Основные формы власти суть типы, а не фазисы эволюции власти.

Власть в обществах и государствах всегда является только в виде монархии, аристократии или демократии. В настоящее время, когда эволюционная теория старается свести все явления к развитию одной основной формы, существует мысль, что это относится и к формам власти. Обычная при этом идея состоит в том, что основная форма - это демократия, из которой остальные развиваются и в неё же окончательно переходят.

С этим однако совершенно нельзя согласиться. Наоборот, необходимо признать все три формы власти особыми, самостоятельными типами власти, которые не возникают один из другого, но сосуществуют постоянно рядом и даже никогда не уничтожаются в недрах общества, какой бы из них ни приобрел в данном обществе или в данную эпоху значения власти собственно верховной.

Решительно всегда и во всяком обществе мы замечаем существование власти единоличной, которой подчиняются даже не из уважения именно к данной личности, а потому, что во множестве случаев, по общему сознанию, распоряжаться должен кто-нибудь один. Это бывает во всех тех случаях, когда цель действия совершенно ясна и всеми признана и когда при этом нужна особенная стройность действия и энергия. Точно так же
всегда существует в обществах какой-либо слой, которому особенно перед другими  доверяют и которому подчиняются не потому, чтобы находили каждое данное лицо его особливо высоким, а по предположению, что в человеке данного слоя имеются сословные способности к управлению, что лица этого слоя имеют особую для того выработку, о которой народ заключает не из видимых ему качеств данного лица, а исключительно по
принадлежности его к данному слою. Таких социальных зародышей аристократии не мало и в современных обществах. Такова современная интеллигенция, у которой есть уже даже идея мозговой, наследственной выработки. Эти аристократические прослойки сильны и в промышленном мире. В мире политическом всякий кандидат имеет более шансов, если принадлежит к старой политиканской фамилии. Вообще этот элемент аристократии, т. е. слоя каких-то лучших людей, внушающих доверие прежде всего не по личным качествам, а по предполагаемым качествам слоевым, классовым, всегда в разнообразных проявлениях существует в недрах общества. Точно так же нет общества, даже рабского, в котором не было бы в той или иной форме проявлений власти демократической, т. е. власти целой массы народа, не потому, чтобы она была умна или в каком-нибудь отношении лучше других, а потому, что эта масса, сила, большинство.

Все это совершенно особые типы власти, имеющие различный смысл и содержание. Переходить эволюционно один в другой они никак не могут, но сменять друг друга по господству они могут. Каждый из них может выдвинуться в значение власти верховной. Нация всегда их в себе находит, и смотря по обстоятельствам, каждый из них может побудить другие и завоевать себе первое место, не имея, однако, возможности уничтожить
другие принципы власти, которые при этом переходят лишь на служебные проявления государственной жизни. Каждый из них, делаясь верховным, не порождается другим, а заменяет его. Это есть не факт эволюции в государственном отношении, а факт революции. Тут все признаки быстрого переворота, а не развития, например, монархии из демократии или наоборот. Самый переворот может происходить в силу какой-либо эволюции в национальной жизни, но в смысле государственном он все-таки является переворотом.

Факт переворота может здесь маскироваться в глазах наблюдателя тем обстоятельством, что собственно в правительстве, то есть в системе управления, прежний хиреющий принцип верховной власти был уже раньше фактически вытеснен другими противоположными принципами власти.
Но он тут все-таки не превратился в них, а лишь вытеснен ими, ставши слишком слабым для сохранения своей роли.

Итак, смену форм Верховной власти можно рассматривать как результат эволюции национальной жизни, но не как эволюцию власти самой по себе, тем больше что, будучи низвергнут в качестве власти верховной, данный принцип власти все-таки нимало не уничтожается, а только получает подчиненные функции.

Сами по себе основные формы власти ни в каком эволюционном отношении между собой не находятся. Ни один из них не может быть назван ни первым, ни вторым, ни последним фазисом эволюции. Ни один из них с этой точки зрения не может быть считаем ни высшим, ни низшим, ни первичным, ни заключительным. Теоретический анализ в этом отношении вполне подтверждается историческими фактами, которые не обнаруживают
никакой необходимой, постоянной последовательности в смене форм верховной власти.

Монархия, аристократия и демократия в среде одной и той же нации сменяют одна другую в весьма различной последовательности, причем постоянное соотношение усматривается только между формой Верховной власти и известным состоянием духа нации.

Эволюционная теория расположена видеть в национальной жизни ряд необходимых сменяющихся фазисов развития. Может явиться предположение, что и формы Верховной власти связаны с этими фазисами эволюции в жизни нации. Но на почве исторических фактов нельзя установить ничего подобного. Есть ряд наций, которые, пройдя полный цикл развития, даже до окончательной смерти знали только одну форму Верховной власти.
Византия все время свое прожила монархией. Венеция с начала до конца была аристократией. Швейцарские племена только завоеванием подчинялись монархии, но при всякой минуте самостоятельности создавали для себя демократию. Есть народы, у которых государственное развитие начиналось с монархического принципа, но есть как бы прирожденные демократии... Вообще появление тех или иных форм Верховной власти приходится ставить в связь не с фазисами развития нации, а с каким-то особым ее состоянием.

