» И. Таболовой! Совместными усилиями мы помогли генералу выступить в роли ньюсмейкера. А ведь не улови он тогда этих перемен, могли бы появиться очередные слухи и небылицы, с телеканала на телеканал курсировала бы откровенная ложь. Как это произошло с «гибелью» целой бригады. До сих пор, наверное, в сознании каждого россиянина (да и у людей за бугром) бытует мнение о том, что в первые дни 1995 года на грозненском железнодорожном вокзале почти в полном составе погибла 131-я мотострелковая бригада. А ведь это не так! Правда состоит в том, что чуть больше трехсот солдат и офицеров бригады (столько человек личного состава насчитывала 131-я бригада на момент ввода в Чечню) в составе усиленного батальона вели неравный бой с отборными формированиями дудаевских боевиков, численностью до тысячи человек. Около трехсот сепаратистов были уничтожены федеральными войсками. Сами они потеряли более семидесяти солдат и офицеров, остальным удалось выйти из окружения. И этот выход из кольца – тоже успех!

К сожалению, ложных сенсаций в первую чеченскую войну было море, и они почти никогда не опровергались. Отсюда живучесть мифов про несостоятельность и бездарность российской армии. Несмотря на правдивый телефильм А. Сладкова о майкопской бригаде.

Или еще пример. Иностранные журналисты, с подачи дудаевцев готовились (в очередной раз) обвинить военных летчиков в расстреле мирных жителей в горных селах. Ночью на окраине и в центре нескольких сел, боевики выставили самодельные фугасы, начиненные якобы отравляющими веществами. При пролете наших «бомберов», взорвали их. Даже «тела», пострадавших от «варварской бомбежки» сумели притащить.

Оператору О. Дубинину удалось заснять всю эту бутафорию. Мы оперативно подготовили репортаж для центральных телеканалов, предварительно записав синхрон Трошева. Он подробно рассказал о провокации. И летчики подтвердили. Скажите, вам ничего не напоминают недавние события в украинской Бучи.

Увы! Следует признать, что подобные разоблачения носили эпизодический характер. Зачастую действовали лишь запретительные меры по отношению к прессе. Как со стороны командования, так и пресс-центров силовых структур. Что говорить, если офицеры управления информации и печати Министерства обороны РФ в Чечне бывали редко? Пресс-секретарь министра Е. Агапова сопровождала его лишь во время прилетов на военную базу. А штат сотрудников пресс-центра СКВО составлял всего четыре человека, включая гражданского технического специалиста.

Труд честных военных газетчиков, начиная с «Красной звезды», окружных изданий, репортеров телестудии МО и СКВО ценили в войсках группировки. Но он был мало заметен. Куда ярче выглядели ведущие центральные газеты (не все, надо признать), где чеченские события подавались предвзято и тенденциозно. Главными героями публикаций становились правозащитники, политиканы и откровенные проходимцы, наживавшие на войне свой имидж. Только не солдат, вынесший на плечах всю ее тяжесть! Он-то всегда расплачивался за просчеты политиков ценой своей жизни.

Высокие чины, отвечающие за информационную политику в нашем государстве, в том числе и в силовых ведомствах, не смогли одолеть М. Удугова. Вполне разделяю неутешительные выводы специалистов о провале в информационной войне. В новогоднюю ночь российская армия захлебывалась в крови, штурмуя Грозный, а на экранах телевизоров шло гулянье и веселье. Даже национальный траур по погибшим не объявили. Великая Отечественная народ сплотила, а первая чеченская разделила наше общество пополам.

О ЛИЧНОМ

Не верю во всевозможные гороскопы или, как их иронично окрестила популярная телеведущая Лариса Гузеева, в «луну раком» или «деву в скорпионе». Тем более – гаданиям на кофейной гуще. Просто судьба предоставляет каждому шанс. Он не бывает единственным в жизни. Единственной может быть только сама жизнь. А мне в жизни, уверен, повезло. Весной 1995 года я встретился с Геннадием Николаевичем Трошевым. Тогда в горах Чечни шли тяжелые бои. Трошев руководил группировкой министерства обороны. Я прилетел на командный пункт, чтобы представиться о назначении редактором фронтовой газеты «Защитник России». К моему удивлению, он встретил приветливо, предложил присесть, сказал просто: «Давай поговорим». Эту фразу я слышал потом от него регулярно, в течение двенадцати лет…

Он спросил о газете, бегло посмотрел свежий номер, согласился ответить на ряд вопросов к интервью. Беседа длилась недолго, полчаса. Но за это время к командующему не раз порывались зайти офицеры штаба с докладами.

