"Россия и папизм": От завещания патриарха Тихона до «Великого перелома

        Новую статью второй части нашего исследования «Россия и папизм» начнём цитатой из «Заключения» книги М. Агурского «Идеология национал-большевизма»: «Происшедшая в 1924 году решающая встреча большевизма и национализма, видевшего в большевизме путь национального возрождения России или же просто рассматривающего его как русскую национальную силу, принесла свои результаты. К концу 1927 года, к XV съезду партии, исподволь сформировались основы национального большевизма как дополнительной идеологии, закрепляющей власть правящего класса.

 Россия отказалась от мировой революции как главной и исключительной цели. Началась борьба с нерусской частью руководства, а высший эшелон еврейской его части был от власти уже отстранён. Партия резко изменила свой состав и в своей русской доминирующей части была компактно крестьянской (по происхождению), а к руководству партией пришла новая группа русских лидеров: Молотов, Ворошилов, Киров, Куйбышев, Угланов и многие другие».

     Обо всём этом, равно как и о роли Церкви в национал-большевистском проекте, поговорим подробно. Итак, мы уже писали, что 7 апреля 1925 года скончался Патриарх Тихон, 14 апреля «Известия» опубликовали его «Завещание». Тогда же состоялась XIV Всесоюзная партконференция, на которой со всей остротой встал вопрос о строительстве социализма в нашей стране.

1. Рубеж 1925 года: «социализм в одной стране» или «национал-мессианизм»?
Пленум ЦК 17-25 мая 1925 года снял Троцкого с поста председателя Реввоенсовета Республики и пригрозил исключением из Политбюро в случае дальнейшей борьбы с ленинизмом. Вопрос этот был отложен до ближайшего съезда партии в декабре 1925 года. Под угрозой вывода из состава ПБ Троцкий подчиняется партийной дисциплине, изъявляя желание поработать в промышленности. Его назначили членом Высшего совета народного хозяйства, где он возглавил Главконцесском и Научно-техническое управление ВСНХ. Тогда Троцкий окончательно встал на путь противодействия Сталину. Сталин ответил взаимностью. И хотя на XIV съезде ВКПб Троцкий был снова избран в Политбюро, но никаких постов не получил.
Вообще же, XIV съезд партии стал некой важной вехой всего советского периода русской истории, поэтому разберём некоторые его главные моменты. Но чуть позже. А пока расскажем о положении дел в Российской Церкви, интригах зарубежья и интересах клана Рокфеллеров в Советской России тех лет.

 Итак, митрополит Крутицкий Пётр (Полянский) согласился приступить к исполнению обязанностей местоблюстителя 14 апреля 1925 года, то есть через два дня после отпевания почившего Патриарха Тихона и последовавшего за этим Совещания 60 архипастырей. Они констатировали, что «за отсутствием митрополитов Кирилла и Агафангела, митрополит Пётр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего Патриарха должен вступить в обязанности патриаршего местоблюстителя».

  Смерть патриарха Тихона оживила среди живоцерковников надежды на удержание своих позиций и объединение с «тихоновской» церковью. Но попытка договориться непосредственно с местоблюстителем ни к чему не привела по той же самой причине, что и при жизни Святейшего Патриарха. «Путь покаяния для обновленческих верхов не был доступен, а всякий другой был путём, противным церкви». Митрополит Пётр в связи с этими попытками, а также в связи с подготовкой Обновленческого собора, обратился с Посланием 25 июля 1925 года. В нём он призывал сохранить канонически законное единство Церкви, отвергая самочиние. Послание подчёркивало те церковные преступления, которые совершили живоцерковники. Раскольники решили устранить митрополита Петра со своего пути.

