Русь и Византия. Сопоставление

Давая обзор нашей "Начальной Летописи", Ключевский пишет:
"Начальная летопись представляет сначала прерывистый, но, чем дальше, тем все более последовательный рассказ о первых двух с половиной веках нашей истории, и не только простой рассказ, а освещенный цельным, тщательно проработанным взглядом составителей на начало нашей истории...

Важнее всего идея, которою освещено начало нашей истории – это идея славянского единства, которая в начале XII века требовала тем большего напряжения мысли, что совсем не поддерживалась современной действительностью... Замечательно, что в обществе, где сто с чем-нибудь лет назад еще приносили идолам человеческие жертвы, мысль уже научилась подыматься до связи мировых явлений... Это может служить предметом удивления или недоумения".

Итак, почти тысячу лет назад, в обществе, едва вышедшем из мрака идолопоклонства, мысль уже научилась "подыматься до связи мировых явлений". Мы сейчас сказали бы: мыслить в мировом масштабе. Откуда же вчерашние поклонники Перуна научились сему? Официальный научный ответ: из Византии.

x x x
Ключевский недоумевает: откуда могла взяться "идея славянского единства", если она "совсем не поддерживалась современной действительностью"? Это была идея единства Русской Земли. На Любечском съезде князья клянутся "всею Землею Русской", Даниил Паломник возжигает в Иерусалиме на Гробе Господнем лампаду за "всех христиан Земли Русской". Иначе говоря, у самых истоков русского государственного строительства идея национального единства возникает как-то сразу, как Афина Паллада из головы Зевса: в полном вооружении. Это есть основная идея всей нашей истории. И ее Русь не могла заимствовать из Византии по той простой причине, что такой идеи в Византии не было.

x x x
Византия никогда не была национальным государством. "Русский народ" – это для всех понятно. Но никто, никогда и ничего не слышал о "византийском народе".

Византия была создана на месте старой эллинской колонии, куда была перенесена вся римская администрация. Ее государственным языком был сначала латинский, потом греческий – одинаково чуждые той разноплеменной массе, которая была и осталась под куполом Восточной Империи после разгрома Западной, но которая никогда не слилась в один народ, в одну нацию. И если на Руси и в России характерной чертой всегда было отсутствие национальной розни и борьбы, то византийская история переполнена именно этой борьбой. Греческие, римские, иудейские, персидские, армянские, славянские и прочие течения находились друг с другом в состоянии почти непрерывной войны. Никакой национальной идеи у Византии никогда не было. Сама не имея ее, как она могла снабдить ею новорожденную Русь?

x x x
Есть наука. И есть наукообразность: выуживание цитат и жонглирование терминами. Историческая наукообразность оставляет без всякого научного внимания факт диаметральной противоположности русской и византийской духовных доминант.

Византийцы были классификаторами, бюрократами. Византийство – это преобладание формы над содержанием, юрисдикции над совестью, интриги над моралью. Всё, что было в Византии, было прямой противоположностью тому, что выросло в России: у нас содержание всегда предпочиталось форме, совесть – букве закона, мораль – силе, а сила – интриге. Русский склад мышления всегда ставит человека, человечность, душу выше закона. Не человек для субботы, а суббота для человека. Не человек для выполнения закона, а закон для охранения человека. И когда закон входит в противоречие с человечностью – русское сознание отказывает ему в повиновении. Бесчеловечных законов история знает много; законов, изданных победителями в жизненной борьбе для насыщения их, победителей, аппетитов к жизненному пирогу: закон о крепостном праве, о "продразверстке", о "ликвидации кулака, как класса" и т.д. и т.п. Подобное человеческое законодательство, претящее человеческой совести, отторгается русским сознанием. Диктатура совести для него всегда значимей диктатуры закона. И любой другой диктатуры. На это исключительно русское явление следует обратить самое пристальное внимание. Западная мысль шатается от диктатуры капитализма до диктатуры пролетариата, но до "диктатуры совести" не додумался никто из представителей этой мысли. Как будто наш русский патент на это изобретение охраняется всеми законами мироздания.