– Срочно? Время терпит? Совещание, как всегда, проведем вечером! Готовь вертушку к вылету, – Трошев давал распоряжения, не теряя нити разговора. Отвечал коротко, но предметно и обстоятельно.

Через неделю мы напечатали интервью. «Красная звезда» его перепечатала. Несколько раз мы с Геннадием Николаевичем пересекались на служебных совещаниях (когда меня приглашали). Все, как в армии, только с фронтовым оттенком. Газета находилась в подчинении воспитательных структур (бывшие политотделы). Если быть точным, наши ребята чаще меня видели Трошева. Они постоянно находились на передовой. А мне приходилось рулить процессом в редакции.

Только в феврале 96-го мы сблизились. Трошев оказался в центре нешуточного скандала, который старательно раздували некоторые отечественные СМИ. Тогда боевики устроили настоящую провокацию. На территории Ингушетии совершили дерзкое, хорошо спланированное нападение на колонну военнослужащих 58-й армии. Бой длился сутки. Были погибшие и раненые с обеих сторон. Учитывая масштабность боевых действий того периода, можно было бы считать обычным эпизодом на войне. Однако здесь просматривался явный политический подтекст: вроде бы мирная Ингушетия, и вдруг такое творится! С помощью прессы удалось переломить ситуацию: пока нагнеталась истерия со стороны руководства республики, мы открыто рассказали правду, как все произошло на самом деле. Предоставили неоспоримые доказательства атаки бандитов, и эту информацию транслировали в телевизионных репортажах на главных каналах. А официальные представители силовых структур в Москве спрятали головы в песок, как страусы. Трошев сам комментировал произошедшее, для этого мы провели пресс-конференцию. Время доказало правильность выбранной нами информационной тактики.

Позже я понял, что Трошев изучал меня, присматривался к моим методам работы. Живо интересовался журналистской «кухней». Уже летом 97-го я получил кредит доверия и ощутил полное взаимопонимание. К неожиданным звонкам командующего быстро привык. Но в этот раз был особенный.

– Зайди, поговорим! Есть новость, – услышал я знакомую фразу.

Через несколько минут находился в его кабинете.

– Ну что, Геннадий с двумя «н» (еще одна популярная фраза, когда шеф находился в приподнятом настроении), – и он зачитал мне указ президента о своем назначении первым заместителем командующего войсками Северо-Кавказского военного округа (СКВО).

– Геннадий Николаевич (так я обращался к нему без посторонних), искренне, от себя и всего коллектива «Защитника России»!

Впервые мы обнялись. А через несколько месяцев мне было оказано высокое доверие возглавить окружную военную газету «Военный вестник Юга России». Конечно, Геннадий Николаевич посодействовал. Генерал В. Казанцев (в то время Командующий войсками округа) не имел возражений. Охотно, даже настойчиво рекомендовал меня начальнику пресс-службы министерства обороны РФ генералу Шаталову.

Мне пришлось видеть его в разных ситуациях, как в общении с подчиненными, так и с журналистами. Он мог вспылить (редко), накричать (иногда), но унизить и оскорбить – никогда. Он хорошо чувствовал ситуацию, мог безошибочно определить «глянцевого» репортера, не нюхавшего пороха, от настоящего, того, кто не раз бывал на передовой.

Трошев был обычным человеком, имевшим свои слабости и привычки. В какой-то степени его можно было считать доверчивым и даже наивным, но при этом он имел твердый характер. Всегда умел отстоять свою точку зрения. Тяжело переживал просчеты и гибель своих подчиненных в боевой обстановке. Ценил дружбу, старался выдвигать на вышестоящую должность профессионалов своего дела, прошедших все ступени армейской иерархии. Старая школа! Я никогда не видел его в нетрезвом виде. Три традиционных рюмки – такой нормы он придерживался. Не могу себя отнести к трезвенникам, иногда случалось, что перебирал норму. Но хватало только одного взгляда командующего и простых слов: «Я же тебе доверяю!» Тогда, как у Высоцкого: «с меня в момент слетает хмель…»

Сам был свидетель, как генерал, находясь на высоком посту, помогал многим своим друзьям, сослуживцам в решении самых разных вопросов. Так устроена жизнь. Так было, так и будет. Не скрою, и мне приходилось не раз прибегать к подобной практике. Если требовалась подпись и решение командующего в предоставлении квартиры подчиненному, в вопросе повышения по службе или присвоения очередного звания, признаюсь, минуя кадровиков и другие службы, напрямую обращался к нему. Как правило, Геннадий Николаевич не отказывал. Только спрашивал: «Достойный мужик?»