Я полагаю совершенно очевидным, что формы Верховной власти обусловливаются нравственно-психологическими состояниями нации, в какой бы фазис развития ни проявлялось данное психологическое состояние. Оно может порождаться какими-нибудь влияниями социальной или экономической эволюции или вторжением каких-либо внешних исторических условий, какими-либо особенными религиозными влияниями: но откуда бы ни возникало то или иное нравственно-психологическое состояние именно оно, а не что другое приводит нацию к предпочтению в пользу той или иной формы Верховной власти. Это разнообразие условий, при которых может появляться каждая из основных форм Верховной власти, и порождает множество разновидностей, которые, можно сказать, совершенно не расследованы и не классифицированы наукой, но по глазомеру всегда замечаются как факт истории всяким наблюдателем.

Эта нерасследовательность множества разновидностей Верховной власти чрезвычайно мешает понять и существенные отличия самих основных типов, скрывая их перед наблюдателем, подобно тому как в биологии основные типы организмов украшались от наблюдателей до тех пор, пока упорное наблюдение и изучение разновидностей не обнаружило с несомненностью, что есть не одна основная форма, дающая начало всем
разновидностям, а несколько таких основных форм, типов.

Внутренний смысл основных типов власти.

Почему же в качестве Верховной власти выдвигается то монархия, то аристократия, то демократия? Это обусловливается известным психологическим состоянием нации, которому наиближе соответствует тот или иной принцип власти. Политика в деле установки
Верховной власти сливается с национальной психологией. В той или иной форме Верховной власти выражается дух народа, его верования и идеалы, то, что он внутренне сознает как высший принцип, достойный подчинения ему всей национальной жизни. Как наивысший, этот принцип становится неограниченным, самодержавным. Верховная власть, им создаваемая, ограничивается лишь содержанием своего собственного идеала. Здесь проявляется факт, который Блюнчли называет идеократией. Всякая верховная власть идеократична, т. е. находится единственно под властью своего идеала. Она неоспорима, пока совпадает с ним, и становится узурпацией, тиранией, олигархией или охлократией, когда сама выходит из подчинения ему. Пределы, определяющие нравственную законность или незаконность Верховной власти, не подлежат точной формулировке, но всегда чувствуются нацией, то послушно подчиняющейся основной правде, властью выражаемой, то возмущающейся против узурпации. 
Эта нравственная или идеократическая подкладка Верховной власти настолько ощутительна, что многие исследователи политических учреждений старались установить связь между формою Верховной власти и нравственным состоянием нации.

Эта связь, мне кажется, может быть определена вполне точно. В государстве, цель которого есть общее благо, нация стремится создать охрану того, что она считает должным или справедливым. Почему же нация в одних случаях доверяет в этих видах единоличному
монарху, а иногда, напротив, возлагает свои надежды на лучших, традиционно зарекомендованных людей, иногда же просто на численное большинство? В этом проявляется нечто иное, как степень напряженности и ясности идеальных стремлений нации.
В различных формах Верховной власти выражается то, какого рода силе нация по нравственному состоянию своему наиболее доверяет.
Демократия выражает доверие к силе количественной. Аристократия выражает преимущественное доверие к авторитету, проверенному
опытом; это есть доверие к разумности силы. 

Монархия выражает доверие по преимуществу к силе нравственной. Если в обществе не существует достаточно напряженного верования, охватывающего все стороны жизни в подчинении одному идеалу, то связующей силой общества является численная сила, количественная, которая создает возможность подчинения людей власти даже в тех случаях, когда у них нет внутренней готовности к этому. Это первый,элементарный фазис чувства дисциплины. "Куда мир, туда и мы", "мир велик человек", "мы от мира не отметчики"... Все эти формулы демократической дисциплины мы хорошо знаем по своим народным пословицам. Брайс описывает совершенно такое же состояние духа в американской демократии Соединенных Штатов. Если всеобъемлющие идеалы не сознаются достаточно ярко всеми, но при этом все-таки в народе имеется вера в существование разумного закона общественных явлений, то появляется господство аристократии, людей "лучших", способных по своей природе указать эту социальную разумность. Если наконец в нации жив и силен некоторый всеобъемлющий идеал нравственности, всех во всем приводящий к готовности добровольного себе подчинения, то появляется Монархия, ибо при этом для Верховного господства нравственного идеала не требуется действия силы физической (демократической), не требуется искания и истолкования этого идеала (аристократия), а нужно только наилучшее постоянное выражение его, к чему способнее всего отдельная личность как существо нравственно разумное, и эта личность должна лишь быть поставлена в полную независимость от всяких внешних влияний, способных нарушить равновесие ее суждения с чисто идеальной точки зрения. 

"Монархическая государственность".