 «Хорошо было известно, что Местоблюститель, еще при жизни Святейшего, являлся ближайшим сотрудником его а, следовательно, и нес ответственность за политику своего предшественника. В связи с этим и в целях дискредитировать мит. Петра, А. И. Введенский огласил документ, якобы обличающий Патриаршую организацию в политических интригах за рубежом против советской власти. Документ этот, по-видимому, говорил о сношениях с великим князем Кириллом Владимировичем. Не может быть сомнения, что документ был подложным. Однако, за рубежом имело место следующее обстоятельство: мнимый епископ, Николай Соловей, прибывший за границу в качестве легата Обновленческого Синода, выразил свою верность Св. Патриарху заграницей, затем обратился с письмом к названному великому князю; и это обстоятельство послужило в глазах власти подтверждением сношений, о которых говорил на соборе А. Введенский.

Донос достиг своей цели, и мит. Петр был арестован, а для Патриаршей церкви снова наступили более тяжкие времена.

Итак, усилия живоцерковников достигли ближайшей цели, и даже послужили причиной нового откола от церкви, но изменить общего положения в лучшую сторону для обновленцев не могли. Живая церковь, начавшая свое существование политическим доносами, и, в лице своих преемников-обновленцев, стремилась таким же доносом на нового возглавителя Патриаршей организации упрочить свое пошатнувшееся положение.

Патриаршая церковь не была в этот раз застигнута врасплох: мит. Петр успел назначить себе заместителей Заместителями в порядке очереди бывали назначены 6: Сергий, митрополит Нижегородский, экзарх Украины мит. Михаил, и Иосиф, Архиепископ Ростовский. После ареста мит. Петра в управление вступил мит. Сергий, как первый из заместителей, на котором и до сих пор лежит этот не тяжелый, а, прямо, тяжкий крест.
Власть мит. Сергия, таким образом, в порядке преемства является вполне законной, хотя и временной». (Иринарх Стратонов «Русская церковная смута 1921-1931 годов»)

Кончина Патриарха Тихона оказала влияние и на церковную жизнь за рубежом. Среди иерархов «карловчан» эта смерть пробудила также надежды на обособление и присвоение церковной власти. К примеру, архиепископ Китайский Иннокентий внёс «революционное» предложение. «Он предлагает митрополиту Антонию возглавить Русскую церковь в качестве заместителя патриарха, так как по сведению этого Китайского архиерея, патриарх Тихон «совершенно лишён всякой свободы (предложение было сделано ещё до смерти Святейшего) и его именем может каждый злоупотреблять». В Синоде это письмо слушалось в день получения известия о смерти русского первосвятителя. Может быть и случайно, но характерное совпадение. Перечислив все заслуги митрополита Антония и забыв, что он уже с 1923 года находится на покое, Синод предполагает «предоставить председателю Архиерейского синода с правами временного, до созыва Всероссийского Священного Собора, заместителя патриарха представительствовать Всероссийскую Православную Церковь и, насколько позволяют условия и обстоятельства, руководить церковною жизнью и церковью не только вне России, но и в России».

Карловацкие «смутьяны» не хотели признавать Петра, митрополита Крутицкого, законным патриаршим правопреемником до последнего. Только к середине ноября 1925 года Карловацкий синод предписал возносить его имя за богослужением…

Подводя итоги событиям печального 1925 года, нужно отметить, что в этом году два сильнейших удара по Русской Церкви последовали один за другим: смерть патриарха Тихона и арест в конце года митрополита Петра.

Кстати сказать, поднятая Карловацким синодом смута не стала общей для всего зарубежья. В пику «карловчанам» и Высшему монархическому совету митрополит Евлогий сразу же признал митрополита Петра как правопреемника патриарха Тихона, издав распоряжение о его поминовении в подведомственных церквах. Обратившись с посланием к своей пастве, митрополит Евлогий писал: «Мы же до конца останемся верными нашей истинной православной Русской церкви, возглавлявшейся Св. Патриархом Тихоном, а ныне возглавляемой его законным правопреемником Высокопреосвященным митрополитом Петром, памятуя завет Господа: буди мне верен до смерти и дам тебе венец жизни».