Убежден, что личность генерала Трошева еще до конца не изучена в обществе. Особенно на фоне нынешней военной, информационной составляющей. Тем более есть с кем и с чем сравнивать!



ТРЕТИЙ ТОСТ

Тридцать лет, чуть больше четверти века. Как быстро летит время! Кажется, всё было только вчера. Я уже стал забывать лица некоторых моих одноклассников и сослуживцев по Забайкалью. Зато хорошо запомнил вертолётную площадку Шалхи во Владикавказе.

Мы ждали борт. Но прилетел санитарный. Спешно выгрузили раненого офицера. Молоденькая медсестра держала над телом почти бездыханного офицера капельницу. Носилки быстро загрузили в санитарную машину и помчали в госпиталь. Через несколько дней я узнал, что от полученных ранений офицер скончался.

Так началась моя война. Многие солдаты, офицеры и генералы, пожалуй, абсолютное большинство из них, помнят эту войну до мельчайших подробностей. До оттенков синего на горных вершинах, до долей градуса удушливой летней жары, что прижимала к земле и заставляла жадно глотать воду из фляги, до запахов и аромата тушёнки из вещмешка.

Численность Объединённой группировки федеральных войск достигала временами до ста тысяч человек. За время войны через эту мясорубку прошли сотни тысяч военнослужащих. Те, кто вернулся, принесли в мирную жизнь свою философию. Философию войны. Те, кто получил пулю на вздохе, остались в нашей памяти навсегда. Мы их помним. За них и поднимаем третий тост!

У каждого, кто воевал в Чечне, есть своеобразный скорбный список погибших боевых товарищей, командиров и случайных знакомых. Есть такой список и у меня.

Полковника Станислава Марзоева я знал с осени 1992 года. Мы сошлись во время осетино-ингушского конфликта. Потом пересеклись в годы первой чеченской войны. Станислав был заместителем военкома Северной Осетии – Алании. Много помогал нам в становлении фронтовой газеты «Защитник России». И советом, и делом. За его плечами был Афганистан. Наверное, поэтому он всё время рвался на войну.

Он был настоящим офицером и навстречу трудностям шагал первым. В личном дневнике Станислава Васильевича есть такие слова: «Пусть и впредь святой Георгий покровительствует солдатам России. Буду всё делать для мира, добра и счастья в России. Клянусь…»

Вскоре Марзоев добился своего. А потом его назначили на ответственную должность заместителя, командующего самой воюющей, 58-й армией. В кабинете он не засиживался. Постоянно находился в зоне боевых действий. В тот памятный день вертолёт с группой офицеров летел в расположение 42-й мотострелковой дивизии.

Стреляли из переносного зенитно-ракетного комплекса «Игла». Ракета угодила в борт Ми-8. Спастись шансов не было. И всё же они попытались. Полковник Марзоев с трудом распахнул дверь подбитого вертолёта, вытолкнул одного из солдат и прыгнул сам. А через несколько секунд вертолёт взорвался. Все члены экипажа и пассажиры погибли мгновенно. Отчаянные смельчаки – рядовой и полковник, успевшие до взрыва покинуть вертушку, этого уже не увидели. Высота была запредельной и выжить им было не суждено…

Полковник Александр Стыцина перед войной был назначен начальником разведки 42-го армейского корпуса, затем – 58-й армии. Штаб дислоцировался во Владикавказе. В этом городе Александр Михайлович родился и вырос. Отсюда убыл на войну. Во время боёв за Грозный был ранен. В госпитале пробыл недолго. Ещё не зажила левая рука. Но Стыцина врачей не послушался.

Высокий, статный, густая шевелюра волос, прокуренные усы и пронзительный взгляд, какой бывает у разведчиков. Добродушный, спокойный, с юмором. Обычно не светился. Но с военными журналистами общался охотно. Правда, просил не называть его фамилию.