Далее: у Византии никогда не было "родной землицы", из-за которой кто бы то ни было, стал лезть, на какой бы то ни было рожон. Не было не только "национальной идеи", но даже "национальной армии" – армия была наемной. У нас, от Олега до Николая II и даже Сталина, была и есть "родная земля", за которую мы лезли на все мыслимые рожoны и ломали все мыслимые рожны.

x x x
Нам говорили: русская Монархия родилась на свет Божий под прямым влиянием Византии. Но была ли в Византии Монархия вообще? Основной юридический признак Монархии – законное наследование государственного Престола. Монархия есть образ правления, при котором Глава государства является наследственным и пожизненным Главой, передающим свои права и функции своему Наследнику в пожизненное владение. Из ста девяти византийских Императоров своей смертью умерли только тридцать пять, остальные семьдесят четыре были убиты. В 74 случаях из 109 Престол переходил не к Наследнику по праву наследства, а к цареубийце по праву захвата. Императоры и династии, как правило, менялись путем насильственного свержения законной власти.

Подобное наблюдалось, впрочем, не только в Византии. Турецкая монархия, существовавшая все-таки более пяти веков, являлась производной величиной непрерывных дворцовых переворотов, братоубийств, сыноубийств и просто убийств. То же имелось в Риме: замещение Престола по праву наследования было там, как и в Византии, исключением. Если Императору удавалось обеспечить своему Наследнику верность римских легионов, он царствовал. Но если какому-то полководцу удавалось перехватить симпатию легионов – законный наследник отправлялся на тот свет. Это было в порядке вещей. В Византии всякий удачливый генерал норовил ворваться в столицу со своими дивизиями, вырезать всю династию и утвердить свою власть. И Византийская Церковь, верная вышеописанной византийской духовной доминанте, религиозно оправдывала такие подвиги. Патриарх Полуевкт, коронуя цареубийцу Цхимицхия, провозгласил с церковной кафедры: Помазание на Царство смывает все грехи, в том числе и грех цареубийства: "победителей не судят". Не судит даже Бог... В русское сознание подобное не укладывается.

x x x
Наукообразные историки тут, конечно, не преминут указать, что дворцовые перевороты с цареубийствами были и в России. Да, было такое. Но было и очень существенное отличие.

Если в Византии цареубийство было нормальным способом замещения Престола, то Киевская Русь знает только одну попытку последовать византийской традиции: это Святополк Окаянный. Что из этого вышло? Русская Церковь его прокляла, все от него отвернулись, он бежал и погиб, оставив в назидание потомству только кличку "Окаянного". Византийские методы оказались нерентабельными.

В Московской Руси цареубийств не было вообще. Они были только в Петербурге – чужом для России городе, где никакой "Руси" не было и где для всяких просвещенных влияний с Запада, дверь была распахнута настежь. Но, поскольку, Петербург был все-таки столицей Российской Империи и не считаться с русской духовной доминантой никак не мог, то даже в Петербургской России не было ни одного случая официального свержения власти. Дворцовые цареубийства скрывались самым тщательным образом и только революция, раскрыв все архивы, поставила все точки над всеми "i". Случаев открытого насильственного захвата власти Россия не знала ни одного, вплоть до большевиков. И даже Ленин-Сталин про казнь Царской семьи предпочитали помалкивать. Совсем скрыть сие было, конечно, невозможно, но сначала объявили только о казни Царя, признаться в убийстве ни к какой политике не причастных, невинных царских детей, "духу не хватило". Это было официально признано большевиками лишь к середине 20-х годов. Но и впоследствии, при напоминании об этой расправе, даже высокопоставленные партийные чины как-то ежились и что-то мямлили про "политическую необходимость", но в глаза не смотрели.

x x x
Совершенно невозможно представить, чтобы Строгановы со своими армиями и со своими деньгами или Суворовы с их чудо-богатырями могли ворваться в Москву или Петербург и там Таинством Помазания на Царство смыть грех цареубийства: ни за Строгановыми, ни за Суворовыми никто не пошел бы. Далеко не случайно восстания Степана Разина и Емельяна Пугачева шли под знаменем, хотя и вымышленных, но все-таки законных претендентов на Престол.