Временно управляющим православными русскими приходами в Западной Европе митрополитом Евлогием был создан Парижский Богословский институт имени преподобного Сергия Радонежского. В этот институт, ставший очагом экуменизма, митрополит Евлогий пригласил преподавателей из разных стран рассеяния. Из Чехословакии прибыли о. Сергий Булгаков и Г. Флоровский, из Сербии – епископ Вениамин (Федченков) и С. Безобразов. Историю западных исповедников читал Г.П. Федотов, литургику и богословие – В. Ильин. Ведущим преподавателем по праву считался А.В. Карташёв. «Синодалы» из Москвы предостерегали Евлогия от слишком активного сотрудничества с инославными, а правые круги эмиграции обвиняли его в том, что Богословский институт в Париже основан и существует на масонские деньги. «Поводом послужил тот факт, что часть средств (100 тысяч франков) на покупку земли на рю де Кримэ была получена в виде бессрочной и беспроцентной ссуды от барона М.А. Гинзбурга; а в первый год своего существования институт получил субсидию Всемирного Христианского комитета христианского союза молодых людей (YMCA)».

****
«Среди эмигрантов 20-х годов,- писал в своей книге «Чёрная сотня» Уолтер Лакёр, - росло убеждение, что интернационализм – переходный этап и большевики, хотят они того или нет (согласно гегелевской «разумной действительности»), с течением времени станут хорошими русскими патриотами»…

В том же 1925 году чекисты положили конец карьере «аса среди шпионов», считавшегося в Англии «вторым Лоуренсом», уроженца Одессы Сиднея Рейли (Соломона Роземблюма). После 1918 года этот международный авантюрист стал доверенным лицом Уинстона Черчилля, советником по русским вопросам английской делегации на Версальской мирной конференции. С тех пор и вплоть до конца 1925 года, перейдя из военной разведки в Сикрет интеллидженс сервис, Сидней Рейли ни на день не прекращал своей подрывной деятельности против Советской страны. После провала своего подручного Бориса Савинкова и его признательных показаний ОГПУ, Сидней Рейли был вынужден покинуть Англию и перебраться в Америку. Вскоре после приезда в США Рейли стал работать в тесном сотрудничестве с агентами фордовской антисоветской организации (начало 1925 года).

Его стараниями была налажена связь между антидемократическим движением в Соединённых Штатах и филиалами «Международной Антибольшевистской лиги» в Европе пи Азии. «Таким образом, уже весной 1925 года был заложен фундамент для международной фашистской пропаганды и централизованного шпионажа под ширмой антибольшевизма». (М. Сайерс, А. Кан «Загадка 37 года») Миссис Рейли писала, что «Сидней справедливо утверждал, что контрреволюция должна начаться в самой России. А вся его работа извне вызовет не больше чем пассивное недоброжелательство иностранцев к советской власти».

6 августа 1925 года Сидней с женой выехал из Нью-Йорка в Париж. Там Рейли поспешил войти в контакт с некими Шульцами. «Они обрисовали ему внутреннее положение России. После смерти Ленина оппозиционное движение, связанное с Троцким, соорганизовалось в обширный подпольный аппарат, который подготовляет свержение сталинского режима» («Загадка 37 года»). Рейли сразу же понял, какое важное значение имеет эта новая ситуация. Он пожелал возможно скорее вступить в личное общение с главарями антисталинской группы в России. 25 сентября того же года Сидней Рейли вместе с деятелями «контрреволюционной организации» - на самом деле сотрудниками ОГПУ – перешёл финскую границу. 27 сентября чекисты арестовали Рейли в Москве. А 29-го, чтобы скрыть факт поимки шпиона, инсценировали перестрелку на финской границе, в которой Рейли был якобы убит. А между тем он давал ценную информацию следователям спецслужбы страны Советов. Как писал знаменитый английский разведчик Брюс Локкарт, Рейли был движущей силой, и его влияние испытывали все антисоветчики, которые вели конспиративные переговоры за закрытыми дверями в Париже, Праге, Варшаве и Лондоне.

Приговор Верховного революционного трибунала в отношении Сиднея Рейли ещё от 3 декабря 1918 года наконец-то был приведён в исполнение 3 ноября 1925 года.

Противостоящий глобальному космополитическому Проекту Ротшильдов клан Рокфеллеров в России имел свои интересы. Чтобы понять какие, воспользуемся исследованием Николаса Хаггера «Синдикат».