В январе 1996 года боевики под командованием полевого командира Салмана Радуева захватили местную больницу в дагестанском Кизляре. Прихватив с собой заложников, женщин, стариков, детей, укрепились в селении Первомайском. В ночь с 17 на 18 января основная часть боевиков сконцентрировалась на наиболее уязвимом участке, пытаясь прорваться сквозь позиции отряда 22-й бригады спецназа. Этот стык удерживал взвод армейского спецназа (32 бойца-срочника) и несколько младших офицеров. Туда и направился Стыцина. Чутьё опытного разведчика его не подвело. Террористы пошли аккуратно встык между подразделениями, которые окружили село. Александр Михайлович оценил обстановку и принял единственно верное решение – прикрыть собой необстрелянных мальчишек. Времени на согласование и усиление у него не оставалось.

Бой длился более двух часов. Стыцина получил ранение в бедро. Остался на поле боя, расстреливая в упор наседавших боевиков. Получил второе ранение в шею. Одновременно руководил действиями спецназовцев. К тому времени младшие офицеры были убиты. Затем приказал оставшимся бойцам отходить, чтобы не оказаться в окружении, а сам прикрывал отход. Фактически вызвал огонь на себя. Погиб от прямого попадания вражеского гранатомёта вместе с лейтенантом-медиком, который в это время его перевязывал.

Весной 1995 года, вручая мне подполковничьи погоны, генерал Евгений Скобелев тепло поздравил, по-мужски приобнял и сказал мне фразу, которую я хорошо запомнил: «Геннадий, на твой век ещё хватит: и войны, и мира». Прав был дядя Женя, как мы называли его. Жаль, что век самого Евгения Константиновича оказался недолгим. Через год он погибнет в автомобильной катастрофе. Вместе со своим боевым товарищем, заместителем командующего 58-й армией генералом Александром Роговым. Вместе они и упокоились на Аллее Славы во Владикавказе. А о таинственной гибели генералов ещё долго ходили всевозможные слухи…

Знаю, что есть у историков такое негласное правило: прежде чем дать оценку, тем или иным событиям, должно пройти не менее 15—20 лет. Пора бы дать оценку первой чеченской. Но в этом вопросе всё сложнее. Чем больше времени проходит с начала тех кровавых событий, тем меньше стараются о них вспоминать. Особенно политики и чиновники. Видимо, есть, что скрывать. Помнят об этом те, кому сегодня исполнилось пятьдесят-шестьдесят лет, да отцы и матери тех молодых ребят, которые навечно остались двадцатилетними. Но и мы обязаны помнить!

Третий тост, третий тост.

Для живых ты так непрост.

И гуляют желваки у майора без руки

Третий тост, третий тост —

В прошлое незримый мост.

Русская святая дань

Тем, кого нет с нами.

ХАНКАЛА, ХАНКАЛА…

В переводе на русский язык это небольшое селение в нескольких километрах от города Грозного, а фактически его пригород, называется «главной горой». На самом деле это две небольшие сопки на подступах к Ханкалинскому ущелью. О нём упоминали «усмирители» Кавказа XIX века русские генералы А. Ермолов и А. Слепцов в своих донесениях царю-батюшке. Ханкала запечатлена в литературных и дневниковых записях и зарисовках поэта М. Лермонтова.

Ровное, почти идеальное плато на северо-востоке от крепости Грозной, казалось, не имело существенной исторической значимости почти столетие. И только в середине минувшего века об этом селении заговорили в полный голос. Сначала в стране под названием СССР, а спустя пятьдесят лет о Ханкале услышал весь мир.

Весной 1995 года в Ханкале разместился штаб Временных объединённых сил федеральных войск в Чечне. Старое, ещё пятидесятых годов, двухэтажное здание (сам штаб), окружённое со всех сторон бетонными блоками, масксетью, металлическими ежами. Перед КПП, по правой стороне – огромный плакат с призывом любить Родину – Россию и до конца выполнять свой воинский долг. Ещё правее, перед выходом на вертолётную площадку – могила неизвестного русскоязычного человека с одной ногой. Примерно так было написано на табличке. С левой стороны – огромное поле, заставленное кунгами и палатками. Здесь расположены штабы различных силовых ведомств. Недалеко от штаба расположены аэродром (в советское время считавшийся одним из лучших в Северо-Кавказском военном округе), садовые заброшенные дачи и железнодорожная станция. А вокруг всего этого хозяйства – хорошо укреплённый район с врытой в землю техникой и минными полями. На въезде – блокпосты и КПП.

В любое время суток Ханкала напоминает растревоженный улей. Тысячи людей в камуфляжной форме снуют по периметру военной базы, натужно урчат моторы тягачей и движки электростанций. По ночам нередко можно услышать артиллерийскую канонаду, так называемый беспокоящий огонь. Ранней весной и в зимний период коптят печки-буржуйки, дикая осенняя распутица сменяется жарким, душным лето.

Ханкала – ещё не война. Так считали солдаты и офицеры, прошедшие фронтовыми дорогами Чечни. Действительно, в этом своеобразном безопасном оазисе можно было спокойно просидеть три или шесть месяцев служебной командировки и ни разу не побывать на передке. Зато вернуться домой, в свою часть с новой звездой на погонах или наградными листами.

Ханкала стала местом временного обитания и для многочисленной журналистской братии. Здесь можно было получить достоверную информацию. Отсюда к местам своих репортажей отправлялись телевизионные группы. Вспоминает постоянный обитатель здешних мест, фронтовой репортёр программы «Вести» Александр Сладков: «Мы всё чаще бываем на Ханкале. Она обрастает войсками. Там штаб. Формируется группировка. Работы – море. Единственная печаль для нас – это КПП. Вечно дежурный лейтенант, мордатый десантник пускает каждый раз чуть не с боем:

– Не положено!

– Вот пропуска у нас.

– Ваши ожидающие должны встретить, сопроводить.

– Кто встретит?! Генерал? Ему сюда бежать?!

С генералом я, конечно, перебарщивал: ведь я даже не знал, кто на базе самый главный. Позже познакомился, даже подружились.

В Ханкалу часто прилетали высокие гости: от чиновников и политиков разных уровней до президента страны. Борис Ельцин прибыл в конце мая 96-го и сразу объявил об окончании войны и победе федеральных войск. Ему не поверили. Через два месяца боевики захватили Грозный. Из Ханкалы двинулись на выручку.

Несколько штурмовых отрядов из состава 205-й мотострелковой бригады пробивались в город под шквальным огнём боевиков. Пробились. Эвакуировали раненых и журналистов из Дома правительства. В том бою погиб командир батальона капитан Станислав Кравцов. А ведь уже готовы были документы для его поступления в академию, да и майорские звезды были на подходе. Я познакомился с ним в первых числах августа. Настоящий, волевой мужик. Был…

Основной поток раненых пришелся на Ханкалинский госпиталь именно в период с 6 по 13 августа, в самый разгар боёв. Бригада хирургов за три месяца работы госпиталя провела порядка двухсот операций. А майор Бауэр – 300! Напомню, что годовой объём для хирургов в обычных условиях составляет около 150—200 операций. Были и такие, которые выполнили сложнейшие операции, не имеющие в мире аналогов. Например, Зуев и Фидаров оперировали рядового А. Назаренко. Доставлен тот был с пулевым ранением брюшной полости. Множественные повреждения внутренних органов, кишечника и, самое страшное, нижней полувены. Шанс выжить – один из тысячи.

Операция длилась шесть часов. Парня удалось спасти. Он выжил!

Возможно, именно в те августовские дни кто-то из бардовских армейских исполнителей сочинил песню, которая заканчивалась словами: «…Из ада вырвется страна, когда закончится война. Ну, а пока нас ждёт Ханкала».

Этот бывший посёлок и пригород Грозного стал местом переговоров и подписания первых соглашений между А. Лебедем и А. Масхадовым. Так получилось, что как раз из Ханкалы, где принимались важные решения о ходе боевых операций, фактически и начался вывод войск. Последний батальон покинул военную базу 31 декабря 1996 года.

Через три года войска сюда вернутся. Но это уже совсем другая история!

Эх, Ханкала, Ханкала…

«…РАДИ НЕСКОЛЬКИХ СТРОЧЕК В ГАЗЕТЕ»

Первый номер газеты группировки российских войск в Чечне «Защитник России» вышел 15 февраля 1995 года. Форматом А4, на восьми страницах. По оргштатным структурам газета считалась армейской. В войсках её называли фронтовой.

В первый состав редакции вошли майор Натиф Гаджиметов, капитан Александр Антонюк, старшие лейтенанты Игорь Свинцов, Дмитрий Семёнов, Вячеслав Алимичев, Дмитрий Девятов. Мне доверили стать редактором. Признаться, мало, кто изъявлял желание добровольно отправиться в зону боевых действий. Кадровики просто разыскивали «счастливчиков» по всей стране – от Забайкалья до Калининграда. Кого-то удалось уговорить, от некоторых решили избавиться, мол, «залётчики», лишний балласт. Но в итоге собрали всех вместе и отправили во Владикавказ, где на базе бывшей типографии военного училища готовили первый выпуск газеты. Его предстояло отпечатать на старом оборудовании, оставшихся ещё с советских времён.