«Интересы Рокфеллеров распространялись не только на Германию, но и на Россию. Русскую революцию можно, по крайней мере частично, рассматривать как войну между Ротшильдовской Royal Duth Cо и Рокфеллеровской Standart Oil за контроль над бакинскими нефтепромыслами. (…) Всем было известно, что Рокфеллеры (которые при царе никак не могли проникнуть в Баку) были «о-о-о-очень рады» (заголовок карикатуры) активизации революционной деятельности в России.

В 1920 году рокфеллеровская Standard Oil приобрела у большевиков половину бакинских нефтепромыслов, принадлежавших компании Nobel Oil Co. Когда в 1921 году Ленин провозгласил НЭП, в Россию, чья экономика находилась в полном хаосе, вернулись капиталисты. Самое активное участие в этом процессе приняли Рокфеллеры. Принадлежавший им Chase Manhattan National Bank (позже просто Chase Manhattan) в 1922 году организовал американо-российскую торговую палату, где интересы Рокфеллеров представляли Фрэнк Вандерлип и Гарриманы. В 1925 году Chase National согласился финансировать экспорт советского сырья в Соединенные Штаты и импорт хлопка и станков в Советский Союз.

В 1924 году Ленин умер, и в России произошла четвертая революция. Сталин успешно одолел своих соперников. В 1925 году Рокфеллеры получили половину русской нефти, в том числе и бакинские нефтепромыслы (ранее принадлежавшие Ротшильдам). В обмен Рокфеллеры согласились финансировать сталинские пятилетки. Первая пятилетка была профинансирована в 1926 году через принадлежавшую Шиффу компанию Kuhn, Loeb & Со. Теперь эта компания действовала в интересах Рокфеллеров, а не своих создателей - Ротшильдов. В марте 1926 года принадлежавшая Рокфеллерам компания Standard Oil of New York и ее дочерняя фирма Vacuum Oil Co. предоставили большевикам заем в 75 млн долларов, купив у советского правительства 800 000 тонн сырой нефти и 100 000 тонн керосина, а затем перепродав советскую нефть в Европе. В 1927 году Standard Oil of New York построила в России нефтеперерабатывающий завод, с помощью которого большевикам удалось восстановить свою экономику. В 1928 году банк Chase National продавал в США облигации большевиков, что помогло собрать деньги на поддержание сталинского режима» (Н. Хаггер «Синдикат»).

****
Рубежом, преодоление которого окончательно превратило Иосифа Виссарионовича Сталина в открытого и непримиримого врага не только Троцкого, Зиновьева, Каменева и прочих «ликвидаторов», но также их «кукловодов» - инспираторов мировой революции, стал состоявшийся в декабре 1925 года XIV съезд коммунистической партии.

На тот момент Сталину СССР виделся «громадным утёсом», который стоит окружённый «океаном буржуазных государств». «Волны за волнами катятся на неё, грозя затопить и размыть. А утёс всё держится непоколебимо». Исходя из необходимости укрепления этого советского «утёса», Сталин и выдвинул задачу «построения социализма в одной отдельно взятой стране». Построение социализма он связывал с хозяйственным развитием страны, которое позволило бы отстоять ей независимость. Особое значение генсек придавал росту тяжёлой промышленности. Против этого тезиса выступили Троцкий, Зиновьев, Каменев и их сторонники. Они полагали, что Советский Союз должен сыграть роль всего лишь «стартовой площадки для мировой революции».

9 мая 1925 года на 14 партконференции, взявшей курс на построение социализма в СССР, Сталин заявил: «сейчас у нас имеется около 4 млн. индустриального пролетариата. Этого, конечно, мало, но это всё же кое-что для того, чтобы строить социализм и построить оборону нашей страны на страх врагам пролетариата. Но мы не можем остановиться на этом. Нам нужно миллионов 15-20 индустриальных пролетариев, электрификация…»

О значении этого основополагающего тезиса Иосифа Виссарионовича в книге «Гитлер и Сталин» Алан Буллок написал следующее: «Недостаток веры в силу и возможности нашей революции, недостаток веры в силы и возможности русского пролетариата – вот что лежит в основе теории «перманентной революции». Этому недостатку веры Сталин противопоставил собственную уверенность в «возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране», в частности в России. Фактически это положение было самым самостоятельным и самым весомым вкладом Сталина в дискуссию о будущем Советского Союза».

Позднее, в 1928-1929 годах, вышвырнутый со всех постов, находящийся в ссылке в Алма-Ате Бронштейн-Троцкий в работе «Что же такое Перманентная революция» раскритиковал эту «ересь» Сталина: «Завершение социалистической революции в национальных рамках немыслимо. (…) Социалистическая революция начинается на национальной арене, развивается на интернациональной и завершается на мировой». И далее: «Теория социализма в отдельной стране, поднявшаяся на дрожжах реакции против Октября, есть единственная теория, последовательно и до конца противостоящая теории перманентной революции. (…) Разрыв с интернациональной позицией всегда и неизбежно ведёт к национальному мессианизму, то есть к признанию за собственной страной преимуществ и качеств, позволяющих ей будто бы выполнить ту роль, до которой не могут подняться другие страны». «Несостоявшийся мессия» бесновался не зря, потому что, как верно подметил Уолтер Лакёр в книге «Чёрная сотня»: «Как только Сталин провозгласил идею построения социализма в одной стране, возрождение патриотизма стало неизбежным. Правда, теперь он назывался "советским патриотизмом», но практически это вело к реставрации русских традиций и ценностей».

(Небольшая ремарка по Сталину, коль уж мы обратились к Лакёру: «Русские националисты всегда заявляли, что прежний, коммунистический, строй был режимом «национального нигилизма», а это несправедливо по отношению к Сталину, чей антикосмополитический пыл до сих пор остаётся непревзойдённым».)

И ещё один вывод того же автора: «С тех пор как Сталин по необходимости выбрал путь «построения социализма в одной стране», Советский Союз становился всё более национал-социалистическим. Коммунисты на словах вдохновенно призывали к интернационализму, но Россия, как отмечали многие наблюдатели, становилась такой же националистической, какой она была при царях»…

Летом 1925 года Зиновьев перешёл в наступление, приняв участие в дискуссии по экономической политике. В октябре того же года на заседании ЦК партии, помимо Зиновьева и Каменева, в оппозиции Сталину оказался и министр финансов Сокольников. Буквально перед самым началом XIV съезда Сталин, чтобы избежать открытого конфликта, предложил «новой оппозиции» компромисс. Зиновьев отказался от этого предложения, расценив его как капитуляцию вождя. Тем самым ответственность за раскол партии падала на Зиновьева. Кстати, когда на этом съезде Каменев бросил в лицо Сталина обвинение в попытке установить единовластие, тот ответил мягко: «Руководство партией иначе, чем коллективно – невозможно. Теперь, когда Ильича нет с нами, об этом глупо даже мечтать. Глупо говорить об этом».

«Решив укрепить свои позиции еще до съезда, Зиновьев и Каменев провели на квартире старого большевика Петровского неформальное совещание, на котором выдвинули предложение заменить Сталина Дзержинским. Однако присутствовавший при этом Орджоникидзе выступил столь эмоционально, что сговор не состоялся.

XIV съезд ВКП(б) проходил с 18 по 31 декабря 1925 года. В день его открытия политический отчет Центрального комитета Сталин начал с анализа внешнего положения страны. Но главное внимание он уделил сути генеральной линии партии. Эта линия, подчеркнул докладчик, исходит «из того, что мы должны приложить все силы к тому, чтобы сделать нашу страну страной самостоятельной, независимой, базирующейся на внутреннем рынке...» .

Вместе с тем он не скрыл действительно серьезных, принципиальных разногласий с оппозицией. Его основной тезис не допускал кривотолков. Он провозгласил: «Превратить нашу страну из аграрной в индустриальную, способную производить своими силами необходимое оборудование, — вот в чем суть, основа нашей генеральной линии...»

Такой «генеральной линии» Сталин противопоставил линию оппозиции. Он говорил: «Она исходит из того, что наша страна должна остаться еще долго аграрной, должна вывозить сельскохозяйственные продукты и привозить оборудование...»

Сравнивая две различные позиции, он дальновидно подчеркнул: «Эта линия ведет к тому, что наша страна никогда, или почти никогда, не могла бы по-настоящему индустриализироваться, наша страна из экономически самостоятельной единицы, опирающейся на внутренний рынок, должна была бы объективно превратиться в придаток общей капиталистической системы».

Казалось бы, что можно противопоставить рациональному взгляду Сталина на перспективы развития государства? Но, введенные в экзальтацию своими сторонниками еще накануне съезда, лидеры оппозиции бросились в бой очертя голову. Однако содоклад Зиновьева прозвучал путано. Его выступление, состоящее из набора цитат, не содержало положительной программы. Суть арсенала обличений сводилась к тому, что Зиновьев «обвинял» руководство в потворстве кулакам, проведении политики государственного капитализма, а не социализма. Оратор говорил об отходе от ленинского интернационализма в сторону «сталинской ереси» о возможности построения социализма в отдельно взятой стране.

Полная мелких обвинений, замысловатых фразеологических оборотов, речь Зиновьева свидетельствовала о его личных интересах, подогреваемых честолюбием. Мелкие стрелы, которые он метал в Генерального секретаря, не достигали цели». («Сталинский 37-й»)

Предоставим слово историку Владимиру Карпову: «Не получив поддержки своим нападкам на Сталина, глава делегации ленинградских коммунистов Зиновьев вместе с Каменевым предложил перенести работу съезда в Ленинград. Эту уловку делегаты раскусили. Съезд осудил раскольничью деятельность фракционеров. В ответ на это Зиновьев увел из зала ленинградскую делегацию. Вернувшись в Ленинград и дезинформировав многих местных товарищей, они добились принятия губкомом неслыханного, не имевшего прецедента решения - запретить обсуждение в парторганизациях материалов XIV съезда. Оппозиция препятствовала распространению в Ленинграде газеты "Правда". Ее идейным рупором стала газета "Ленинградская правда". 25 декабря она в своей передовой призвала к неподчинению решениям съезда.

В ответ съезд 28 декабря принял "Обращение ко всем членам Ленинградской партийной организации", в котором дал принципиальную оценку провокационной деятельности оппозиции.

При тайном голосовании по выборам нового состава ЦК партии против Каменева, Троцкого и Зиновьева голосовала одна треть делегатов съезда. "Похоже, что голосование на съезде партии пошло по национальному признаку", - заявил Зиновьев (Радомышельский).

Сталин опять был избран Генеральным секретарем, впервые в жизни сел в кресло председателя и открыл заседание высшего органа партийной власти. (До этого заседания Политбюро вел Каменев, председатель Совнаркома, по традиции, установившейся со времен Ленина).
Сталин зря времени не терял. Через две недели после съезда, 18 января 1926 года, власть в Ленинграде перешла от Зиновьева к другу и единомышленнику Сталина Сергею Мироновичу Кирову. Зиновьев был освобожден от всех должностей. Вскоре в Москве от всех должностей был освобожден и Каменев» (В. Карпов «Генералиссимус).

Хотя победа, одержанная Сталиным к концу 1925 года, была близка к полной, но 1926-1927 годы ознаменовались возобновлением открытых действий оппозиции против его лидерства…

Ещё раз о «еретическом», с точки зрения марксизма, тезисе Иосифа Виссарионовича: «Но при всей сомнительности истоков этого тезиса, он имел большое будущее, отвергая общепринятую точку зрения о зависимости построения социализма в России от социалистических революций в других странах, и объявлял победу революции в России, как часто хвастливо утверждал Сталин, «началом и предпосылкой мировой революции». Это заявление пришлось по душе русским националистам, которые решительно выдвинули Россию на первый план и всех несогласных и сомневающихся обвинили в малодушии, в неверии в русский народ, в его способность и решимость завершить начатое». (Алан Буллок «Гитлер и Сталин»)