Первый состав «Защитника России» составляли выпускники факультета журналистики Львовского высшего военного-политического училища. Уникальный своего рода военный вуз. Там основательно готовили будущих военных журналистов, в том числе стрелять из всех видов стрелкового оружия, водить танки и боевые машины. Принадлежность к ЛВВПУ как-то сплачивала, объединяла, помогала разобраться в сложных политических интригах того времени. Ведь, по сути, все мы работали в условиях, когда армию, втянув в чеченский конфликт, тут же стали «нести по кочкам», всячески принижая её роль и значение.

Назначая меня на должность редактора газеты «Защитник России», никто не инструктировал и не добивался от меня понимания важности сложившейся ситуации. В общем, не было такого, как у В. Высоцкого: «…и инструктора послушал, – что там можно, что нельзя». Правда, в воспитательных структурах округа (бывшее политуправление) постоянно напоминали, что первый номер должен выйти 15 февраля. Почему ни днём раньше ни днём позже, до сих пор не пойму.

Мы выпустили газету в указанный срок. Помогли коллеги из республиканской газеты «Северная Осетия»: изготовили логотип и клише со снимками. Саша Сапронов, корреспондент «Военного вестника Юга России», написал большой материал о десантниках, воюющих в Чечне. Когда печатался тираж, в типографии вдруг погас свет. Крутили ремень плоскопечатной машины вручную. Старались успеть к утру. Под парами стоял военно-транспортный вертолёт Ми-8. Седовласый майор Витя из почтово-фельдъегерской службы нервничал, потому что газету приказали доставить в штаб группировки. Ему сказали, что читать её будет сам министр обороны!

Уж не знаю, читал ли пахнущий типографской краской первый номер «Защитника России» генерал П. Грачёв, но вскоре газету читали в войсках группировки. Солдаты и офицеры на войне, как правило, телевизор не смотрят. Они ждут газеты. В первую очередь их интересовала не общественно-политическая ситуация вокруг Чечни, а то, что напишут о них. О тех, кто находился на передовой. Причём, правду. В окопах фальшь видна сразу. Недавно прочитал книгу известного репортёра, прошедшего практически все горячие точки, Александра Сладкова «Обратная стороны войны». В ней есть и глава о нашей фронтовой газете. Приведу выдержку:

«Новую газету назвали бесхитростно – «Защитник России». И, о чудо, её стали любить. Обычно газеты в группировке сразу сгружали в сортиры, для гигиенических нужд. А эту передавали из рук в руки. Почему? Да там не писали фуфло. Не рассказывали солдатам о генералах, а делали наоборот. Где-то эзоповым языком, где-то напрямую, но говорили правду. А куда редакции отступать, дальше Чечни не пошлют. Репортёры «Защитника» лазали вдоль всей передовой. И в отчётах везли обратно не мнения, предположения, комментарии, а то, что видели своими глазами. В нашей палатке эти репортёры не жили. Алёхин не давал им покоя, и они всегда были в пути…».

Помню, как командующий 58-й армией генерал Геннадий Трошев, побывавший на годовщине «Защитника России», назвал сотрудников газеты «нашими, окопными ребятами». Впору было надевать корону на голову. Не надели, не зазвездились, старались всегда оправдывать высокое доверие читателей. А когда молва о существовании такой газеты распространилась далеко за пределами воюющей Чечни, к нам стали подтягиваться журналисты различных газет и телевидения, чтобы узнавать достоверную информацию, подробности и детали того или иного события, боевой операции. Мы делились. И сами приобретали опыт у коллег.

Журналисты на войне образовали свою, своеобразную касту. Или сообщество? Как угодно, можно называть. Неважно, какие издания они представляли: гражданские или военные. Нередко, рискуя жизнью, они (может быть, и не догадываясь об этом!) сохранили и приумножили славные традиции фронтовых корреспондентов и кинооператоров Великой Отечественной войны.

Известные слова песни «Трое суток шагать, трое суток не спать, ради нескольких строчек в газете…» – это о них. О настоящих. Без бравады.

И я горд, что военные журналисты газеты «Защитник России» заняли в этом списке достойное место.

Источник: